«Если», 1995 № 08 - Кристофер Прист

— Возможно, немец действительно богатая пустышка, — ответил я мрачно, — но он умеет очень хорошо врать при допросе с пристрастием. Что-нибудь прорисовывается с убийством Деви? Как думаешь, оно связано со смертью Тамико?

— Скорее всего, никакой связи нет, дружок, как бы ты с твоими блатными коллегами ни старался ее придумать. Сестры Черной Вдовы просто принадлежат к типу людей, которых, как правило, убивают. Они напрашиваются на это, и рано или поздно кто-нибудь решает уважить их настырность. То, что двух Сестер убили почти одновременно, — просто совпадение.

— Какие улики ты нашел в квартире Деви? Оккинг долго не отвечал. Потом сказал:

— Черт возьми, Одран, ни с того ни с сего у меня появился новый напарник?

Что ты о себе возомнил, мать твою? Ты что, допрашиваешь меня? Как будто не знаешь, что я не могу обсуждать с тобой результаты расследования, даже если бы захотел, а такое бредовое желание мне и в голову не приходило. Пошел к такой-то матери, Марид. Ты приносишь несчастье.

Я сунул телефон в сумку и закрыл глаза. Поездка была долгой, пыльной и душной. Я бы добавил — тихой и комфортабельной, если бы не бесконечное бормотание Билла и прединфарктное состояние его такси. Я размышлял о Сейполте и Рейнхарте; Никки и Сестрах; неизвестном убийце Деви; о маньяке, замучившем Тамико… Никакой логики, никакой связи.

Именно это пытался доказать мне только что Оккинг: события последних дней выглядят бессмысленными, потому что являются таковыми! Нельзя найти мотив для немотивированного убийства. Только сейчас я вдруг осознал, чту такое бессмысленное насилие, рядом с которым существовал, которое составляло неотъемлемую часть жизни. Я игнорировал все это, воображая, что у меня природный иммунитет. Мой разум пытался вопреки логике соединить никак не соединимые события, составить из них единую картину, — словно увидеть в рассыпанных по небу звездах очертания мифических животных и воинов.

Бессмысленное, дурацкое занятие; но человеческий мозг ищет всему объяснение. Он жаждет порядка во всем, и только сильнодействующее зелье типа РПМ или соннеина способно унять или, по крайней мере, немного отвлечь серые клетки.

Кстати, отличная идея! Я вытащил коробочку с пилюльками и проглотил четыре «солнышка». Биллу я не стал предлагать: он получил за свое удовольствие авансом и не нуждался в дополнительных развлечениях.

Я велел безумному американцу остановить машину у Восточных ворот. Плата за проезд составила тридцать киамов, я дал ему сорок. Билл долго не отрывал взгляда от денег, пока я не засунул хрустики в карман его куртки. Билл поднял на меня взгляд, прищурился, словно увидел впервые.

— Тебе легко говорить, — прошептал он.

Я хотел выяснить еще кое-что и сразу отправился в магазин на Четвертой улице, торгующий модиками. Хозяйкой модишопа была чудная, вечно дергающаяся старуха, которая в свое время одной из первых вставила в свою башку розетку для модика. Думаю, хирурги, промахнулись на миллиметр-другой — она всегда возбуждала горячее желание поскорее убраться подальше от нее. Лайла не могла ни с кем говорить не скуля и не хныкая: пожилая дама склоняла голову набок и смотрела на собеседника так, словно она — маленькая улитка в саду, а он вот-вот на нее наступит. Иногда хотелось сделать это, но старуха была слишком шустрой… Выглядела Лайла соответственно своей профессии: длинные нечесаные седые волосы, густые седые брови, бескровные сморщенные губы; все зубы давно покинули насиженные места; кожа почти черная, сухая и словно покрытая коростой, а длинные скрюченные пальцы идеально соответствовали расхожим представлениям о ведьмах. Все двадцать четыре часа в сутки на башке у нее красовался какой-нибудь модик; но ее собственная яркая личность — не очень приятная, к слову сказать, — пробивалась через все искусственные преграды. То ли модик воздействовал не на те участки мозга, то ли влиял недостаточно сильно, то ли охватывал меньше серых клеточек, чем положено. Получалась нелепая, но по-своему забавная картина: Дженис Джоплин с вкраплениями характера Лайлы, маркиза Жозефина Роза Кеннеди, то и дело разражавшаяся очень нехарактерными для изысканной леди гнусавыми взвизгами-всхлипами. Что ж, магазин принадлежал Лайле, и тот, кто не в силах был ее выносить, просто делал покупки в другом месте.

Я захаживал к Лайле, потому что хозяйка любезно позволяла мне проверять любые модики и училки, поступавшие в продажу, вставляя их в свою розетку. Когда мне надо было обогатиться знаниями, я всегда отправлялся к Лайле, надеясь, что, пройдя через мозг этой дамы, искомые сведения не исказятся настолько, чтобы стать причиной моей преждевременной смерти.

Сегодня вечером она решила побыть собой, вставив лишь училки по ведению документации и учетно-хозяйственной работе. Боже мой, значит, прошел целый год: как незаметно летит время для усердных пользователей пилюлек вроде меня!

— Лайла, — окликнул я негромко. Она так походила на ведьму из «Белоснежки и семи гномов», что трудно было начать разговор;

Лайла принадлежит к тому типу людей, с которыми избегают вести задушевные беседы, даже если нуждаются в помощи.

Она оторвала взгляд от накладных, но губы все еще беззвучно шевелились, а мозг, стимулируемый училкой, продолжал подсчитывать, проверять, перепроверять… Наконец она кивнула.

— Что ты знаешь о Джеймсе Бонде? — спросил я.

Она отложила микрокалькулятор, выключила его и разглядывала меня несколько секунд. Глаза ее сначала расширились, затем превратились в узкие щелочки.

Наконец она с трудом проскулила:

— Марид!

— Что ты знаешь о Джеймсе Бонде? — Видео, книги; эскапистская литература двадцатого века, где находила выход жажда силы и власти. Шпионы, суперагенты, приключения подобного рода… Он был неотразим; ни одна женщина не могла устоять перед Бондом. Хочешь стать неотразимым, Марид? — призывно проскулила она.

— Спасибо, пытаюсь достичь этого собственными силами. Просто ответь мне, покупал кто-нибудь у тебя в последнее время модик Джеймса Бонда?

— Нет, могу сказать тебе совершенно точно. Я давненько не получала такого модика. Джеймс Бонд безнадежно устарел, Марид. Люди ищут чего-то новенького.

Рыцарь плаща и кинжала не очень подходящая личность для интересного времяпрепровождения. — Она умолкла. Губы снова стали беззвучно шевелиться, подсчитывая доходы и расходы.

Я знал Бонда, потому что читал книги Флеминга, — да, да, настоящие книги, сделанные из бумаги. Ну, по крайней мере, четыре-пять романов. Бонд принадлежал к евро-американской мифологической традиции, вроде Тарзана или Джонни Карсона.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});