Кот - Сергей Буртяк

Выйдя из машины, Оловянников прошел вслед за мельниковскими людьми к небольшому причалу. То, что он увидел, ошеломило его. У причала стояла фантастической красоты моторная яхта экстра-класса с тонированным ветровым стеклом рулевой рубки, лазерным ориентатором, спасательным катером-батискафом, вертолетной площадкой на корме, изящными якорями, а главное — с подвижными солнечными батареями, которые, как крылья насекомых, двигались, улавливая даже малейший намек на солнечный свет. Но самое поразительное не это — на борту яхты крупными буквами было выведено слово «Эльза»…

…Оловянников думал, что больше всего на свете любит парусные яхты, что яхты моторные (в том числе и на солнечных батареях) — удел лентяев и снобов. В тот момент, когда он увидел белоснежное чудо кораблестроения, эту чистейшего снега стрелу, устремленную куда-то в сказочные края, он перестал быть яхтсменом, ему захотелось стать лентяем и снобом.

Впрочем, как человек военный и волевой он быстро сделал себе душевный аборт, беспощадно вытравил зревший плод искушения и ступил сперва на трап, а затем и на палубу. Через полминуты Оловянников был уже в носовой части яхты.

— А вы ловко ориентируетесь на своей будущей шхуне, дорогой Сильвер, насмешливо встретил его Мельников, который выглядел несколько глуповато в темно-синем, под горло, мундире с золотыми погонами и пуговицами, в белых брюках и белой мягкой фуражке с кокардой в виде отлично откормленного кота неопределенной породы. Наряд дополняли белые обтягивающие перчатки и кортик с костяной рукоятью, который без видимых приспособлений держался на правом боку капитана, чуть ниже, чем положено нормальному кортику.

— К чему этот маскарад, господин Мельников? — презрительно скривился гость, пропуская мимо ушей искусительные слова и интонацию капитана. — Шхуна хороша, нет слов. Но не думаете ли вы, что так легко купить Оловянникова? У меня нет и не было такой яхты, поэтому — если и не будет — я ничего не теряю. Подумайте об этом. И впредь называйте меня полковником.

— Как скажете, генерал! — бодро отозвался Егор и, сняв с головы фуражку, ловким жестом швырнул ее за борт. — Не хотите ли выпить?

— Виски.

— И, разумеется, никакой содовой.

— Разумеется. И никакого яда.

— Полноте! Вы мой гость! — картинно обиделся капитан. — Присядем? В ногах правды нет.

— Так кажется, когда их две. Кстати, правды нет и выше.

— Да вы философ-сатирик, батенька.

— Я вам не батенька, молодой человек. И нельзя ли поближе к делам?

Они сели в плетеные кресла у невысокого стеклянного столика; прямо перед ними за голубоватым зеркалом вод простиралась кудрявая зелень бора и белые высотные дома — торчащие из травы грибы-дождевики; чуть в стороне алели паруса старого жилого комплекса, похожего на дворцы из сновидений Лавкрафта или Муркока. Оловянникову показалось, что вот-вот из-за извива реки появится эбеновая галера под багровым парусом, с молчаливыми бледными гребцами в лиловых плащах и направится мимо мраморных ротонд набережной и причудливых поднебесных домов прямо к нему.

Воздух был ароматен и чист, пахло сиренью и медом, пели пичужки, вдалеке смеялись дети и играла совсем летняя, просторная музыка.

— Охотно, полковник, охотно. К делам так к делам. Итак, вы заинтересовались моими экзерсисами и напустили на меня пацана. Я его угробил. Надеюсь, не навсегда. Потом я немного расстроился и решил расстроить вас. А еще потом, уже позже, я вдруг подумал: а не стоит ли нам подружиться с полковником? И вот вы здесь.

— Банальный заход, юноша. Так пытались действовать многие.

— Но не многие знали то, что знаю я.

— И что же вы знаете?

— Одну сказку.

— Только одну? Видимо, у вас было несчастное детство.

— Зато у меня счастливая юность, а с помощью знания этой сказки будет еще волшебная зрелость и завидная старость. Впрочем, как и у вас.

— Моя старость — это мое личное дело.

— Бесспорно. Но это зависит также от того, сколько человек, кроме меня, получит возможность насладиться сказкой, о которой я упомянул. И кто именно ей насладится. Тогда ваша старость, а возможно, и кончина уже не будут вопросом исключительно вашего личного дела и вряд ли все пройдет гладко.

— Послушайте, как вам не надоело играть в эти бирюльки? Я-то думал, вы меня покупать будете, а вы затеяли меня шантажировать. Что ж, любопытно будет послушать.

— Чтовы-чтовы, полковник. Я только хочу рассказать вам сказку, а уж вы сами решайте, как назвать мой порыв в вашу сторону: шантажем или искренним участием. Вы готовы послушать?

— Да я уж вам сказал.

— И отлично. Итак. Жил-был один солдатик в большом славном городе. Немало испытаний выпало на его долю. Воевал он вдали от дома, ранило его серьезно, и отправился бедолага в отставку. Не то чтобы его сунули в картонную коробку и обложили ватой, нет. Ему дали возможность шагать по коридорам и лестницам вверх, ласково называли долговязым Джоном и несколько фамильярно похлопывали по обрубку ноги. Солдат же был счастлив и благополучен. К тому же он был весьма честный солдат. Постепенно от него стало многое зависеть, но он этим не пользовался, не позволял себе брать вознаграждение с подопечных, а потому имел право никому не давать послаблений. Он следил за неукоснительным соблюдением закона об информационной безопасности. Казалось бы, солдат этот — свят. А святость, как известно, мешает темной части нашего мира. И подвергся солдатик серьезному искушению. Он полюбил балерину — маленькую, тонкую балерину из сказки. И она полюбила его, сурового и неэталонного.

Но жил в том городе злобный тролль, сущий дьявол. Он тоже влюбился в балерину, темной, неправедной страстью, и однажды предложил ей свое недостаточно доброе сердце и нечистую руку.

Однако крохотуля ему отказала. Тролль пришел в бешенство и решил при случае отомстить, а пока занимался своими черными делами. Солдатик наш, не зная о страсти тролля, всерьез помешал его мерзким делам, неся свою честную службу.

Очень расстроился тролль, разозлился. Особенно когда узнал о любви солдата и балерины. Понял злодей, что пришло время мстить и поджег дом солдата, когда храбрый воин спал после службы. Но балерина неожиданно вернулась из далекого путешествия и спасла своего возлюбленного, а сама, поскольку была крайне хрупкой, сгинула в пламени.

Долго горевал наш солдат, а потом узнал, кто виноват, и сердце его загорелось местью. Он тщательно подготовился, все рассчитал и убил злобного тролля. Насмерть.

Все подумали, что тролль помер от собственного злого сердца, и никто не заподозрил солдата.

Тот погоревал и успокоился. Почти. Завел другую жену. Потом, правда, развелся — все она казалась недостойной памяти его балерины.

Солдат тот живет и поныне в большом славном городе, дослужился до полковника, мечтает о генеральских погонах перед уходом в отставку. Но для этого ему нужно совершить что-нибудь выдающееся. Желательно — героическое. Однажды он подумал, что такой шанс у него появился. И это действительно было бы так, если бы не одно досадное обстоятельство. Сейчас слушайте внимательно — это крайне существенно.

Одно время тролль обстряпывал кое-какие дела с одним людоедом. Людоед троллю не доверял и тайно расставил в его логове волшебные кристаллы, которые запоминали все, что происходило в пещерах злодея. На одном из таких кристаллов сохранилась чудная картина, где солдат тщательно готовит свое гневное и для него бесспорно справедливое преступление.

И теперь всякий желающий, который имеет волшебное блюдечко с чудесным яблочком, может просмотреть, как все происходило. Как обернулся солдатик пчелкой, притаился в логове тролля, а когда тот уснул от подсыпанного в кубок зелья, легонько ужалил его и улетел.

Если полковник желает, он может насладиться этим незабываемым зрелищем, поскольку здесь, на судне, имеется волшебное блюдечко с яблочком. Как кристалл сохранился и солдатик о нем не узнал? Думается, людоед понял мотивы солдата и решил его не сдавать. А то по законам того королевства солдату пришлось бы несладко.

Пользоваться картиной из кристалла людоед не хотел — что с воина взять. А вот придержать это дело на всякий случай… мало ли… вдруг солдат решит пойти на людоеда войной, тогда можно и воспользоваться случайным приобретением. Не желаете ли сами взглянуть, мой полковник?

— Это скучная сказка. И лживая. Вам далеко до Ганса Андерсена.

— А это не я сочинил. Я скромный рассказчик. Причем, повторяю, я могу не только рассказывать, но и показывать эту пленочку из архива мсье Карабана. И не только вам. О презумпции невиновности и сроке давности можете и не думать. Вы прекрасно понимаете, что вам это не светит. Ну так как? Поковыляли смотреть?

— Ах ты… ссссукин сын!!..

Оловянников попытался подняться, но не смог сделать это ловко, протез под ним подвернулся, и полковник упал на палубу, раскинув руки в стороны, у него даже не сработал инстинкт защиты лица.