Разбойники в горах Атласа - Аззедин Бунемёр

предпринять. Снизу послышался шум.

— Пошли поглядим, — предложил Хасан. — Может, это они?

— Погоди немного, — ответил ему Муса. — Если это они, то должны подать сигнал.

Раздался короткий, но громкий свист.

— Это старый Усач, — сразу успокоившись, сказал Муса.

Они бегом спустились с пригорка. Но мрачный вид товарищей и поспешность, с какой они двигались, испугали их.

— Забирайте всю провизию и бегите! — приказал Бусетта. — Есть место, где можно пробиться сквозь заслон, опрокинуть жандармов, если те придут первыми. Спустимся в ущелье, потом снова поднимемся.

Они по очереди бросились следом за ним в ущелье. Вода хлюпала у них под ногами. У каждого было охотничье ружье, заряженное дробью. Только у Хасана не было, он никогда в жизни не держал в руках оружие. Увидев его, Бусетта спросил:

— Ты умеешь стрелять, малыш? — и протянул ему свой револьвер.

— Лучше ружье, — сказал Хасан.

Тот отдал ему ружье. Схватив его, Хасан преисполнился гордости. Подумать только, настоящее ружье! Он запрыгал от радости, позабыв о подстерегавшей их опасности. Но выстрелы, застрекотавшие со всех сторон, вернули его к действительности. Пули сыпались сверху, дно ущелья оказалось ловушкой. Сущей мышеловкой. Огонь был очень сильный и бил по одной точке, так что первые трое были убиты сразу наповал, не успев сделать ни единого выстрела. Лужи в ущелье окрасились кровью. Остальные, опомнившись, стали стрелять, но огонь не давал им распрямиться, пули сыпались градом.

— Сюда, — крикнул Усач, — ближе к скалам! Там мы сумеем продержаться.

— Это конец, — сказал один.

— Остается дорого продать свою шкуру, — вторил ему другой.

Пули сыпались не переставая. Среди скал каждый нашел себе укрытие. Бусетту бил кашель, и казалось, вместе с кашлем выходят его легкие. Ударяясь о скалы, пули поднимали легкую белую пыль.

— Не давайся живым, малыш, — сказал Хасану старик. — Речь идет о твоей чести.

— Не стреляйте. Дайте им подойти поближе, потом откроем огонь все разом, — приказал Бусетта. Приступ кашля закончился, голос его звучал ясно и громко.

Жандармы подходили все ближе, стреляя во все стороны, так что ветки трещали. Птицы в ужасе улетели.

— Ой, мамочка! — вскрикнул кто-то. Оказалось, Бельхир. Он упал плашмя, кровь фонтаном хлынула у него из горла.

— Конец им, — сказал один жандарм. — У них нет никакой надежды.

Каид ликовал, отдавая приказ:

— Вперед, вперед!

Его зычный голос слышно было издалека.

— Эх, если бы он пришел сюда! — вздохнул старик.

— Он будет мой, дядя, — сказал Хасан.

— А ты молодец, не пал духом. Из тебя выйдет толк, — заметил старик.

Снова загремели выстрелы.

— Они совсем близко, — сказал Бусетта. — Вы готовы?

И в эту самую минуту пуля угодила ему в ногу. Он скорчился от боли. Лицо его исказилось. И тут выскочили жандармы.

Он подал сигнал, и начался сущий ад. Среди скал, там, где засели мятежники, в самом центре пальбы все утопало в белой пыли, похожей на туман. Когда немного прояснилось, Хасан вдруг увидел управляющего. Он шел впереди. Старик взял его на мушку, но не успел выстрелить: Хасан отвел его ружье.

— Он мой, дядя, оставь его мне.

Старик улыбнулся:

— Твой, твой, давай стреляй.

Хасан целился управляющему в грудь. Грянул выстрел. Ружье немного подскочило, и управляющий упал с размаху, хватаясь руками за лицо.

— Место в раю тебе обеспечено, — сказал старик Хасану.

— Спасибо, дядя, спасибо.

Пальба усилилась. От пуль свистело в ушах, они разрывались у их ног, оставляя отметины на камне. Мятежники сражались, как львы. Никому не удалось подойти к ним живым. Нападающие, ошеломленные, отступили. Настала минута передышки. Вдруг одновременно прозвучали два выстрела. Тут же раздался душеразрывающий вопль Кривого: «Ой, мама!»

— Пошли поглядим, — сказал старик Хасану.

Они стали пробираться ползком. Хасан показал старику на безжизненно свисавшую из-за скалы ногу.

— Это Кривой. Душа его уже в аду. Ну, пошли.

Они обогнули, каждый со своей стороны, выступ скалы и увидели Бусетту, лежавшего в крови. Вслед за ними подползли Махмуд с Омаром. Бусетта улыбался, на губах у него выступала кровь.

— Негодяй, хотел ко мне сзади подойти, — молвил он.

— Надеялся выслужиться перед этими псами, — сказал старик с горечью. — Мне уже давно следовало бы разделаться с ним.

Окружив своего вожака, они осмотрели его раны.

— Подумайте лучше о себе, со мной все кончено. До сегодняшнего дня я считал, что мы никчемные люди. Но теперь, перед лицом смерти и тех, кто нас преследует, я начинаю думать, что мы собой что-то представляем. Быть может, больную совесть тех, кто нас преследует.

Взгляд его прояснился, и уже на пороге смерти, здесь, в затерянном уголке среди скал, он стал вспоминать родных, свою деревню, думал обо всех деревнях, о родной стране, о целом мире и даже о вселенной с ее сверкающими звездами, о правде и неправде.

— Они свое получили и теперь вернутся не скоро, — произнес он с трудом. — Дождитесь ночи, ночью…

Он недоговорил. Изо рта его хлынула кровь. Хасан не мог удержаться и горько заплакал.

— Такая уж судьба, малыш. Крепись, тебе еще и не такое придется увидеть, — сказал ему старик.

— А если попробовать все-таки прорваться, — молвил Лахдар.

— Надо продержаться до ночи, — сказал в ответ старик, — иначе они нас всех перебьют. Нас было двенадцать. Теперь осталось только пять. А у них целая армия. Главное, не подпускайте их близко. Вся надежда на эти скалы. Чтобы добраться до нас, им надо выйти из-под прикрытия. Клянусь биться до самого конца.

— Мы все будем драться до последнего, — вторили ему остальные.

— Нам смерть не страшна. А они боятся умереть. В этом наше спасение и единственный шанс на успех, — сказал старик.

А в другом лагере говорил каид:

— Они окружены. Бежать им некуда.

— Я не хочу туда идти! — крикнул какой-то крестьянин.

— Мы не хотим больше туда идти! — подхватили и все остальные.

— Они хорошо там укрылись.

— Если не считать первых трех, мы даже не знаем, есть ли у них убитые.

— Пусть жандармы идут.

— Их надо перебить всех до одного, — говорили жандармы. — Это послужит уроком. Раз уж удалось заманить их в мышеловку, нельзя допускать, чтобы они скрылись, каид.

— Крестьяне не хотят больше туда идти. Говорят, пусть жандармы идут.

— Ну нет, — живо возразил жандарм, стараясь скрыть свой страх. — Скажи им, что они мобилизованы на борьбу с бандитизмом. Ведь бандиты грабят не меня, а их. Пусть они и идут. Это ты обязан мобилизовать туземцев. Прикажи им наступать, иначе это сделаю я с помощью вот этой штуки.

Он показал на свой карабин. Каид заговорил:

— Если не пойдете, я расскажу жандармам все, что про вас знаю. Аллаху все ведомо,