Сибирь 2028. Армагеддон - Андрей Орлов

– Прекрати избивать ребенка, – икнув, сказала Ольга.

– Неужели, – пробормотал я. – Не боишься, что шапка загорится, шкет?

– Мужик, отпусти… – пищал мальчишка. – Ну, чего ты докопался?

– Тебя не учили, что воровать нехорошо? – Я отпустил его, отвесив небольшой, но унизительный пинок.

– А детей бить хорошо?! – завизжал малолетний оболтус, уносясь в темноту. Там что-то заскрипело, упало, хорошо хоть, бетонные плиты не обрушились.

– Как все запущено… – посетовала Ольга, принимая серьезный вид и садясь на кочку. – У тебя запущено, у этого Гавроша, даже у Молчуна…

– И только ты такая правильная, что даже тошнит, – сказал я, присаживаясь рядом и подтаскивая к себе мешок и автомат. Приволокся Молчун, тоже пристроился, виновато глянув. Я прислушался – вроде тихо, никто не сбегался на звуки воспитания подрастающего поколения.

– Ты перестарался, – сказала Ольга.

– Ну, извини, – развел я руками. – Всё ампутировать мы не можем, что-то приходится лечить.

Несколько минут мы молчали, отдыхали, всматривались в очертания левого берега, окутанные сизой дымкой. Потом за спиной раздался шорох, послышались шаркающие шаги, и что-то закряхтело. Я покосился через левое плечо. Обиженный пацан вернулся, сел на корточки возле удочек и стал с достоинством помалкивать. Заворчал Молчун, но передумал – положил морду на лапы, закрыл глаза.

– Как тебя зовут, малёк? – спросил я.

– Неважно, – проворчал пацан.

– Ты и выглядишь точно так же, – ухмыльнулся я и толкнул Ольгу локтем. – Дорогая, в нашем доме появился ребенок.

– Как назовем? – встрепенулась девушка.

– Как назовем? – повернулся я к малолетке: – Давай, колись, шкет.

– Называй, как хочешь, – огрызнулся заморыш. – Можешь Кузьмой назвать…

– Это твое имя?

– Нет, блин, сценический псевдоним…

Снова хрюкнула Ольга, судорожно сглотнула, чтобы не забиться в припадке хохота.

– Оставь его в покое, Карнаш, ну его к бесу… Только за вещами следи.

– Вот-вот, – кивнул я. – Не будем забивать дурь своими мозгами. И нам плевать, что это чудо когда-нибудь закончит, как Помпеи.

– Может, покормим его? – предложила Ольга.

– Отличная идея, тетенька, – обрадовался шкет. – А то не клюет сегодня что-то. Так, пара поклевок…

– Слушай, не смеши, а? – простонала Ольга. – Карнаш, заткни ему глотку перловкой…

Настало время еще раз облегчить свои запасы. Напрягся Молчун. Я извлек две банки, сел на рюкзак, чтобы пацан не смог приделать ему ноги, стал накрывать на «стол». Выразительно глянул на Ольгу: мол, самое время для твоей морской капусты. Пусть давится полезным йодом. Малолетний обормот рвал этот брикет, как будто прибыл с голодного острова, глотал, не жуя, уничтожил банку консервов, едва не разорвав ее на полоски.

– Кузьма, ты не жри, а ешь, – посоветовала Ольга. – А то отнимем.

Он отмахнулся, стал забрасывать в рот сухари. Хрустел на удивление целыми зубами, жмурился от удовольствия. В эту минуту он напомнил мне нашего «неправильного» кота, подобранного на улице зимой в восьмом классе. Мы думали, он будет благодарен. Но он, скотина, ободрал всю квартиру, сожрал тонну кошачьего корма, ночами не давал спать, топая, как слон, и постоянно был чем-то недоволен! Несколько раз мы порывались отнести его обратно на улицу, но этот гад умел давить на жалость и целых пять минут прикидываться паинькой. Да и красивый был кот, чего уж там. Звали его тоже Кузьма. У него даже полное имя было, по которому мы часто к нему обращались: «Кузька, твою мать!»

Закончив трапезу, пацан некультурно срыгнул.

– Еще дадите?

– Нет, – сказал я. – Можешь уматывать.

Он надулся, как мышь на крупу.

– Расскажи о себе, – попросила Ольга, озираясь по сторонам. Хотелось верить, что мы не очень тут расслабились.

Ох уж эти разговоры о сложных человеческих судьбах! Я больше не мог их слушать. Надоело. Все судьбы изломаны, жизни раздавлены – а всё из-за того, что природе вздумалось соригинальничать. Кузьма рассказывал неохотно, потом разогрелся, стал повествовать энергичнее, эмоционально, помогал себе неприличными жестами. Мама у Кузьмы была актрисой, папа – вором, кто бы сомневался? Выросло и то, и другое в одном флаконе. Мать играла в театре музыкальной комедии, отец тянул пятерик строгача за организацию финансовой пирамиды и присвоение денег клиентов в особо крупном размере. В 16-м году он только сел, Кузьме исполнился год. Те благостные времена он, понятно, не помнил по естественным причинам, но из рассказов матери примерно уяснил, как выглядел мир. Мать была красавица, не пропала в изменившемся мире. С первых же дней ее взял под опеку один из крупных начальников Центрального РУВД, сколотивший банду из бывших подчиненных и прочих «джентльменов удачи», согласных соблюдать железную дисциплину в обмен на теплую и сытую жизнь. В банде пуще прочего ценилась личная преданность. В районе стадиона «Спартак» вырос бастион, сфера влияния которого распространялась на Центральный рынок с его складами, окрестные кварталы и торговые центры. Кузьма неплохо жил, но практически не помнил эти годы.

Потом начались проблемы, когда начальника РУВД застрелили заговорщики, недовольные деспотизмом своего шефа. Мать пошла по рукам. Кузьму однажды чуть не выбросили в мусорный бак – было море слез, мольбы, обещаний лечь под каждого. Мать по-прежнему была красавицей (хотя уже изрядно потускневшей) – выжили. Дальше женщина с дитем кочевали из банды в банду, он помнил спешные «эвакуации», бегство по руинам, нападение каких-то страшных животных. Последнее относительно сносное место проживания – бывший район гостиницы «Обь», где была возведена настоящая крепость. Заправлял отрядом и «обозом» некто Бармалей – огромный, страшный, бородатый, бывший бульдозерист строительной компании «Сибакадемстрой» – предпочитающий извращенный секс и шумные посиделки. Но, в принципе, кормил и держал в тепле своих наложниц.

Кузьма уже был в ясной памяти и здравом уме. Мог и сам позаботиться о добыче хлеба насущного. Он часто просачивался с охраняемой территории, шатался по городу, наматывал на ус. Пацан соображал не по годам, имел критический склад ума и органично сочетал склонность к авантюрам с осмотрительностью. Бывший фокусник научил его паре трюков. Бывший акробат и экстремал – натаскал по основам паркура и прочим ловкостям в условиях руин. Он постоянно из своих «командировок» приносил что-нибудь вкусненькое матери, которая болела и уже с трудом справлялась со своими обязанностями ублажать Бармалея. Как-то ночью, возвращаясь с «работы» с набитым «Кириешками» мешком, он чуть не попал под раздачу. Банда Сильвиуса – сумасшедшего маргинала, держащего автовокзал и прилегающую к нему территорию – напала на гостиницу «Обь»! Работали не с кондачка, среди защитников имелась пятая колонна. Бандиты на джипах и броневиках прорвали заслоны, с улюлюканьем растекались по территории, бросали в окна горящие факелы. Уничтожали всех, кто оказывал сопротивление. Бармалея поймали сетью, изрубили на куски. Вешали в дверных проемах его приближенных. Обливаясь слезами, Кузьма с холма смотрел, как тащат по двору за волосы его мать. Она сопротивлялась, что-то хрипела. Здоровенный бугай со шрамом поперек рожи выстрелил ей в лицо. Интереса в плане секса, в связи с болезнью, женщина уже не представляла… Кузьма потом ревел благим матом на пепелище, отволок бездыханное тело в какую-то канаву, похоронил. Это было полгода назад. С тех пор он Сильвиуса как-то невзлюбил, вел беспризорную жизнь, применяя навыки выживания. Пару раз примыкал к каким-то группам людей. От одних пришлось бежать, когда они прямо на глазах стали превращаться в зараженных. Другие изгнали его за воровство. В принципе, он мог еще побегать по городу в одиночку, но что-то усталость накопилась в последнее время…

– Сильвиус так и держит автовокзал? – полюбопытствовал я.

– Он везде теперь, – шмыгнув носом, поведал Кузьма. – Даже там, где мы сейчас сидим… Весь этот район, влево, вправо, туда, сюда. – Он завертел головой, и я за ним. В дымке обозначились руины гостиницы «Обь», переименованной в годы капитализма в пафосную «Ривер Парк». С обратной стороны Октябрьская пристань, автовокзал на Южной площади, вглубь – «гладильная доска» улицы Восход, упирающаяся в публичную библиотеку. В какую сторону ни пойдешь, везде тебе каюк…

– Я тут погулял недавно, – смахнул очередную соплю с носа Кузьма. – Ну, ненавижу я Сильвиуса и его придурков, фашиков недорезанных… Сначала я с крыши камень скатил на ту бугаину, что мою мамку убила… Он так хорошо подставился, а камешек был весом с меня…

– Ну, и как он себя после этого чувствовал? – живо поинтересовалась Ольга.

– Да сам-то нормально, – отмахнулся Кузьма. – Башка, правда, вдребезги.

Я украдкой покачал головой. О, времена, о, нравы. Бессмысленно объяснять, что воровать и убивать нехорошо – даже в плане благородной мести. Впрочем, как вести себя в подобной ситуации? – невольно задумался я. – Ждать, пока Бог накажет?