К свету - Дмитрий Кузнецов

Таджик улыбнулся. Подмигнул Глебу. Девушка, вколов раненному противостолбнячное, развернула свой лежак, закуталась в байковое одеяло и отвернулась к стене. Заводить разговор никто не решался. Пока шли, голова была забита другим — на маршруте особо не отвлечешься — теперь же каждый думал о смерти Дыма.

Именно такими, угрюмыми и молчаливыми, их и застали Кондор с Шаманом, вернувшись из разведки. Проводник, заслышав шаги в гулком тоннеле, вышел навстречу и довел бойцов до каморки. Посовещавшись, Отшельник с Кондором перекрыли выход тяжелым трансформатором.

— Пусто. — Шаман присел рядом с Фаридом, прочитав немой вопрос во взгляде приятеля. — Ни души вокруг. Даже крысы — и те попрятались.

Сталкеры затихли, впав в оцепенение. Вспыхнул огонек горелки. Таджик возился у котелка, заваривая чай.

— Фарид, ты как?

— Нормальна, командыр. Заживет. Комбез жалко! Попортил, шайтан! Зашить буду.

— Подлатаем твою снарягу. И тебя подлатаем, не боись. До свадьбы заживет! — Кондор попытался расшевелить приунывших подчиненных. — У тебя есть кто на примете?

Таджик смутился. Загремел кружками. Улыбнулся своим мыслям.

— Есть… Решил, с поход вернемся, рука просить буду…

— Если вернемся… — Ксива принял протянутую кружку чая, отхлебнул, обжигаясь. — Пока что-то не очень верится.

— Не каркай. — Встрепенулся Кондор. — Сюда дошли, значит и дальше сможем. Нам бы только найти этих «сигнальщиков».

— Свет Ковчега не каждый узреть сможет, и лишь избранным откроет путь к земле обетованной.

Глеб оживился, услышав волнующие слова, но сектант затих так же быстро, как и вещал мгновением раньше. Необычная обстановка влияла на него самым существенным образом.

— Ната, иди сюда, чаевничать будем. — Кондор застыл с протянутой кружкой.

— Не трогай ее, командир. Пускай поспит. Оклематься ей надо.

Кондор сунул кружку Ишкарию. Тот сидел, обхватив колени руками, и зябко поводил плечами. Заметив бойца, отрицательно замотал головой.

— Пей, блаженный. Прогреться тебе надо. И сил набираться. Тоже, поди, намаялся за нами бегать. Пей, говорю. Считай, приказ это.

Сектант отхлебнул горячего варева, кивнув в знак благодарности. В сгустившемся сумраке помещения снова повисла ватная тишина. Разговор не клеился. Лишь со стороны Наты изредка доносились тихие всхлипы. Похоже, девушка плакала во сне.

— Плохое место. Гиблое. Стрёмно здесь. — Наконец подал голос Ксива. — Дежурства бы организовать…

— Смысла нет. И так услышим, если кто в тоннель сунется. Ты мне лучше скажи, — Кондор оглянулся на девушку, и подался в сторону Ксивы, переходя на шепот. — За каким хреном ты гранату кидал?!

— Дык, они ж его сожрали! Зло меня разобрало! Думал, хоть поквитаюсь напоследок…

— Думал… — Прервал командир. — Ни черта ты не думал! А если его взрывом накрыло?

Ксива ошарашено перевел взгляд с Кондора на свои руки, будто кровь на них увидел. Гневные слова застали его врасплох.

— Это что ж, получается, я его мог…

— А то получается, что сначала голову включать надо, а потом — рефлексы! Запомни, Ксива, еще одна подобная выходка, и пойдешь на все четыре стороны! Мне нужна команда, а не параноики с пушками!

Глеб отрешенно следил за перепалкой сталкеров. Мысли в голове ворочались как-то тяжело и неспешно. Видимо, сказывалось нервное напряжение минувшего дня. Неловко повернувшись, он задел ногой кружку нерадивого бойца. Исходящая паром жидкость расплескалась по полу. Ксива лишь глянул мельком, успокаивающе махнув рукой. Мальчик выдохнул с облегчением.

— Испытания ниспосланы нам свыше. — Снова завел шарманку брат Ишкарий. — Через лишения и беды лишь сильные обретут избавление, а слабые да заблудшие погрязнут в грехах и смертоубийстве…

— Ты о чем это, сектант? — Ксива встрепенулся, с вызовом уставившись на Ишкария. — На меня, что ли, намекаешь? Какие такие грехи?

— Слабый духом слаб разумом. И деяния его как ничто другое влияют на судьбы ближних. — Сектант продолжал вещать, не обращая внимания на нападки бойца. — Рубикон перейдут достойные, а остальных ждут скверна и тлен… Тлен и забвение.

На этот раз никто даже не пытался утихомирить безумного служителя «Исхода». Сил не было. Под его монотонный, завораживающий голос Глеб закис окончательно. Веки отяжелели, слипаясь. Горелка погасла, но никто даже не пошевелился. Каморка погрузилась во мрак. Сектант прекратил бубнить, тяжело вздохнув. Из-за двери доносилось тихое завывание тоннельного сквозняка. На мгновение мальчику показалось, что в шелесте листвы, влекомой ветром по асфальту, рождаются слова, фразы. Еле различимый, на грани восприятия, «шепот» давил на психику и не давал мыслить трезво.

— Это я во всем виноват… — Нарушил молчание Ксива. — Я один. Я ж так Бельгийцу завидовал… Всё винтарь его нахваливал, говорил, выброси «калаш» с такой-то машинкой на руках! А он и послушался. Выбросил.

— Не придумывай. — Встрял Кондор. — Это его решение. И от осечек никто не застрахован.

— Нет, нет… — Слова командира Ксиву не убедили. — И Окунь из-за меня сгинул. Я ж его все подначивал. Гол как сокол, говорю, а туда же — семью заводить. А он смеялся всё, а внутри, видать, отложилось. Вот и попёрся за наживой… Прав Ишкарий. Слова силу имеют. А необдуманные слова — вдвойне. Из-за меня это всё…

— Чушь… — Еле слышно бросил Кондор, зевая, и повернулся на другой бок. На большее его уже не хватило. Сталкер отключился.

Глеб замер, стараясь ничем не привлечь внимания Ксивы. Не то, чтобы он боялся импульсивного бойца, просто не хотелось остаться для него единственным собеседником. Ксива сопел где-то там, у противоположной стены, потом вдруг дыхание его сбилось, подошвы ботинок шаркнули об пол.

— Эй? Кто… там? Зачем… Я не знал! Не хотел!

Мальчик напрягся, вслушиваясь. Ксива горячечно шептался с кем-то. Голос его подрагивал. Бедняга то и дело всхлипывал и все прогонял кого-то. Похоже, совсем умом тронулся. То ли от перенапряжения, то ли от страха.

Глеб и сам уже еле соображал. Уловив ровное дыхание сталкеров, он крепко зажмурил глаза, желая поскорее уснуть. Оставаться наедине с неадекватным бойцом не хотелось. Мальчик задышал медленнее и глубже. Грань между сном и бодрствованием нехотя приближалась, истаивая туманной дымкой, обволакивая сознание и вытесняя боль из натруженных мышц. Тело постепенно стало легким и невесомым, а потом вдруг пришло осознание наступившего сна. Удивившись тому, что сознание его при этом оставалось кристально ясным, Глеб прислушался к новому ощущению. Потом попробовал шевельнуть одной рукой, другой. Осторожно поднявшись на ноги, не ощутил привычной тяжести и посмотрел вниз. Ног не было. Как не было и всего тела. Он парил посреди помещения, осознавая, что не может видеть в абсолютном мраке и, тем не менее, отчетливо различал фигуры спящих сталкеров. Мальчик осмотрелся, остановив взгляд на двери, из-под которой била тонкая полоска света.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});