Любовницы по наследству - Вячеслав Школьный

Скрывать правильный ответ не было смысла, — обо всех моих «похождениях» он был осведомлён больше, чем я того ожидал.

— Записная книжка Юрия у меня оставалась, — чистосердечно признался я без единой капли смущения. — Может, надо было предъявить её следствию?

— Следствию — нет, а вот мне — желательно, — задумчиво произнёс Виктор.

— Но ты ведь это дело уже не ведёшь…

— Не в моих правилах бросать начатую работу на полпути. Я ведь тоже, как и ты, ни одной секунды не верил в случайность смерти Колесникова, и поэтому втайне от начальства начал накапливать кое-какую информацию на этот счет… Во внерабочее, разумеется, время.

Я заинтересовано посмотрел на собеседника. Смысл его игры постепенно начинал до доходить до моего непробиваемого мозга.

— Да, Андрей, не удивляйся особо. В этом нет ничего неожиданного. Нам, сыскарям, как и всему честному народу, начальство в некоторых случаях в открытую перекрывает кислород. Уж слишком быстро они замяли дело Колесникова. Материалы передали в другое ведомство, где их подшили к многотомному собранию сочинений о серии террористических актов, прокатившихся по стране. ОБОП свои «мемуары» держит в секрете, поэтому до нас информация оттуда не доходит. Так что, если надеяться на них, то все висящие мертвым грузом на нашей шее преступления так и останутся нераскрытыми.

— Можно подумать, — вы лучше работаете, чем они? — язвительно проворчал я.

— Зря смеёшься, — с полной серьезностью заявил Харченко. — Если судить по статистике, — куда лучше. Мы ведь боремся с бытовыми преступлениями, а они — непосредственно с мафией, потому у них буквально на всём лежит сплошное табу, — руки полностью связаны. Возможности проявить себя в деле куда меньше.

— Я то думал, — наоборот…

— Вот именно, все так думают. Не всё, о чём галдят по телевизору, является правдой. Посмотри вокруг, Андрей. Сколько в стране развелось преступных группировок, которые бесчинствуют нагло и в открытую. И всем им хоть бы хны. Адвокаты работают чётко, а наша братва — увы… Ну да ладно, — обсуждать других все мы грамотные, а уделять слишком много внимания политике, — нервов не хватит. Давай лучше о своём деле поговорим. Так вот, пока ты таскался по женщинам своего ненаглядного Юрия, я успел проверить алиби всех подозреваемых, то есть их мужей, если тебе, конечно, это интересно. — От Виктора не скрылось чрезмерное расширение моих заинтересованных глаз. — Стало быть, друг мой, спешу тебя уведомить, что никто из них прямо не мог совершить этого преступления. Глеб Семёнович Чернов весь тот вечер сидел в своём инвалидном кресле и вместе с женой и детьми смотрел телевизор. Мало того, я с большим трудом проверил все его телефонные звонки за прошлую пятницу. Никуда никто из его квартиры в этот день не звонил. Гостей у него тоже не было. Как ты думаешь, мог ли он, в таком случае, организовать преступление даже с помощью друзей? Разве что только заранее с кем договорился… Идём дальше. Четверо дружков Павла Ишаченко утверждают и клянутся чуть ли не на Библии, что в тот вечер они вместе пьянствовали в одном из местных пивных баров. Барменша тоже его опознала как постоянного клиента, и подтвердила, что он был тогда в таком состоянии, что не то, что убить кого-то, — матерного слова произнести был не в состоянии. Питер Маклайн занимался целую ночь какими-то подсчётами на компьютере в одном из своих подшефных банков, охрана которого утверждает, что он из него не выходил, а вот Николай Фёдорович Батурин… Тут случай особый.

— Ну? — с надеждой в голосе спросил я.

— Так вот, как раз в момент убийства твоего друга наш национальный герой выступал по телевидению, была прямая трансляция его интервью по первому всесоюзному каналу.

— А его звонки по мобильному телефону?

— Ты издеваешься? — насмешливо повертел головой Харченко. — Кто меня допустит к его звонкам? И вообще, ты представляешь, сколько их он делает за день? Не дай Бог кому влезть в это дело, — проблем не оберешься…

Я промолчал, сделав тяжёлый вдох.

— То-то, дорогой Андрюша, — подвёл итог Виктор. — Получается, наша с тобою версия летит ко всем чертям. Думаю, тебе придётся смириться с официальной трактовкой преступления.

— Что угодно, только не это, — решительно возразил я.

— Думай, как хочешь. Моё дело — поставить тебя в известность. Просто не хочется, чтобы ты даром терял своё драгоценное время. Хотя, думаю, общаясь с этими женщинами, ты его проводишь с определенной пользой.

— Данные отношения также входят в программу моего расследования, — не без определенной иронии заявил я.

— Конечно, конечно, — снова засмеялся Виктор. — И с целью закрепления памяти о безвременно погибшем друге.

Я недовольно нахмурил брови и бросил на него жестокий взгляд. Подобные шуточки были отнюдь не к месту.

— Ну, не сердись, извини, — более серьёзно сказал Харченко. — Я тебя отлично понимаю. Сам бы на твоём месте долго не мог успокоиться. Потому сегодня к тебе и пришёл, что сочувствую твоему горю. Если бы не понимал — просто бы плюнул на всё и забыл о тебе. — Он поднялся, приблизился ко мне и положил на моё плечо ладонь. — Я хочу, чтобы ты знал, если надо будет помощь, — приходи, звони, координаты мои ты знаешь. Я всегда пойду навстречу.

— На будущее, может быть, и пригодишься, — равнодушно пробормотал я.

— Только, ради Бога, не делай глупостей. Ладно, Андрюша, спасибо за кофе, мне уже пора идти. Всё-таки я — человек семейный, потому долго задерживаться у тебя не могу, и так дома почти не бываю.

Виктор прошёл в прихожую и принялся быстро одеваться.

— Всё-таки постарайся шапку чаще на голове носить, — посоветовал в напутствие я, провожая его до двери. — Менингит, он иногда пострашнее бандитской пули бывает. Не заметишь, как и свалит.

— Ты тоже постарайся с головой дружить, — небрежно ответил он, — брось свои глупые затеи и обязательно помирись с Татьяной. Хорошая всё-таки девчонка, и любит тебя к тому же. Зачем ее мучить?..

Дверь за ним резко захлопнулась, и я остался стоять истуканом посреди прихожей в полном изумлении. То, что он узнал о моей ссоре с Татьяной, окончательно выбило меня из колеи. Что и говорить, этот парень был действительно настоящий киевским Мегре, — сыщиком, что называется, с большой буквы.

Подойти к телефону и набрать на его лихорадочно вертящемся диске Татьянин номер стоило мне огромных усилий. Но я всё-таки смог это сделать. Мне повезло, — трубку подняла сама девушка, а следовательно я был великодушно избавлен от лишней процедуры объяснения с её слишком требовательными родителями. Несколько секунд мой язык покоился в нерешительности что-либо сказать.

— Алло! — в третий раз прокричала Татьяна, — Я слушаю, кто у телефона?

— Тань, привет, это Андрей, — наконец-то виновато вполголоса пробормотал я.

— А, позвонил всё-таки, чудо уссурийское! — не совсем радостно воскликнула она. — Я же, по-моему, ясно тебе сказала, — чтобы не звонил и не приходил.

— Но, Тань, послушай… Мы же тогда невзначай повздорили. Я, конечно, виноват и еще раз прошу за всё прощения. Но мало с кем что случается? Мы же не первый день друг друга знаем. В общем, извини меня…

— Да ты что? Неужели кто-то поколдовал над твоим самолюбием и научил тебя чувствовать свою вину? — В голосе Татьяны послышались искренние нотки удивления. — С каких это пор у моего Андрея поменялся характер?

— Таня, не ехидничай. Я действительно извиняюсь перед тобой и готов искупить свою вину любым способом, в пределах, конечно, разумного. Неужели нельзя пойти ни на какой компромисс?

— Может, у тебя и жизненные планы поменялись? Выбросил, наконец, из своей головы эту бредовую идею насчёт поиска преступника?

Я не ответил на её вопрос, а только громко вздохнул. Мой вздох никак не могли не услышать на том конце провода.

— Почему замолчал? Андрей, ты слышишь меня?

— Да слышу, слышу, — после небольшой паузы с трудом выдавил из себя я. — Всё отлично слышу…

— Я спрашиваю, ты бросил поиск убийцы Юрия? — снова поинтересовалась она.

— Нет, не бросил, — со скорбью в голосе пробормотал я. — Пойми, ведь Юрий был моим другом, я не могу это оставить просто так. Сегодня и капитан милиции уговаривал меня это сделать, но я не могу, пойми, не могу…

— Значит, и я не могу, — недовольно фыркнула в трубку девушка. — Мне не нужен жених, который готов из-за своей дурости превратиться в разорванный кусок мяса. Пойми, это не шутки, — здесь пахнет нешуточной смертью.

— Я об этом знаю, можешь не напоминать.

— Ну, тогда почему ты такой твердолобый?

— Эх, Таня, Таня, ничего то ты не понимаешь. — Я ещё раз горестно вздохнул и вытер со лба выступивший от волнения пот.

— Кто из нас только непонятливый? — злостно огрызнулась Татьяна. — Ладно, чего зря с тобою болтать? Когда поумнеешь, тогда и давай о себе знать! А сейчас, дорогой, бывай здоров, и ещё раз хорошенько подумай своей глупой головой.