В плену его желаний - Алина Иосифовна Попова

который выражал так много, но я ничего не могла понять.

— Для меня нет.

Он поднял руку и нежно прикоснулся к моей щеке, поглаживая кожу. Я сверкнула на него глазами и уставилась в расплавленные глубины его глаз.

Уголки его рта изогнулись, снова появилась эта его мошенническая улыбка, пока он наблюдал за мной через полуприкрытые глаза.

Я начала двигать бедрами медленно и чувственно, он положил свою руку на моё бедро.

Его глаза не отрывались от моих. Я слышала его прерывистое дыхание, когда мои губы остановились на волосок от его рта. Скользнув языком, я лизнула его полную верхнюю губу, медленно, горячо. Я опустилась, сократив последний оставшийся дюйм между нами, и потерлась об него.

Его поцелуй был проницательным. Его губы нашли мои, сперва касаясь нежно, а потом требовательно. Наши губы столкнулись, словно две вышедшие из-под контроля машины при лобовом столкновении.

В одно мгновение я возвышалась над ним, а в следующее оказалась под ним, пока Филипп поглощал мой рот жадно, сильно, жестко.

Он вжимался своей длиной в мою сердцевину, пока я не почувствовала, как внутри меня нарастает буря. Я хотела его, желала в этот момент так, как никогда.

Я снова и снова выкрикивала его имя, пока шторм нарастал внутри меня. Я решила, что могу разлететься на миллион кусочков, но, издав низкий и грубый рык, Филипп слез с меня и выпрямился, отшатнувшись. Ни сказав ни слова, он вышел из своей комнаты.

От досады я стукнула подушку, откуда у него столько сдержанности, самоконтроля, невозмутимый, другой давно бы воспользовался, добыча сама попалась на крючок.

Я оказалась в другой весовой категории, бросилась в омут с головой, не научившись сперва плавать.

* * *

Свадьба была идеальной.

На улице. Полевые цветы. Солнечный свет. Друзья. Семья. Хорошая еда. Отличная музыка. Всё, о чем мечтала.

В этот день я наконец познакомилась с Стасом. У него был шрам у горла, который превратил его в магнит для цыпочек. Только вот смотрел он на меня враждебно. Я знала, что ему не нравлюсь, но я завоюю его доверие.

Лив выбрала для меня облегающее белое платье с каким-то корсетом из бисера сверху и длинной многослойной юбкой из того материала, который ей так нравился. В волосах была диадема из цветов. Девушка очень переживала за моё самочувствие, ведь в тот день именно меня отравили, как она говорила: Если бы я не повела тебя в тот салон, все было бы хорошо.

Филипп был в чёрном костюме как и всегда, я задавалась вопросом, было ли у него в гардеробе другие вещи, но я принимала его таким, какой он был.

И прямо сейчас он был человеком на задании.

Не успела опомниться как стала женой Филиппа, все произошло так быстро. Церемония прошла безупречно, никто не появился с пистолетом в руках. Думаю зря мы все это устроили.

Филипп стоял рядом со мной, но от него исходило неуловимое напряжение.

И тут я заметила девушку, точнее ее улыбку, её оскал.

Этот мир тяжелый и неустойчивый. И тут, вот оно. Взрыв отбросил меня на шаг назад, и земля задрожала. С проклятием Филипп толкнул меня за спину.

А затем в воздухе раздался еще более близкий взрыв, едва не сбивший меня с ног. У меня зазвенело в ушах, и я дотронулась до уха, поморщившись, когда стекала кровь. Сбитая с толку, я моргнула сквозь густой дым.

Мир вращался и горел.

Дым рассеялся ровно настолько, чтобы увидеть ту девушку и серебряный блеск пистолета, направленного на Филиппа.

Сердце приняло решение за меня. Я оттолкнула его от себя как раз в тот момент, когда раздался выстрел.

Потом все стихло.

Дым рассеялся.

Этот мир не вращался.

Было холодно, тихо и очень темно.

Глава 37

Фил

Мой желудок пронзила острая боль, моя жена, моя любовь, которая была застрелена, боролась за свою жизнь.

Испытывая головокружение и охватившую тело агонию, я отдался во власть оцепенения. Все вокруг померкло, звуки и образы исказились, в то время как реальность и окружающий мир обернулись чернотой.

Мне ещё никогда не доводилось чувствовать себя таким разбитым, отчаявшимся и потерявшим над собой контроль. Я походил на дикое животное, терял рассудок. Волосы были растрепаны, а рубашка — запачкана кровью. Кровью моей жены… кровью, которая пролилась более суток назад.

— Это я во всем виноват.

Я не боялся смерти, не боялся тюрьмы и вечных мук, но не мог даже вообразить, каково было бы потерять Полину. Я поклялся чтить ее, боготворить ее, защищать ее…

Я не смог сдержать собственную клятву — не смог защитить её.

Когда она очнется — если она очнется — ее мир изменится навсегда. Она стала частью этого мира, я понимал, что оставшуюся часть жизни моей жене придется постигать суть царящего вокруг хаоса.

Я начал ощущал нараставшую внутри ненависть — жгучую как раскаленная лава. Чем дольше я стоял в дверях реанимации, выжидал когда кто нибудь выйдет, тем злее становился. Моими мыслями завладела жажда отмщения, и не только потому, что того требовала организация — око за око — но и в силу того, что этого жаждало моё измученное сердце.

Наконец мои молитвы были услышаны, раздвижные двери открылись и вышел доктор. Он устало протёр глаза, вид его был такой же как мой.

— Даже не думай…

— Девушка пережила клиническую смерть. Человеческое тело способно вынести многое, но наш мозг достаточно уязвим. Если клиническая смерть длится более трех минут, то у человека в случае благоприятного исхода остается крайне мало шансов на полное выздоровление.

Я ощутил странное чувство, походившее на тоску и отчаяние, смешанные со страхом. Постарался напомнить себе о том, что страх держит нас в тонусе, однако в тот момент он совершенно не казался полезным — напротив, мне показалось, что крепкие стены, выстроенные для того, чтобы оградить их от опасности, были готовы рухнуть в любой момент.

— Как долго она длилась у Полины?

— Четыре минуты. Я не настаиваю на том, что она не сможет выздороветь, — продолжил доктор, — Я говорю лишь о том, что пока что слишком рано делать выводы. На данном этапе мы не сможем сказать, с какими последствиями Полина может столкнуться в будущем.

— То есть повреждения мозга?

— Да, но дело не только в этом, — ответил доктор, — Девушка потеряла ребёнка, и возможно в будущем, не сможет родить.

* * *

Я заперся в уборной, во мне бушевали различными эмоциии.

Ужас. Шок. Любовь. Скорбь. Признательность.