Идея фикс - Людмила Бояджиева

— Поверь, у этих мрачноватых «шейхов» все на месте. Может, только темперамента побольше и гордыни. Уж они не отступят от намеченной цели, — Снежина взмахнула ресницами. — И в «науках страсти нежной» они зачастую разбираются лучше, чем прославленные историей герои-любовники из Парижа. Французы кичатся своими амурными подвигами, мусульмане держат интимную жизнь за семью печатями. Непросто узнать, что на уме у такого вот истукана, — графиня кивнула на возвышающиеся у причала фигуры в белых одеяниях — Хасан и его приближенный любовались озером. — Они даже не принимают морских ванн… — задумчиво проговорила Снежина, подавив вздох. — Я это еще тогда, в Крыму, заметила.

… — У вас водобоязнь? — поинтересовалась смешливая болгарка у чинно державшегося в стороне от пляжа араба. В лагере «Буревестник» он провел уже две недели, и прибывшая королева красоты тут же узнала множество забавных историй про необычного гостя, поселившегося в гостевой вилле.

Он повернул к ней смуглое, словно выточенное из камня, лицо и медленно поднял ресницы. Глаза араба смеялись.

— Я не боюсь ни воды, ни огня, ни фантастически красивых женщин. — Он отлично говорил по-английски. — Если у госпожи еще существуют сомнения, она может проверить мои слова лично. Мухаммед Али-Шах, — скромно представился молодой человек. — Сегодня, ровно в полночь, в моих апартаментах я буду ждать вас.

«Ничего себе! Вот это темп! И какая самонадеянность!» — поразилась девушка, загадочно улыбнувшись в ответ.

— Я подумаю над вашим приглашением, — пообещала Снежина. Естественно, она не придет на свидание, но не скажет сейчас об этом. Пусть ждет, волнуется, распаляя воображение страстными мечтами. А на следующее утро она пройдет мимо него, кивнув как ни в чем не бывало.

— Что ты думаешь насчет здешнего «султана»? — спросила Снежина Пламена, нежась на ласкающем, идущем к закату солнце.

— Обожаю это освещение! — Вскочив, он пристально оглядел девушку. — Словно сквозь оранжевый светофильтр, и такие чудные, легкие тени…

— Хватит, дорогой, не жадничай, на сегодня мы с тобой отработали. Второй день в лагере — и уже две кассеты… Так что «султан»?

— Ведет себя так, словно владеет золотыми приисками и гаремом. Поборник социализма! Ха! Насмешили. Потрутся возле СССР, получат свое и переметнутся к американцам… Испытанная схема. В общем, с ним я еще разберусь. Пощелкаю скрытой камерой. Возможно, на будущее сгодится. «Интимная хроника юного султана». Это когда он возглавит королевство.

— Ты полагаешь, он далеко не евнух?

— Полагаю, что за три дня этот тип основательно изучил лучшие кадры здешних комсомолок. У них сластолюбие на высоте. Не то, что идейная работа.

…Снежине долго не спалось — расписание в лагере стариковское: тихий час, отбой… Было около двенадцати, когда она решила пройтись. Выскользнув из корпуса, направилась к морю и как бы случайно оказалась в части парка, скрывающего виллу для гостей. Интересно, ждет ли ее «шейх», или утреннее приглашение было обычным приемом женолюба, закидывающего широкую сеть, — авось что-то и попадется…

Девушка уже прикидывала, как можно незаметно подобраться к окнам дома, когда ее окликнул тихий голос:

— Я провожу мисс. Мой господин ждет.

Снежина оторопело уставилась на вынырнувшего из тени «компаньона» Мухаммеда:

— Я не собиралась в гости, я просто гуляла…

— Следуйте за мной, мисс, вам ничего не угрожает. Мы же находимся на территории советского лагеря — в крепости коммунистического братства и высокой морали.

Снежина мысленно упрекнула себя за дурацкие опасения — уж насиловать ее здесь определенно никто не станет. С высоко поднятой головой она миновала лестницу, ведущую в гостиную. Отсутствие вечернего туалета и соответствующего макияжа восполнял гордый блеск темных глаз и царственная осанка. Коротенький ситцевый халатик-балахон, застегивающийся на две огромные пластиковые пуговицы, мог сойти за платье для коктейля. Но даже вечерний туалет вряд ли пригодился бы в данной ситуации. Ждавший ее «султан» в сборчатых шелковых шальварах, с обнаженным торсом был похож на танцора из балета «Корсар». В руках он держал пышное ожерелье из лиловых цветов. Ни слова не говоря, он приблизился к гостье, медленно надел на ее шею сладко пахнущую гирлянду и задержал руки возле ключиц Снежины. Она не могла отвести взгляда от его притягивающих, манящих зрачков. Не могла шелохнуться, когда ладони Мухаммеда скользнули вниз, медленно, очень медленно очерчивая линию ее груди, талии, бедер. Рывок — с треском сорван ситцевый покров, она стоит обнаженная перед загадочным мужчиной, в цветах, в волнах падающих до пояса кудрей, в обжигающей страсти его сумасшедшего взгляда…

«А почему бы и нет?» — пронеслось в затуманенной голове, когда Снежина опускалась на ковер вместе с Мухаммедом, не разжимая пылких объятий… Сколько мягких атласных тюфяков предусмотрительно разбросал здесь этот гурман эротических игр! И как искусен был в любви! Тягучая, завораживающая музыка лилась из магнитофона, то медленно и плавно, то внезапно меняли позы обнаженные тела…

— Ты оказала мне высокую честь, госпожа, — сказал он после того, как Снежина открыла глаза. Она словно вынырнула из омута испепеляющих ощущений, о которых, оказывается, успела узнать далеко не все. Да, этот мужчина умел превращать страсть в нечто материальное, в самостоятельную ценность, не имеющую отношения к высоким материям «духовной близости».

— Это мой дар, — он протянул ей футляр, в котором лежало ожерелье из чудесного розового жемчуга.

— Для шлюхи — слишком роскошный подарок, а для королевы красоты — мизерный. — Грациозно поднявшись, Снежина набросила свой халатик, не оборачиваясь, пересекла гостиную и стала спускаться по лестнице.

— Ты вернешься! — произнес ей вслед уверенный, властный голос.

Снежина не вернулась. Она сумела избежать опасности безрассудной страсти, привязанности, а может, даже несчастной, оскорбительной для нее влюбленности. Приятное, увлекательное приключение, украсившее скучный отдых, — вот и все, чем стала для королевы красоты эта встреча. Любовь к Мирчо, настоящее большое чувство, охранило ее от ошибки, способной иметь роковые последствия.

А что охранит Софи? И стоит ли оберегать девочку от огня, который довелось испытать ей самой? Нужно ли мешать ей приобщить яркое чувственное приключение к дорогим сувенирам в сокровищнице женского опыта?

— Ты заинтриговала меня, ма, — улыбнулась Софи. — Присмотрюсь к мрачному господину. Что за черти водятся в этом бездонном омуте? Ну почему ты не отговариваешь меня, загадочная Ина?

Снежина оказалась права — господин Хасан начал проявлять чудеса восточной щедрости с первого же дня пребывания во Флоренштайне.

Утром в комнату Софи были доставлены конфеты из лучшей мюнхенской кондитерской и резной ларец с восточными сладостями. «Для сопоставления и изучения национальных вкусов будущим шефом телевизионных новостей», — было написано на карточке, половину которой занимала кружевная, лихо закрученная роспись.

За завтраком араб вел себя так, словно ничего не случилось, ограничиваясь чашечкой кофе и крошечным тостом. Зато в выборе коня и верховой прогулке он проявил высшее мастерство. Держась лишь в стременах, на всем скаку пригнулся к земле, чтобы сорвать красно-желтый, словно пламя, тюльпан, и протянул его Софи.

Она не успела прореагировать на этот эффектный знак внимания, заметив на повороте шоссе едущий к замку автомобиль. Мама предупредила ее о прибытии гостя и попросила сопроводить его к ней. Однако вместо того, чтобы притормозить, синий «BMW» ловко объехал всадницу, а на площадке у подъезда гость даже не обратил внимания на едва успевшую спешиться и догнать его девушку.

Софи представила визитера матери, хотя обычно с этой миссией прекрасно справлялся дворецкий, и поспешила вернуться к друзьям.

— Что за важная персона прибыла в замок? — поинтересовалась Кери, кивнув в сторону умчавшихся вперед мужчин. — Наш арабский герой выкинул тюльпан, ради которого едва не свернул шею. Даже не предложил его мне. Варварское воспитание.

— А мы догоним их и устроим въедливую пресс-конференцию насчет уважения к женщине. — Пришпорив вороного коня, Софи понеслась во весь опор.

Но веселья не получилось — Пауль задирал арабов, и те деликатно покинули компанию. Завершив конную прогулку и приняв душ, Софи разыскала мать в галерее, где были выставлены ее холсты, рисунки, акварели и несколько подарков от художественно настроенных друзей. Она стояла возле большой картины, на которой в тревожных черно-синих тенях алели весьма похожие на кровь потеки.

— Красный здесь пугает, — задумчиво сказала Софи.

— Это «Пьета», детка. Я бы не взялась уловить сюжет в абстракции. Но знаю наверняка: человек не думал о розах, когда оставлял на холсте красные отметины. Это раны и кровь, дорогая моя. А синий здесь означает горе.