Она уже мертва - Виктория Платова

Полине остается лишь надеяться на «нет», ведь в произнесенном Лёкой не чувствовалось угрозы, скорее – печальная констатация: страшно будет потом.

Лёка между тем взобрался на самый край верстака – осторожно, чтобы не потревожить механических жильцов под полотном. И… снял короб с насекомыми.

– Вот! – торжественно произнес он, спрыгнув на пол.

– Что это?

– Лёкин подарок для всех. Сюрприз.

Не стоит ждать никакого «потом»: страшно уже сейчас. Детский страх, смешанный с детским же любопытством, – именно это чувство испытала Полина, когда вгляделась в странную коллекцию. Пришпиленных булавкой насекомых было немного: два богомола (большой и маленький), жук-навозник, клоп-солдатик, бабочка-капустница, бабочка-огневка, кузнечик, стрекоза с ярко-голубыми пятнами на брюшке – синее коромысло, кажется, так она называется. «Синее коромысло» и богомолы (самец и самка), несомненно, являются украшением коллекции, остальные экземпляры не представляют никакого интереса.

Если отрешиться от надписей под ними.

Но надписи были: узкие полоски белой бумаги под каждым, обычно на них указывается название семейства, к которому принадлежат насекомые. Но вместо этого Полина увидела нечто другое: имена всех своих кузенов и кузин, написанные печатными буквами от руки.

МАШ – самка богомола.

МИШ – невзрачный богомол-самец.

ШИЛО – жук-навозник.

РОСТИК – красно-черный клоп-солдатик.

ТАТА – бабочка-капустница.

АЛЯ – бабочка-огневка.

ЛЁКА – кузнечик с обломанными усиками.

ГУЛЬКА – стрекоза «синее коромысло».

Не веря собственным глазам, Полина еще и еще раз перечитала надписи на полосках: так и есть, двоюродные братья и сестры перечислены. И не просто по именам – по своим детским именам и кличкам. Первый верхний ряд занимают МашМиш и Тата. Второй – архангельские Ростик и Шило. Третий – молодые киношники Аля и Гулька и примкнувший к ним Лёка. Но правильного квадрата все равно не получается, кое-что отсутствует. Вернее – кое-кто.

Сережа и она сама.

Хотя полоска с именем БЕЛКА имеется. Во втором ряду, стык в стык с Шилом и Ростиком. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы предположить: подброшенная Полине «красотка-девушка» когда-то занимала место именно там. Вот что насторожило ее в первый визит: зияющие пустоты в коллекции. Но Полина во всяком случае хотя бы имеет представление о себе. А кем видится неизвестному коллекционеру Сережа? Тщательно выписанное имя, хотя оно и вынесено в четвертый – гипотетический – ряд, никаких справок не дает.

Или Сережа еще не пойман и не сыдентифицирован? Если так – слава богу, ведь короб с насекомыми под стеклом производит удручающее впечатление. Дурацкие булавки впились в высушенные, потерявшие первоначальный блеск и краски тела, – не вырваться, не шелохнуться. Во всем этом Полине чудятся отголоски древнего и опасного культа вуду, где вместо кукол задействованы живые существа. Когда-то живые.

– Белке нравится? – спросил Лёка.

– Ну… Скажем, я впечатлена. Ты сам собрал эту коллекцию?

Вместо ответа он растопырил пятерню и потряс ею перед Полиной:

– У Лёки толстые пальцы. Лёка бы не справился.

– Кто же тогда?

– Тайна.

– Тайна для Белки?

– Для Белки и для всех остальных.

– А для тебя… для Лёки – не тайна?

Лёкина ладонь немедленно сжалась в кулак, к одному кулаку прибавился второй, и дурачок поднес их к глазам. А потом ко рту, что должно было означать: если что-то видел и знаю – все равно не скажу. Так во всяком случае подумала Полина, но пойди разбери, что у Лёки на уме. И вряд ли из него удастся вытянуть какие-то дополнительные подробности. Разве что…

– Тот, кто собрал коллекцию, хорошо нас знает?

– Тот, кто собрал коллекцию, знает всё.

– Мы… знакомы с ним?

– Тайна.

– Лучше не спрашивать тебя?

– Не спрашивать.

– Тот, кто собрал коллекцию, Лёкин друг?

И снова Лёка поднес кулаки к глазам, а потом – к вискам, а потом неуклюже накрыл ими темя, как будто пытался защититься. И это напомнило Полине ее саму, совсем маленькую, когда достаточно было смежить веки, чтобы избавиться от мелких детских неприятностей: «не трогайте меня, я в домике!» Вот и Лёка воспользовался тем же немудреным приемом, и лучше не мучить его – все равно ничего не добьешься.

– Вот как мы поступим, Лёка. На время забудем о сюрпризе.

– Забудем?

– Да. Отложим для подходящего случая.

– Лёке хочется что-то сделать для Белки. Для остальных. Что-то приятное.

– У тебя еще будет возможность сделать что-то приятное, обещаю. А коллекцию лучше убрать от посторонних глаз.

– Убрать?

– Какой же это сюрприз, если кто-нибудь увидит его раньше времени? Я права?

– Да, – Лёкин голос прозвучал не слишком уверенно.

– Спрячем ее?

Лёка все еще колебался.

– Надеюсь, тот, кто собрал коллекцию, не рассердится? Если, конечно, он сейчас здесь… Он здесь?

Положительно, в Полине погиб великий психолог. Как лихо она прорубает русло, по которому должно устремиться утлое сознание дурачка, как ловко расставляет ловушки – в них мог попасться и более искушенный человек, чем Лёка. По неосторожности или от спеси, что неизбежно возникает, когда знаешь то, чего не знают другие.

– Он здесь?

Лёка зачем-то взглянул на циферблат часов и беззвучно зашевелил губами.

– Скоро появится? Дождемся его?

Лучше бы она этого не произносила. Лёкино лицо сморщилось, рот округлился и из него выползло уже знакомое Полине «Зимм-мам!».

– Не понимаю, о чем ты говоришь…

Неизвестно, чем закончился бы их разговор, если бы дверь в мастерскую не приоткрылась и в образовавшейся щели не показалась голова Ростика.

– Так и знал, что вы тут околачиваетесь! – воскликнул он и, не дожидаясь ответа, выпалил: – У нас несчастье. На Тату напали!

В первую секунду Полина даже не поняла смысл произнесенного корабельным механиком.

– Что значит – напали?

– Она жива, слава богу. Пойдемте быстрее.

За то время, что они шли к дому, Ростик успел вкратце рассказать о случившемся. Тату нашел Шило, отправившийся, по его словам, «прошвырнуться по окрестностям». И счастье, что ему пришло в голову сунуться на соседний участок. Расположенный справа от владений Парвати (если смотреть с дороги) участок был обнесен высоким глухим забором. Как там оказались оба – сначала Тата, а затем ее архангельский кузен, еще предстоит выяснить. А пока Ростик сообщил, что Тату ударили по затылку чем-то тяжелым и оставили возле небольшой, вырубленной в скале лестницы. Шило уже перенес пострадавшую в дом и успел оказать ей первую помощь.

– Она в сознании? – спросила Полина.

– В сознании, но очень слаба.

– Рана серьезная?

Ростик пожал плечами:

– Я не очень разбираюсь в таких вещах…

– Нужно вызвать врача, чтобы ее обследовать. И не только врача, но и полицию. Надеюсь, вы это уже сделали?

– Ну… Во-превых, у нас есть свой полицейский. А насчет врача… Тата сама сказала, что делать этого не стоит.

– Так и сказала?

– Да.

– Странно. А если рана серьезнее, чем она думает? И ситуация серьезнее, чем думаем мы все?

– Куда уж серьезнее, – после секундного молчания согласился Ростик. – И со связью лажа, с самого утра.

– Что ты имеешь в виду?

– Мобильный. Еще вчера все было нормально, а сегодня он перестал принимать сигнал. А у тебя все в порядке?

– Понятия не имею. Забыла свой в комнате. Вернемся – взгляну.

Конечно же, Полина вовсе не забыла его – оставила намеренно, чтобы хоть ненадолго отдохнуть от звонков: в иные дни телефон трезвонит едва ли не каждые пятнадцать минут. В конце концов, госпожа Кирсанова имеет право на десять дней отдыха, о чем и были оповещены ее работодатели. Все дедлайны отодвинуты на «после отпуска», а дела средней срочности можно решить и с помощью электронной почты. Примерно так думала Полина, справедливо рассудив, что Интернет проник даже в самое что ни на есть захолустье. А Южный берег Крыма по нынешним временам захолустьем не назовешь.

Но Интернета здесь не оказалось – она выяснила это еще вчера, по приезду. И не особенно расстроилась. Гораздо больше ее расстраивают события сегодняшнего дня. Сначала трудно объяснимый Алин припадок, теперь – нападение на Тату. Бабочка-капустница и бабочка-огневка не на шутку пострадали, и обе отказались от врачебной помощи, – ну что за видовое упрямство?

– Вообще-то телефоны не работают ни у кого, – добавил Ростик и кивнул в сторону террасы, где стояли, облокотившись на перила, МашМиш. – У них тоже. И у брата.

– А у тебя? – Полина обернулась к Лёке, вышагивающему сзади.

Вчера он разговаривал с Сережей, после чего сунул свою старенькую «Нокию» в чехол, прикрепленный к ремню, – Полина хорошо это запомнила. Но, вопреки ее ожиданиям, Лёка не потянулся к поясу: он остановился, склонил голову и переводил взгляд с Ростика на Полину и обратно. Быть может, он просто не понял вопроса?