История лингвистических учений. Учебное пособие - Владимир Алпатов

В полемике с младограмматиками неолингвисты доходили до отрицания главного постулата всего сравнительно-исторического языкознания: регулярности языковых изменений: «Неолингвисты отрицают… всякое различие между „регулярными“ и „нерегулярными“ явлениями: все в языке регулярно, как и в жизни, потому что существует. И в то же время все нерегулярно, потому что условия существования явления различны».

Неолингвисты критиковали младограмматиков по многим параметрам, и почти вся их критика сводилась к одному: младограмматики втискивали в прокрустово ложе относительно простых «законов» и методов описания такое крайне сложное, многообразное и выходящее за любые рамки явление, как язык. Среди конкретных претензий неолингвистов в отношении младограмматиков очень многие были совершенно справедливыми: младограмматики игнорировали процессы, связанные со становлением и развитием литературных языков, никак не учитывали кальки, весьма упрощенно понимали процесс вымирания языков: «Младограмматики часто говорят о том, что последний человек, говоривший на том или ином языке… умер тогда-то, в таком-то возрасте и в такой-то деревне… На каком перемешанном, искаженном и засоренном жаргоне говорил последний человек, владевший прусским, корнским и далматинским?» И безусловно правы были неолингвисты, упрекая младограмматиков в том, что для них «язык есть явление, отдельное от человека». Сами неолингвисты как продолжатели гумбольдтовской традиции подчеркивали, что «язык — находящаяся в вечном движении реальность, художественное творчество, часть (и притом какая!) духовной жизни человека, energeia».

Но, критикуя младограмматиков за упрощение и схематизацию, которые на определенном этапе развития науки всегда бывают неизбежны, за невнимание к «человеческому фактору», неолингвисты не могли взамен предложить ничего, кроме чисто индивидуального рассмотрения истории отдельных языковых явлений. Лингвистика, из которой неолингвисты пытались убрать всякие общие закономерности, превращалась во множество описаний истории отдельных слов (ср. проблематику школы «слов и вещей»). И неудивительно, что больше всего данная школа сделала в области этимологии. Одна из наиболее значительных неолингвистических работ, книга В. Пизани «Этимология», переведена на русский язык.

Многие обвинения, предъявляемые неолингвистами к младограмматизму: стремление отделить лингвистику от других наук, отрыв языка от человека, неучет индивидуального творчества, проведение дискретных границ в отношении непрерывных процессов и т. д., — с еще большими основаниями могли бы быть предъявлены к сложившейся в XX в. структурной лингвистике. Замеченные ими тенденции в младограмматизме проявлялись еще нестрого и непоследовательно, а после Ф. де Соссюра развитие лингвистики пошло как раз в сторону, противоположную тому, что отстаивала неолингвистика. И не случайно лидер американского структурализма Л. Блумфилд отнесен у Дж. Бонфанте к «новым младограмматикам». Неолингвисты приняли некоторые близкие их концепции идеи лингвистики XX в., например, теорию языковых союзов Н. Трубецкого, но в целом их концепция к середине XX в. уже выглядела архаичной. Это не значит, что поставленные ими проблемы несущественны для науки о языке, но время требовало прежде всего решения других проблем.

Наконец, говоря о «диссидентах индоевропеизма», следует сказать и о таком очень своеобразном ученом, как академик Николай Яковлевич Марр (1864–1934). Уроженец Кавказа, он был востоковедом по образованию и первоначальной специальности, а тогда в России востоковедное образование было резко отделено от лингвистического. Поэтому, обладая выдающимися способностями к языкам, он не получил серьезной языковедной подготовки. Работая поначалу в рамках сравнительно-исторического языкознания, Н. Я. Марр был далек от позитивизма и стремился к широким построениям относительно языковой истории, а затем и «доистории», не стараясь подкрепить их фактами. В ранний период своей деятельности он находился под влиянием идей X. Шухардта, в частности, концепции скрещения языков. Одной из задач Н. Я. Марра было доказательство особой исторической роли кавказских народов. Он выдвинул идею особой яфетической семьи языков, современными представителями которой являются грузинский и некоторые другие языки на Кавказе. К яфетическим языкам он отнес многие языки древнего Средиземноморья с неясными родственными связями, включая и те, от которых до нас ничего не дошло. Многие же языки с известными родственными связями Н. Я. Марр трактовал как скрещенные: французский — как «латинско-яфетический» (при этом неразвитость французского склонения и спряжения трактовалась как наследие «яфетического компонента»), а латинский в свою очередь — как результат скрещения индоевропейского «языка патрициев» с яфетическим «языком плебеев». Яфетические языки рассматривались как отдаленно родственные семитским. Постепенно круг яфетических языков все расширялся, в него включались баскский, берберские, готтентотский и т. д., а доказательств становилось все меньше.

До 1923 г. концепции Н. Я. Марра оставались в рамках компаративной проблематики и он сам относил себя к «диссидентам индоевропеизма». Однако в 1923 г. он выступил с «новым учением о языке», рвавшим со многими принципами лингвистической науки; развитием этого «учения» Н. Я. Марр занимался до конца жизни. «Новое учение» представляло собой причудливую смесь из идей В. фон Гумбольдта о стадиальности, X. Шухардта о скрещении языков, мыслителей XVII–XVIII вв. о происхождении языка и будущем мировом языке, ранних идей самого Н. Я. Марра (до конца он сохранял понятие яфетических языков, которые он теперь понимал как одну из стадий) и отражавших советское общественное сознание тех лет концепций революционных скачков в языке и отражения языком экономического базиса.

«Новое учение о языке» основывалось на двух постулатах: о движении языков от множества к единству и о стадиальности их развития. Согласно Н. Я. Марру, расщепления языков и, следовательно, языковых семей и языкового родства быть не может; в полную противоположность концепции родословного древа языки могут только скрещиваться. Развитие языков проходит от первоначального множества к единству. Независимо друг от друга в результате «звуковой революции» возникло очень много языков и диалектов, затем через скрещения их число уменьшалось и продолжает уменьшаться; итогом должен стать единый язык человечества, который Н. Я. Марр со второй половины 20-х гг. связывал с коммунистическим обществом. Н. Я. Марр со своими сотрудниками пытался создать основы такого языка, но ничего не получилось. Им был предложен лишь «мировой аналитический алфавит», оказавшийся крайне неудачным.

Другая идея была основана на том, что все языки хотя и развиваются независимо друг от друга, но подчиняются одним и тем же законам и проходят, хотя и с разной скоростью, одни и те же стадии. В ходе стадиального развития языки усложняются и совершенствуются начиная от стадии «диффузных выкриков» и кончая флективной стадией, которую Н. Я. Марр, как и лингвисты XIX в., считал высшей. Переход от одной стадии к другой происходит через революционный скачок, меняющий язык до неузнаваемости (в немецком языке Н. Я. Марр видел «преобразованный революционным взрывом» сванский язык на Кавказе); каждый такой скачок отражает революционные скачки в развитии общества. Областью специальных научных интересов Н. Я. Марра была «лингвистическая палеонтология» — выявление в языках реликтов прежних стадий, прежде всего яфетической.

Концепция Н. Я. Марра была реакцией на кризис младограмматического языкознания и, шире, всей лингвистической парадигмы XIX в. и позитивистской науки. Однако по существу Н. Я. Марр при внешней новизне его идей стремился повернуть лингвистику назад, в XVII–XVIII вв. и начало XIX в. Показательны его интерес к проблематике, отвергнутой или оставленной в стороне языкознанием его времени: происхождение языка, конструирование «мировых языков», стадии, — и возрождение давно опровергнутых идей: идея о «яфетическом компоненте» французского языка возрождала давно оставленные представления о его «галльском происхождении». Н. Я. Марр не сумел овладеть сложной и строгой методикой, разработанной компаративистами в течение XIX в., и просто ее отверг с начала и до конца. Однако вместо нее он предложил возврат к умозрительным, не подтвержденным фактами и часто недоказуемым теориям в духе прошлых веков. Многие его идеи были откровенно фантастическими. В критике младограмматизма Н. Я. Марр, как и X. Шухардт и неолингвисты, нередко бывал прав (см., например, такое его высказывание: «Существовали законы фонетики — звуковых явлений, но не было законов семантики»). Но путь, который он предложил, вел в тупик. При этом Н. Я. Марр полностью сохранил понимание языкознания как исторической науки.