ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2) - Пантелеймон Кулиш

константинопольского, но с условием,—что патриарх будет веровать, как написано

выше; что патриарх будет верным, то есть христианином; что будет посвящен по

правилам и будет избран один; что после своего посвящения пошлет к польскому

королю, к митрополиту и епископам русским, и объявит, что такъ

*) В наше время это местечко принадлежало Константину Свидзинскому, которому

историография обязана, между нрочим, и сохранением летоишси Ердича, требующей

более полного и точного издания.

116

.

верует, как написано выше. Тогда только вся Русь греческого обряда будет ему

послушна, а все другие пункты веры, церемонии, обряды, согласно обычаю восточной

церкви, должны сохранить ненарушимо, без всяких новых выдумокъ".

Каждому из нас, православных, ясно, что этот компромисс был тем же отлучением

паствы от константинопольского патриарха, которое хотели сделать посредством

патриархата малорусского. Теперь король намеревался, все с той же целью, испросить у

константинопольского патриарха согласие иа учреждение в Полыпе экзархата для

Русинов. Всегда злотворное для Польши внушение папского нунция, или папских

духов тьмы—иезуитов, обнаружилось при этом в намерении избрать экзарха

схизматикам вместе с унитами, или же, чтобы его назначал сам король, а с икру должен

был он получать явно—или от местного клира, или (как этого желали унияты) от

константинопольского патриарха, а потом „другую сакру, преподанную папою, от

короля, хотя б и тайно, ради спокойствия совести".

Эти пункты были предложены на сейме русской шляхте (о мнимых опекунах

греческой церкви в Малороссии никто не думал, не думал даже и король, нуждавшийся

в козаках) и выбранному его электу, Сильвестру Косову, которого король, в конце

сейма, наименовал киевским митрополитом. На том же сейме состоялось

постановление, в котором король обещал дизунитам привести в исполнение все права

греческой религии, и с этой целью назначил из сейма коммиссию, которая должна была

притязания схизматиков рассмотреть на месте.

II вот коронный канцлер выехал в Украину, чтобы склонить на месте малорусскую

шляхту греческой веры к принятию Виленских пунктов, чтоб облегчить и проложить

дорогу КОММИССП, выбранной сеймом, с целью введения в жизнь признанных за

дизунитами прав, и, наконец, чтоб исследовать на месте несправедливости, какие они

терпели.

Королевский дворянин Освецим, великий поклонник Оссолинского, вспоминает об

этой миссии канцлера так:

„В августе 1647 года коронный канцлер выехал из Варшавы в задуманную давно

дорогу на Заднеприе, в Батурин, Конотон и другие находящиеся там свои маетности,

которые он держал ленным правом. Тайная же цель этой поездки была вот какая. Так

как королю его милости не удалось в прежние годы присоединить к своей церкви всех

еретиков, то он возжелалъ

.

117

присоединить обратно к римской церкви греческую веру, которую так давно схизма

от неё оторвала, с намерением при этом случае вместе присоединить дизунитов к унии

и прервать оную козацкую лигу с Татарами. Когда у него в переговорах с некоторыми

панами русских краев и даже с митрополитом киевским явилась великая и вероятная

надежда, упомянутый канцлер, желая привести это как можно скорее в исполнение,

изобрел себе предлог осмотреть заднепровские свои маетности, дабы, под этим

предлогом, тем скорее с ними переговорить и предложить способы (media) для

удовлетворения обеих сторон, сносясь с киевским митрополитом, с Адамом Киселем и

Максимилианом Бжозовским,—которому обещал киевскую каштелянию, *) дабы его

тем более заохотить и на свою сторону привлечь,—яко с старшими главами греческой

религии. В чем они не только великую—дай Бог согласие—надежду, но назначили и

время для публичного трактата на день 16 (6) июля будущего (1648) года. И хотя это

держали в великом секрете, но, так как все дела пана канцлера—хотя-бы были и самые

святыя—возбуждают к нему немалую зависть, то и эта заднепровская поездка

возбудила между шляхтою разные против него подозрения".

„Великий секретъ" не позволил Оссолинскому быть* лично в Киеве и других

близких к нему местах. Операционным базисом тайных сношений служил канцлеру

Батурин, в котором памятником его пребывания осталась данная им Крупецкому

монастырю грамота. Через полстолетия с небольшим, отсюда вел такия же покрытые

глубокою тайною сношения Мазепа. Приезжавшие к нему иезуиты останавливались в

30 верстах от Батурина, в селе Оленовке. Может быть, так поступали и агенты

преемника Могилы, продавая нашу отеческую церковь папистам.

Католические же подозрения, о которых говорит Освецим касались другого дела,

которое обработал Оссолинский, прикрываясь делами' экономическими, а, может быть,

и церковными. Его в последствии обвиняли, что главною целью поездки его в Украину

были договоры с козаками. Враги упрекали его за это в измене государству, делали его

ответственным за бунты, поднятые Хмельницким, и за все несчастия, постигшие Речь

Посполитую в последние

*) А Киселя той же дорогой прочили из киевской каштелянии на брацлавское

воеводство.

118

.

годы. Приятеля не были в состоянии оборонять его и освободить от упреков ы

подозрений, которые, в страшном раздражении общества, разрослись до того, что их

повторяли наконец и люди беспристрастные. Даже украинские землевладельцы,

которым легче было пронюхать, что делал в Украине королевский наперсник, считали

его виновником Польской Руины. Опасаясь в Печерском монастыре от разлива

Хмельнитчины, прибежавший туда из Ходоркова пешком Ерлич писал в своих

воспоминаниях: „Что сделалось в Польской Короне от хлопства, то все через короля и

гнусного изменою канцлера, человека безбожного,—эта распря и гибель Польской

Короны и столь великое кровопролитие,' поругание и посмеяние от иноземных соседей,

что собственные хлопы и подданные завоевали нас и обратили в ничто".

Про канцлера говорили публично, что по его внушениям король, с помощью

Козаков, хотел отнять у шляхты свободу и ввести монархизм наследственный. Между

обвинителями короля и его советника были и такие, которые утверждали, что король

дозволил козакам увеличить число их войска для того, чтобы, в случае несогласия

сейма на Турецкую войну, козаки не послушались королевского иовеления прекратить

набеги на Турок и Татар. Король выступил бы в поход под предлогом их усмирения,

вошел бы с ними в переговоры и склонил бы их к повиновению позволением воевать с

мусульманами. Козаки сделались бы тогда авангардом королевского войска, которое

Владислав повел бы в Турцию с преданными ему панами, не заботясь о меньшинстве

противников Турецкой войны. А современный французский посол рассказывал своему

соотечественнику, Петру Шевалье, в Варшаве следующее:

„Ходили слухи, по мнению некоторых, весьма правдоподобные, что король, желая

еще однажды поднять давнишний замысел похода на Татар, вошел в соглашение с

Хмельницким, и что Хмельницкий действовал по его воле и повелению, начиная бунт с

тою целью, чтобы доставить королю повод к набору войска против Козаков. Войдя в

Украину, намеревался он присоединит Козаков к своему войску, которое, будучи

предводимо иностранцами, или приверженцами короля, не заботилось бы о воле и

повелении Речи Посполитої!, а пошло бы с королем в Крым и потом против Турок, чтб

неизбежно привело бы к наступательной войне. Между тем Хмельницкий, видя, что

письма, которые послал он с жалобой о козацких и своих собственных обидах, при

всей покорности, с которой были писаны, не имели никакого последствия, напри-

.

119

тив, коронный гетман готовился против него,—перестал доверять собственным

силам, и призвал на помощь Татар, которые зимовали в Диких Полях и ждали удобного

случая, чтобы распустить по Украине загоны”.

Сколько правды, преувеличений и прибавок во всех этих толках, мудрено сказать,

не имея письменных свидетельств о деятельности Оссолинского в Украине и зная, как

он умел себя маскировать еще в положении путешествующего школьника. Несомненно

одно —что Оссолинский договаривался с козаками. В этом убеждают историка не

только достоверные свидетельства, но и самая необходимость договора, указанная

обстоятельствами.

Десять лет уже, так называемая, козацкая Украина была в глухом, но постоянном

бунте. Хотя такие люди, как Димитрий Гуна, отчаялись в возможности соединить еще