Полное собрание сочинений. Том 7. По зимнему следу - Василий Песков

— Нет, тут немного. Под нашим селом четверо: два минометчика, политрук и мальчонка.

Имена Федор готовился высечь на боковой стороне камня.

— Минометчики Курдявцев и Чашкин, политрук Тарасов… А четвертый наш — Володя Кузьмин… Мать Володи жива. Если хотите, можно поговорить. Вон через поле домишко…

* * *

Прасковьи Ивановны Кузьминой дома не было. Соседка указала мне избу, предположив, что Прасковья Ивановна нянчит там девочку. В маленькой комнате на полу, обложившись игрушками, сидели два человека. Одному было года четыре, другому — лет шестьдесят. Прасковья Ивановна нянчила девочку, мать и отец которой работали в доме отдыха.

— Мы как родные… Правда ведь, Оля?

Девочка, понимая, о чем идет речь, головенкой прижалась к старухе и, не спуская глаз с гостя, кусала ухо резиновой обезьянки.

— Десять рублей мне дают… А я вот думаю, если б и не давали, все равно ходила бы нянчить. Мы как родные. Правда ведь, Оля? — Старая женщина поднесла к глазам воротник кофты. — Ну что сказать про Володю? Погиб мальчишкой. Совсем мальчишка, на первом году войны. Немец тогда к Оке подошел…

Пока Оля ест кашу, а потом, осмелев, на показ гостю носит игрушки, я узнаю маленький эпизод войны, потерю одной человеческой жизни. Можно эту историю рассказать возвышенным словом. Можно рассказать просто, как рассказала мать.

Мальчишка был как мальчишка. Бегал к солдатам в окопы, носил постовым кипяток. «Река разделяла немцев и наших. Стрельбы большой не было, но наши ждали, что немцы вот-вот полезут. У меня они сковородку брали картошку жарить. И признаюсь в грехе, послала в тот день Володю за сковородкой: возьми, говорю, и сразу домой, в подвал. А вечером его принесли на руках…» Матери рассказали потом: молоденький лейтенант, собираясь в разведку, долго не мог найти лодку для переправы. Мальчишка знал, где были спрятаны лодки, знал он и все тропки по-над рекой, и потому, наверное, лейтенант согласился взять смышленого пацана на тот берег. Переправлялись в сумерки, но лодку немцы заметили. Каким-то образом пули миновали солдат, но свалили в лодке мальчишку.

«Лейтенант плакал, целовал мои руки, говорил: лучше меня бы, мать… Хоронили Володю по-военному. Сколько красноармейцев было, все кверху подняли ружья и разом стрельнули.

А командир сказал: мать, твой сын вырос бы хорошим человеком. Но что можно сделать — война, мать! Мы, говорит, тоже не все останемся. Вон ведь пока где стоим, на Оке! И неизвестно, где кто поляжет. А твоему сыну будет, мать, памятник, потому что сын твой — герой. Дай бог, чтобы все мои красноармейцы были такими же смелыми. Так и сказал: дай бог… Я понимала: для материнского утешения говорит. Сначала я голосила, а потом стала как камень. Когда над могилой стрельнули, на той стороне, помню, тоже стрельба поднялась…»

Оказалось, что памятник из белого камня Прасковья Ивановна еще не видела.

— Слыхала, да ноги болят, боялась, что не дойду.

Я взялся ее проводить. Мы прошли через поле, прошли дорожкой около леса. У камня Прасковья Ивановна перекрестилась, попросила прочесть слова, потрогала камень рукой. Потом мы молча пошли дорожкой на косогор, откуда виднелась Ока. Вид реки взволновал старую женщину больше, чем памятник. Она оперлась на палку и сказала, для себя, пожалуй, сказала:

— Вот и мысок, куда они плыли. Все осталось, как было…

Мне показалось неразумным что-нибудь спрашивать и даже просто говорить в эту минуту.

Я отошел и долго наблюдал неподвижно стоявшего человека. Спокойной и светлой текла Ока. Бесконечной казалась синяя даль. И над этой ширью земли одинокая женщина показалась мне матерью всех, кого мы обязаны не забыть.

* * *

Было это в воскресный день ноября, когда леса над Окой ожидали первого снега. Из деревни Бехово я шел уже по знакомым дорожкам и опять постоял у замерзшего бочага. В кармане у меня было три белых камушка. Я пустил их по льду и снова подивился удивительным замирающим звукам: тек-тек-тек… Редкая тишина стояла в лесу, и только сверху, так же как утром, доносились глухие удары. Это беховский слесарь Куржуков Федор спешил до снега закончить свою работу.

В эту минуту она казалась мне матерью всех, кого мы обязаны не забыть…

Фото автора. 21 ноября 1969 г.

Черныши на березах

(Окно в природу)

Живущим в лесных местах приходилось, конечно, видеть тетеревов, когда они стаями сидят на деревьях. Один раз увидел — всю жизнь не забудешь, особенно если было это зимой, если вдобавок угольно-черные птицы сидели на ветках заиндевелых — белые кружева, и на этом узоре как будто шары застыли.

К тетеревиной стае подойти трудно. И все-таки охотник хитрее птиц. Весной сделал шалаш посреди тока — стреляет из шалаша. В августе, когда у тетерок подросли выводки, идет на охоту с собакой. По неглубокому снегу подъезжает к стае в санях. В середине зимы, когда на ночь тетерева падают в снег и там в тепле засыпают, наблюдательный человек с вечера замечает ночевку и подбирается к ней на лыжах.

Есть еще один способ охоты на косачей. Хорош он тем, что охотник прячется где-нибудь на опушке и хитростью заставляет пролетающих птиц садиться над шалашом. Ждать иногда приходится долго, зато и награда терпеливому человеку большая.

Не каждый сразу поймет, какие два косача из этих шести живые.

* * *

Надо оглядеться и чутьем, ведомым только охотнику, определить, на какую березу птицы сядут скорее всего. Мы уже знаем: тут, над опушкой, тетерева пролетают кормиться к овсяному полю. Лучше всего ставить шалаш вон там, у кромки низких берез. Рубим ельник. И когда шалаш с мягкой постелью готов, приступаем к самому главному. Мой спутник, вятский охотник Вадим Роженцов, достает из мешка черные тряпочки и садится у вороха желтого папоротника. Через минуту мешочек из полотна, набитый мягкой травой, превращается в птицу. Форменный тетерев! Красные брови, на плечах белые пятна и у крыльев внизу белые зеркальца. В десять минут готовы все чучела. Вадим лезет на деревцо, находит для каждого петушка нужную позу. Теперь только ждать. Расчет простой: пролетающий тетерев непременно присядет к сородичам погостить.

Таково стадное чувство. Иногда большая стая садится к трем-четырем птицам. «Сидят спокойно — значит, близко ничего страшного, сядем и мы» — таков, наверное, закон птичьей жизни.

И человек подметил этот закон.

Нам не везет. Раньше всех сроков повалил снег. Снежинки, как белые лопухи, заполнили воздух. Зубцы недалекого леса сразу исчезли. Пропала желтоватая дымка овсяного поля. В полчаса все стало белым, и наши тетерева тоже побелели с одного бока. Очищаем матерчатых птиц от снега, ставим на место и ждем. Но полетят ли в такую погоду? Другие птицы снегу, кажется, даже обрадовались. Как жаворонок весной, заливается песней невидимый в ельнике клест. Снегирь красным яблоком повис на репейнике: долбит и свищет. Вадим в шалаше тоже снегирем свистнул. Снегирь встрепенулся и сел на шалаш. Вадим еще поддразнил. Снегирь озабоченно ищет сородича, наклонил голову. Повернувшись на спину, я вижу красное пятнышко перьев и одну лапку. Травинкой щекочу птичью ногу. Сидит…

Опять снег. Как во сне, слышим в лесу лай собаки. Гонит зайца. Гонит сюда, на опушку.

Вадим говорит: «Выскочит там, у кустов», и почти тут же заяц именно там появился. Еле видный в пелене снега, он присел, постучал лапой об лапу и юркнул в бурьян. Собака вырвалась на опушку минутой позже. Видно было: заяц ее измучил. Почуяв запахи человека, гончая вдруг повернула к нашему шалашу и, виновато глядя в пространство, легла. «Не тебя ждали…» — Вадим вышел из шалаша и попытался прогнать дезертира. Но измученный пес не хотел уходить.

Еще раз отряхнув от снега сиротливые чучела, Вадим решает уйти попугать в лесу косачей, заодно увести и собаку.

Я лежу, высунув объектив в «амбразуру» между ветками елок. Тетерева могут появиться в любую минуту — как раз самое время лететь на кормежку. Но вместо них над березой вдруг появилась ворона. Хитрая птица явно чувствует что-то неладное. Она делает круг и вдруг пикирует на верхнее чучело. Что ворону насторожило? Долгая неподвижность тетеревов? Еле заметный снежок на боках? Или что-то другое?

Вадим рассказывал: однажды дятел сел и стал клевать чучело. Сороки подозрительно вертятся вблизи от фальшивых тетеревов. Но зато ястреб-тетеревятник бросается на них, как на живую добычу, — «раза три уносил чучела в лес». И сами тетерева не замечают подвоха…

В лесу грянул выстрел. Возможно, это Вадим пугает тетеревов. Я напряженно жду. Но не слышно характерного шума крыльев. От напряженного ожидания я задремал на какое-то малое время. А когда встрепенулся — не поверил своим глазам: на березе вместо четырех матерчатых птиц теперь сидело шесть. Не каждый сразу понял бы, какие два косача из этих шести живые. Щелчки фотокамеры птиц не спугнули.