Разбойничьи Острова - Яна Вальд

игры:

— Мы проведем его, чтобы обмануть духов. Но мы-то с тобой знаем, что ты всегда будешь моей девочкой.

Объяснение вроде бы помогло. Дэльфа спокойно отнеслась к разлуке с матерью и уж вовсе пришла в восторг, когда ее опоясали Акульим кинжалом. Дельфине расставание далось куда труднее.

Тот рейд… Под руководством седовласого Милитара к Лусинии шли корабли-близнецы, в один год спущенные на воду — “Шторм” и “Ураган”. И на борту “Урагана” упрямый жребий вновь столкнул Теора и Наэва, словно к чему-то подстрекая. Аквину досталось командовать “Змеей” и еще одним судном, носившим пышное название “Слава Инве”. Дельфина робко попросила вопреки жребию позволить ей идти в плавание на одном корабле с назваными братьями. Верила, что ее присутствие смягчит вражду. Ей не позволили: жребий — воля богов. Что будет с Островами, если каждый станет делать, что хочет? Ее негодование понимал разве что Ирис, мечтавший ни на шаг от Теора не отходить, но, как и Дельфина, прикованный жребием к другому кораблю.

— Я расскажу тебе, — пообещала она Дэльфе, прощаясь, — о том, как мы взломаем ворота, как регинские жрецы сдадутся. Золотые чаши в их святилище сияют, словно убор Дэи, а самоцветы размером с твой кулачок. Мы возьмем, что пожелаем, и я скажу регинцам: “Это все для моей доченьки”. Помнишь, что тетушка Унда рассказывала тебе про храм? Там есть колокола, и они умеют петь как птицы. Я прикажу жрецам звонить так громко, что звон перелетит Море. И я скажу им: “Колокола поют для моей доченьки”.

Дважды Дельфине довелось побывать возле Святой Анны. Дважды она не услышала ее колоколов.

Лусиния. Берег. Пепел. Не островитянами выжженная земля и храм, разрушенный до основания.

— Конечно, Монланд! Его проклятые наемники! — сказал Аквин, указав в сторону соседней затерянной в горах сеньории, не хуже Островов прославленной разбоем. — И здесь сожгли все к Маре!

Аквин и остальные раздумывали, не догнать ли отряд, что ушел с добычей. Дельфину это не касалось — они решат, а она выполнит, что прикажут. Приказали на развалинах собрать все, сколько-нибудь ценное — вот она и собирает. Недоуменно смотрит на осколки витражей, разбитые статуи, обгоревшие клочки пергаментов. Дельфина не умела читать, но буквы всегда ее завораживали. Великий труд был потрачен на то, чтобы пригвоздить слова к страницам, — наверняка они очень важны. Вокруг только мертвые — защитники святилища и нападавшие, монахи, крестьяне, наемники лежат вместе, перед ликом Мары мало отличаются друг от друга. Выжившие разбежались или ушли с победой.

Дельфине попался труп, словно более мертвый, чем прочие — с выколотыми глаза. За свои неполные двадцать лет она много всего повидала, она не вскрикнула и не отшатнулась. Но молодая женщина не хотела бы дожить до дня, когда спокойно пройдет мимо такого. Все лицо в крови, видно, истязали еще живого. И, даже не добили, а бросили умирать. Такое Дельфина понимать отказывалась.

Помнится, однажды она сказала, что не станет убивать беспомощных пленников. Медуза посмеялась ее наивности и была права. Десять дней назад свершилось Посвящение Ириса. Своего противника он легко одолел, а после Дельфине старшая Жрица Хона приказала исполнить Обряд до конца. И она согласилась, не споря. Пленник — жертва Маре. Страшно подумать, что будет с Ирисом, если не задобрить Госпожу Смерть. Дельфине казалось лицемерием оставлять эту тяжелую обязанность другим Жрицам. Если человек обречен, какое ему дело до совести полача? Ее совесть принадлежит Общине и все выдержит. Молодой регинец был серьезно ранен, в смерть шагнул из забытья. Быть может, кинжал избавил его от мучений, — но Дельфина запретила себе искать оправдания.

Зажмурившись, она попросила бездомную богиню Ану принять этого мальчика в край регинских богов. Колокольчиком в пыльном воздухе представила себе ответ богини.

Дельфина подсчитывает, загибая пальцы. Нравится или нет, но за двадцать лет рейдов ей семь раз приходилось совершать Обряд жертвоприношения. Ее кинжал обрывал жизни единственным ударом — мгновенно, почти безболезненно. По крайней мере, так ей кажется. Но она и теперь оправданий себе не ищет.

Люди монладского сеньора прошлись по всему побережью Лусинии, Островам оставили сгоревшие дотла деревушки и вытоптанные поля. И вдоволь мертвецов. Часто — не воинов, а крестьян, которые пытались защитить свои дома. “И женщин! — недоумевала Дельфина. — Но зачем? Регинки ведь не как мы, за оружие не берутся”. Она видела задранные подолы погибших и холодела при мысли о том, как они умирали.

“Господин мой, Алтимар, не дай мне никогда попасть в лапы этих чудовищ! Господин мой, я видела и детей. Глупо, знаю, что невозможно, — но каждый раз, когда подхожу к мертвому ребенку, мне кажется, что это моя девочка…”

Материнство не пошло на пользу воинскому таланту Дельфины, если у нее вообще был такой талант. Она жила грабежом — и все равно не понимала бессмысленной жестокости. Должна же существовать причина, зажигающая в людях страсть к уничтожению! Она спросила об этом Аквина, и тот ответил:

— Страх, злость, власть. Человек с окровавленным мечом — он на миг вроде бы всесилен. Словно бог, распоряжается жизнью и смертью.

— Почему им разрешают? — спросила Дельфина.

— Кто ж им запретит?

Тогда, глядя на дымящуюся Лусинию, Дельфина дивилась:“За что регинцы нас так ненавидят, если сами режут друг друга? Мы грабим, но разве так зверствуем?”. Аквин как-то объяснил ей, что Совет не доверяет излишне лютым. “Зверя не удержать в узде”, — повторил Аквин мудрость Отцов-Старейшин. Наказать деревню, что слишком резво защищалась, вздернуть храбрых в назидание остальным — это необходимость: следующая деревня без боя запросит пощады. Потешаться над беспомощным, раздавленным врагов — это право победителя, заслуженная забава. Красивую крестьянку зажать в углу — это случается, признавала Дельфина. Перед ней, женщиной и Жрицей, такими делами не хвастали, но она слышала вскользь. Но Дельфина никогда не видела, чтобы островитяне полностью вырезали селение.

— Здесь нечего искать, — сказал Аквин на очередном пепелище. — Монландцы ничего нам не оставили.

От деревни в шесть дворов чудом уцелели сарай и тощая кошка. Прежде селение, кажется, называлось Нелиа.

— Придется идти в другие земли, — сказал Наэв. — В Ланде до янтаря не добраться, но урожай там изобильный.

Земля Герцога — предложение было смелое и заманчивое. Милитар кивнул:

— Обдумаем, — и было видно, что Наэв высказал вслух его собственные мысли. Выбранному Главарю этот парень нравился настолько же, насколько не нравился Теор. А тот и сам хотел заговорить про крупнейшую прибрежную сеньорию, не успел и только криво усмехнулся:

— До янтаря не доберемся, если, будем по лесам