Дерзкая невинность - Дженнифер Хеймор

— Да, это действительно звучит холодно. И все же когда-нибудь это место будет принадлежать вам, не так ли?

— Полагаю, что да.

— Но вы сказали, что у вас есть кузены. Или это все девочки?

— Нет. У моего дяди были два сына и одна дочь, но все они умерли в один год от инфлюэнцы. Старшему было двенадцать, младшему — шесть. Их мать тоже заболела. Той осенью я был в Итоне, а когда приехал в Форест-Корнер на зимние каникулы, их уже всех не было.

— Ужас какой!

— Да. — Лицо Макса опечалилось. Он взял обеими ладонями свою чашку с кофе. — Это было давно… но мои кузены были в детстве моими лучшими друзьями. Мне очень жаль, что их уже нет.

— Я вас понимаю, Макс.

Сколько же у него в жизни было потерь, подумала Оливия. Но все же остался хотя бы один родственник.

— А что ваш дядя? Он взял вас под свое крыло после того, что произошло?

Макс покачал головой:

Ничего подобного. Он никогда не верил, что я смогу быть таким же хорошим герцогом Уэйкфилдом, как Чарльз или Генри. Однажды он сказал мне, что лучше бы умер я, а не его сыновья.

Оливию передернуло, но Макс лишь пожал плечами.

— Я его не виню. Он потерял двух сыновей, дочь, жену… А мне не нужен был герцогский титул, и я не готов быть герцогом. А Чарльз и Генри были его наследниками и воспитывались согласно их статусу.

Оливия кивнула.

— Мой дядя был в Лондоне, когда они заболели, — продолжал Макс. — Он был в городе с моим отцом и их любовницей.

— Их любовницей? — переспросила Оливия, не поверив своим ушам.

Макс кивнул и допил кофе.

— Да. Я говорил вам, что у них почти все было общее, не так ли?

Оливия смотрела на него в ужасе.

— Когда мне было девятнадцать, — тихо произнес Макс, — я призвал своего дядю к ответу — за это и за многие другие преступления против своей семьи, когда они еще все были живы. С тех пор мы не разговариваем.

— О Макс! Мне так жаль. Это трагическая история. — С трагическим концом.

— Это было давно — почти двадцать лет тому назад. С тех пор не все было так плохо.

— Мне кажется, что жизнь на самом деле обошлась с тобой не так сурово, — выпалила Оливия, не подумав, и тут же залилась краской. До нее дошло, что не только эти слова были неуместны, но она к тому же назвала его по имени. И это в присутствии стоявшего в дверях слуги!

— Не хотите ли объяснить, что вы имели в виду? протянул Макс.

Она метнула взгляд на слугу, который смотрел прямо перед собой. Потом, чуть прищурившись, ответила:

— Вы рассказывали мне, что провели много счастливых лет в Лондоне, занимаясь… — Занимаясь чем? Оливия небрежно махнула рукой. — Ну тем, чем обычно занимаются мужчины.

— Мм. Именно так, мисс Донован.

Она опустила глаза в тарелку. Тост был давно съеден. Какао выпито. Положив салфетку на стол, она встала. Макс тоже поднялся.

— Прошу извинить меня, милорд. Я пойду наверх и оденусь, чтобы выйти на прогулку. — Оливия заранее попросила Смитсон приготовить ванну, пока будет завтракать. Она быстро примет ванну и оденется, чтобы Максу не пришлось долго ждать.

Строго взглянув на Оливию, он спросил с убийственной вежливостью:

— Разрешите мне проводить вас наверх, мисс Донован?

Сама идея, что он будет «сопровождать ее наверх» в ее спальню, вогнала ее в краску. Но Макс обошел стол и предложил Оливии руку, а когда она оперлась на нее, прижал ее к себе крепче, чем того требовала вежливость, и Оливия почувствовала, что Макс трясется от смеха. Когда они вышли из столовой, она бросила на него взгляд, обещающий возмездие.

В коридоре Макс уже перестал сдерживаться и расхохотался, затем наклонился и прошептал ей на ухо:

— Я тебя обожаю, Оливия.

— А ты несносен, — чопорно произнесла она, хотя сама еле удерживалась от смеха.

— А что ты имела в виду, когда сказала, что жизнь обошлась со мной не так уж сурово?

— Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду, — прошипела Оливия, когда они уже начали подниматься по лестнице. Я, конечно, имела в виду твою невероятную красоту.

— Я рад, что ты так считаешь. — Макс бросил на нее лукавый взгляд. И ей с большим усилием пришлось сдержаться, чтобы не прижаться губами к этим ямочкам на щеках и стереть с его лица это самодовольное выражение. Оливии хотелось, чтобы оно сменилось похотью.

Она вздрогнула, и он это заметил.

— В чем дело, дорогая?

— Макс, — почти простонала Оливия. — Пожалуйста, мы не можем так разговаривать. Нигде, кроме твоей… — Она запнулась.

— Моей спальни?

— Да.

Они подходили к ее спальне. Оливия замедлила шаг и выдернула руку из-под его локтя.

— Спасибо, что проводил меня наверх.

Макс вопросительно взглянул на дверь, но Оливия, встав на цыпочки, шепнула:

— Тебя нельзя входить. Там моя горничная.

Макс вздохнул.

— К несчастью. — Поклонившись, он спросил: — Встретимся внизу?

— Да. Через час?

— Хорошо.

Смитсон помогла ей раздеться и распустить волосы. Оливия вошла в ванну и опустилась в горячую воду.

— Хотите, чтобы я вымыла вам волосы, мисс?

— Нет-нет. Можешь идти. Я позову, когда ты будешь мне нужна.

— Да, мисс.

Она слышала, как вышла горничная, и погрузилась глубже в воду. Было заманчиво расслабиться и лежать в воде до тех пор, пока она почти не остынет, но Оливия не может себе позволить тратить драгоценное время. Она хорошенько намылила махровую рукавицу и стала мыться, начав с ног. Вдруг она услышала, что дверь открылась.

— В чем дело, Смитсон?

— Кто такой Смитсон? — спросил явно мужской голос.

Оливия обернулась, прижав к груди мочалку, хотя этот небольшой лоскут махровой ткани вряд ли мог что-либо прикрыть.

— Макс? Что ты?..

Он стоял на середине комнаты и спокойно снимал камзол.

— Я подумал, что должно быть больше мест, где мы можем свободно говорить друг с другом. Это место идеально походит для начала. Когда ты открыла дверь, чтобы войти сюда, я увидел, как за твоей спиной поднимается пар. Я не смог устоять.

Не успела Оливия что-либо произнести, как он стянул с себя рубашку, обнажив свой великолепный торс.

— Макс! — пискнула она. Боже милостивый. Средь бела дня. Дверь не запирается. Ее сестры и джентльмены могут вернуться в любую минуту, хотя Оливия не ожидала их раньше вечера. Слуги могут войти — и войдут. — Тебе нельзя… кто-то может… О!

Она все еще держала у груди рукавицу, когда Макс подошел к ванне и присел у ее края.

— Позволь мне. — Он отнял у нее мочалку и начал ее намыливать.

— Может войти…

— Не беспокойся, — спокойно сказал Макс и, вытащив из воды ее ногу, принялся ее намыливать мочалкой.