Сердца. Сказ 3 - Кристина Владимировна Тарасова

бесплатного пойла?

– И они тоже. Но больше – будущие спонсоры. Надеюсь, мы заручимся их покровительством и достроим это проклятое юношеское крыло. Тем более спальни требуют обновления и лоска; посетителям приедается смотреть в один и тот же потолок, пока на них прыгают монастырские кошки.

– Почему давно не привозили новых послушниц? Достаточно продать хоть одну вирго.

– Потому что ни одной вирго на близ расположенных землях нет, радость. А если и есть – их утаивают и по пути к конвою статуса лишают.

Начинаю хохотать – в меня врезаются непонимающие глаза.

– И какая на этот раз причина, Луна?

– Ты продал всех девственниц на свете, Хозяин Монастыря? Моё почтение.

– Это не смешно, прекращай.

– Ещё как.

– Хочешь скажу, кто большую часть из них ритуально провёл в мир отношений между мужчинами и женщинами?

В секунду замолкаю и бросаюсь волчьим взглядом.

– Спасибо, Луна, что прекратила смеяться осознанно и самостоятельно. У нас проблемы, а ты потешаешься.

– Радикальные меры были ни к чему.

– К чему.

И Хозяин Монастыря разрывается в кашле, отгоняя от себя дым и мой беспокойный взгляд.

– Чувствую себя дерьмово, – говорит он.

– А когда было иначе? – спрашиваю я, на что мужчина кашляет ещё раз, сплёвывает и рукой обхватывает мои плечи. – Думаю, ты не против дружеских объятий.

Бог

– Ненавижу! – выпаливает женский голос и следом выплывает его обладательница.

Я подрезаю розы. Восклицанию пугаюсь и потому сдираю руки о шипы. Явившаяся девушка бросается ко мне с извинениями: она не знала, что в этой части сада кто-то есть.

– Всё в порядке, – обманываю я и утаиваю руки, за которые незнакомка хочет взяться.

– Я могу помочь тебе?

– Не следует, госпожа, всё в порядке.

Девушка отступает и садится на одинокую скамейку, признаётся, что сбежала и мечтала об уединении.

– Мне оставить вас? – спрашиваю я.

– Что? Нет. Нет, конечно. Я это к тому, что пыталась покинуть компанию лжецов и лицемеров. Ты не похож на представителей упомянутой.

Спрашиваю имени незнакомки.

– Джуна. Из клана Солнца, старшая.

– Рад познакомиться, Джуна.

И называюсь сам.

– Интересное имя. Не здешнее словно бы, далёкое от нашей реальности. Чем ты занимаешься? То есть занимался. До того, как я ворвалась в твоё пространство и нарушила покой.

Девушка рассматривает садовые инструменты.

– Ты работаешь здесь?

– Вроде того, – улыбаюсь я.

– Не слишком ли ты мал для работы?

– А вот это прозвучало обидно.

Джуна смеётся и вместе с тем просит прощения.

– У меня есть сестра, – повествует она, – то есть две сестры. Обе младшие, но младшая, о которой я подумала, выглядит погодкой тебе. Чтоб ты знал – она разбалована и с ложки супа сама хлебнуть не может. Жуть.

– Правда?

– Не то чтобы. Это преувеличение. Я к тому, что ты работаешь, значит, к труду привык. Она привыкла сидеть у брата на шее (в прямом и переносном) и мерить платья.

Интересуюсь: в адрес кого было направлено гневное восклицание, с которым юная богиня влетела к розам на исповедь. Неужели виной лжецы и лицемеры, от которых она сбежала?

– Если бы, – фыркает девушка. – Ненавижу своего тупого братца, чтоб ему пусто было. Эгоист каких свет не видывал. Приволок на этот поганый вечер в этот поганый дом, запретил общаться без его ведома и взгляда, а сам сбагрил пару местных вертихвосток и скрылся в спальнях. Ненавижу!

– Зачем он это сделал? – спрашиваю я.

– Наверное, чтобы наклонить их по очереди. Гад.

Джуна закатывает глаза, затем округляет их и медленно поворачивается ко мне лицом:

– О, прости… – выпаливает она. – Ты ребёнок, а я здесь таким разбрасываюсь. Неловко…

– Я живу в этой резиденции, помогаю с хозяйством и ухаживаю за розами в саду. Происходящее здесь мне известно, – объясняю я раздосадованному лицу. – Но спрашивал об ином: зачем он этот сделал, зачем привёз тебя сюда?

– Ах да! – восклицает Джуна. – Ещё один славный пункт: найти мне поганого женишка, в котором я не нуждаюсь. Ему стукнул четвертак, а мне восемнадцать, теперь брат в поисках хорошего устройства сестры. Но я не хочу. Мне мил дом, мне любо находиться в клане Солнца, я чувствую свою принадлежность к дому и не должна покидать его.

– Значит, тебя выдают замуж вопреки?

Девушка озадаченно смотрит. А затем ругается сама на себя:

– К чему я обсуждаю всё это с малолеткой?

– Эй!

– Это не в обиду. Просто…смешно! И так глупо!

Джуна ловит мой взгляд и, сдерживая слёзы, говорит:

– Взрослые не желают меня слушать, а ты выслушиваешь. Родители велели мне поступать подобно гласу брата, ибо его обязанности – сохранение и продвижение клана Солнца. Но он желает оторвать меня от семьи подобно иным семьям; я же хочу быть вместе.

Даю незатейливый и вместе с тем правильный ответ:

– Скажи ему об этом.

– Так просто, – вмиг смеётся Джуна. – Сказать. Беда в том, что он не слышит. Никогда. Он прекратит, я знаю, ещё несколько скандалов, как он называет мои выходки, и брат отступит. Но не отвернутся ли от меня родные?

– Вы одна кровь, не отвернутся.

– Не знаю, чем могу быть полезна клану. Иногда мне кажется, будто я выпала из чужого гнезда. Но я люблю их. И – боги! – как ревностно наблюдать за ухаживаниями брата в сторону иных. Мне жадно делиться семьёй и отделения я не желаю. Парадокс на парадоксе.

Отрезаю розу почти под самым бутоном и протягиваю её девушке. Русые волосы забраны в слабую косу, тянущейся по позвоночнику, платье избрано скромное, но обтягивающее. Ей неудобно, но она вынуждена терпеть. То видно.

Вдруг бурей залетает старший брат.

– Гелиос! – восклицает Джуна и от неожиданности роняет розу.

Бутон приминает мужской ботинок. Названый хватает сестру за руку и подтаскивает к себе, велит обходиться без драмы и замирает в сантиметре от лица.

– Где я велел оставаться? – спрашивает он.

С вопросом небо готово разверзнуться; столько в молодом буйства и ужаса. Нагоняющего ужаса. Мужчина повторяет вопрос и, наконец, замечает меня. Велит отвернуться.

– С тобой разговор не окончен, – шипит он сестре почти в лицо и продолжает потряхивать за руку. – Я велел ждать. Велел знакомиться, велел общаться, велел заручаться поддержкой, вниманием и симпатией. А ты сбежала в компанию к слуге? К ребёнку? Это лишний раз доказывает, что сама ты ещё дитя.

– Не хочу об этом, Гелиос, – говорит Джуна и роняет взгляд на утоптанную розу.

– Смотри на меня. Быстро. А ты, мальчишка, отвернись, повторять ещё не стану.

Обращается ко мне, слушаюсь. Дальнейшему разговору внимает спина.

– Я взял тебя не для того, чтобы терпеть детские забавы и