Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Насмотревшись на Диму и наслушавшись рассказов о нем, Мила поняла, что никогда не свяжет судьбу с мужчиной из девяностых.
Никаких девяностых, ни в коем случае. Никакой надломленности, никакого горького пафоса, никакого цинизма и сарказма. Никаких воспоминаний о взорванных «шестисотых». Никаких драк за деньги, за лучшую жизнь. Ни за правое дело, ни за левое. Ни за мужчин, ни за женщин. Никаких войн, нигде. Ни в офисе, ни в постели, ни на дороге. Ни на Кавказе, ни в Интернете. Если мир невозможен – значит, пусть будет вооруженное перемирие. Только никаких резких движений.
Ум не должен сочетаться с ожесточением. Ожесточенный ум сам себя убивает. Именно поэтому Дима Горчаков так любит Машу Монахову. Маша – естественная, жизнерадостная, легкая – вовсе не молодостью подпитывает своего любовника.
Дима не желает стареть? Ерунда. Дима не желает пропасть, вот что. Диме страшно, Дима боится сгинуть, а его девушка видела девяностые только из окна школьного кабинета, ей наплевать на ветеранские завывания и старые раны.
Так она думала и, сравнивая Диму со своим Борисом, понимала, что душевно Борис значительно здоровее. Конечно, не такой умный – но ведь от ума только горе бывает, так учили еще в школе. Дима Горчаков жил так, словно его лучшие годы уже позади, а Борис не делил годы на лучшие и худшие. Дима Горчаков стоял на месте и смотрел назад, а Борис Локтев шел вперед и смотрел туда же.
Был момент, когда они слегка поспорили об этом, – на дне рождения Димы, осенью, в его доме, прямо под черно-белым портретом Маши. Борис осторожно пошутил, что при всем желании не способен представить Диму Горчакова облаченным в малиновый пиджак, а Дима засмеялся, вышел в соседнюю комнату и вернулся в однобортном малиновом пиджаке с золочеными пуговицами. Случился всеобщий восторг, Борис попросил примерить, криминальная униформа едва налезла на его огромные плечи – и вдруг выяснилось, что Борис, несмотря на всю свою спортивность, выглядит в малиновом наряде глупо и даже безобразно, тогда как рыхлого сутулого Горчакова тот же самый пиджак превращает в солидного мафиози средней руки.
Мила посмотрела на Монахову – та подмигнула, с юмором, но и гордо: смотри, твой еще мальчик, теленочек, а мой – матерый, умудренный.
– Снимай, – велела Мила Борису. – Тебе не идет.
– Да? – Борис приосанился. – А по-моему, вполне...
– Дело во взгляде, – объяснил Дима.
– Натренирую, – сказал Борис.
– Взляд? – спросил Дима. – Бесполезно, друг. Тебе не носить эту шмотку. Никогда.
– Не согласен, – сказал Борис. – Всё может вернуться в любой момент.
Дима фыркнул.
– Что может вернуться?
– Ну, как бы – беспредел... Нестабильность.
– Беспредел, может, и вернется, – пробормотал Дима. – Только я-то не вернусь.
Глава 8
Жена ближнего
Кабак был модный, но не дико модный, довольно тихий (Кактус не любил шумных заведений). Столик – удобный. А главное – ни одного идиота в поле зрения, ни одного громогласного охламона, ни одного педераста, публика сплошь взрослая и уравновешенная, полное отсутствие хаоса; только в отдалении, в самом углу, сидел один в бейсбольной кепке, ел суп, едва не погружая в тарелку длинный козырек, портил картину – но Кирилл повернулся так, что невежа в кепке исчез из поля зрения.
Всё было красиво и чисто. Особенно девочка Людочка.
– ...Не хочу, Людмила, – деликатно повторил он. – Не хочу говорить про Бориса. Я не с Борисом сижу в ресторане. А с вами. Насчет Бориса мне всё ясно. Он нездоров. Это, конечно, не мое дело, но... Вам, для сведения... Так, на всякий случай... У Бориса шалят нервишки.
Девочка спокойно кивнула. Слишком спокойно. Почти равнодушно.
– Я знаю. Я нашла однажды таблетки и рецепт... Борис ходил к психологу. Может, и сейчас ходит... – Вдруг посмотрела с любопытством и подозрением. – Только откуда вы...
– Я врач, – небрежно объяснил Кактус. – Медик по образованию. Если у парня неврастения, я это сразу вижу. Так что вы бы его поберегли, Бориса вашего. Ему надо помочь. Поддержать. Не надо на него давить. Не надо злить и раздражать...
– О боже, – музыкально пропела девочка. – Я его раздражаю? Я на него давлю? Я с ним полтора месяца не живу!
– Люда, – мягко сказал Кирилл, – так ведь это и есть давление.
Девочка задумалась, потом произнесла:
– Значит, это он вас послал.
Кактус улыбнулся.
– Он? Меня? С какой стати?
– Чтоб вы рассказали мне, как ему трудно.
– Нет, дорогая Люда. Какой из меня парламентер? Клянусь, я сам. По собственной инициативе. Кроме того, не так уж ему и трудно. Нашему Борису. Все свои трудности он сам себе придумал.
– Вот именно! – воскликнула Люда. – Только вы это не мне, а ему скажите.
– Я ему не папа.
– Так и я ему не мама.
– Вы его подруга.
– Ну и что? А вы ему – как старший брат. Он сам так говорил...
Кактус наблюдал ее гнев – сдвинутые брови, мгновенное расширение сильных ноздрей, и подъем груди, начинающийся сильным ходом ключиц, видных в вырезе блузки, и язык, мелькнувший, чтоб чуть смочить высохшие губы, – и наслаждался. Не тем, что она злится на своего жениха, – а самой картиной гнева. Метаморфозой.
– Люда, – мягко сказал он, – вы слишком жестоки. Я уважаю жестоких женщин, но в вашем возрасте быть такой твердой – это перебор... Предлагаю сменить тему. Давайте поговорим о чем-нибудь приятном. Например, об этом...
Он сунул руку в карман и выложил на стол золотую цепочку с кулоном. Очень старался, чтобы жест вышел естественным: просто, без малейшего намека на театральность. Но красиво.
Девочка ахнула. Кактус молчал, удерживая на лице нейтрально-серьезное выражение.
– О боже, – прошептала невеста сладкого мальчика. – Откуда... Где вы это взяли?
– Милиция нашла вора. У меня есть друзья на Петровке, я попросил, чтоб дело было на контроле, и – вот. Поискали – и нашли. Жулик разыскан и частично вернул украденное имущество. Теперь надо отблагодарить людей. Я встретился с Борисом, не далее как вчера... Он вам не звонил?
– Нет.
Она опять затрепетала, стиснула руки. «Ей идет», – подумал Кактус и сказал:
– Ага.
Исполнил краткую паузу.
– Знаете, Люда, он почему-то не обрадовался. Я сказал ему, что вор сидит в КПЗ. Можно съездить, зайти прямо в камеру, по морде дать... Наказать то есть... Все-таки это неправильно, когда злодей грабит людей хороших... На днях его переведут в следственную тюрьму, он профессиональный жулик, тюрьма – его дом, там он будет как у Христа за пазухой... И чай, и колбаса, и телевизор цветной. Но Борис отказался бить ему морду. Не хочу, говорит, играть в эти игры. Теперь представьте мое положение. Я-то думал человеку приятное сделать. Типа, сюрприз... Там, кстати, и шубы какие-то найдены, и дубленки, много всяких шмоток хороших... Надеюсь, и ваши вещички тоже там...
– О боже, – пробормотала девочка. – Он мне... Он ничего не... То есть мне, значит, всё вернут?
Кактус долил вина в ее бокал.
– Конечно. Но не сразу. Сначала вас вызовет следователь, вы опознаете имущество, потом его к делу приобщат как вещдок и на хранение сдадут. До суда. Где-то через годик будет суд, вы – потерпевшая, вас обяжут прийти и дать показания, потом преступнику повесят срок, а вы получите вещички в целости и сохранности...
Девочка кивнула. «Обломалась, – весело подумал Кактус, – не хочется ей год ждать. Зима холодная, шуба не повредит...»
Положил локти на стол, наклонился, понизил голос:
– Или есть другой вариант. Дать немного денег и забрать барахлишко сразу. Преступник признался в одиннадцати кражах, и с ним еще работают, – он коротко ударил кулаком в ладонь и посмотрел на свою собеседницу, ожидая, что она вздрогнет, испугается, поежится, но Людмила только сверкнула глазами. – То есть там будет целая толпа потерпевших – в общем, без вас легко обойдутся... Зачем вам это надо, на суд ходить, пальцем показывать? Наверное, для всех будет проще, если вы заберете вещи и забудете всю эту историю, как страшный сон, правильно? Более того, деньги я уже отдал.
– Вот как, – сказала девочка. – Понятно. И... сколько?
Кактус покачал головой, сухо ответил:
– Неважно. Я человек старых правил, я не говорю с женщинами о деньгах. Мы решим это с Борисом...
– Я дам денег, – деловым тоном предложила девочка. – Борис тут ни при чем. Вы сами сказали, что он стал нервный. Вот и не надо его трогать. Пусть побудет со своими нервами, а я всё сама решу.
– Не обижайтесь на него, – сказал Кактус. – Он вам ничего не сказал, потому что это я его попросил. А денег, Люда, я у вас всё равно не возьму. Не то воспитание. Гусары денег не берут-с.
Людмила улыбнулась.
– Что-то не верится мне в ваше гусарское прошлое.
– Там, Люда, не та сумма, чтобы обсуждать. Так что давайте закончим на этой приятной ноте... Подождите несколько дней. Вам позвонят. Или следователь, или я. Или Борис.
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Гонки на черепахах - Станислав Бах - Современная проза
- Ночные рассказы - Питер Хёг - Современная проза
- Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть III. Вниз по кроличьей норе - Александр Фурман - Современная проза
- Соль жизни - Синтаро Исихара - Современная проза
- Соль жизни - Синтаро Исихара - Современная проза
- Искусство уводить чужих жен (сборник) - Андрей Ефремов - Современная проза
- Костер на горе - Эдвард Эбби - Современная проза
- О любви (сборник) - Валерий Зеленогорский - Современная проза
- Возвращение в ад - Михаил Берг - Современная проза