Затея - Александр Зиновьев

— Ни под каким видом! От этой твари — ни сигаретки! А что, если в нашей конторе вышибить стекло?

— Ты что, забыл? Теперь же во всех учреждениях ночные дежурства. После тех взрывов и пожаров в Москве и по всей Стране бдительность проявляют.

— Вот идиоты! А у нас-то зачем? Да пусть наша вшивая контора хоть с потрохами сгорит! Кому она нужна?!

— Никому. Потому и охраняют.

Переговариваясь подобным образом, собутыльники добрели до дома, где жили Сусликовы. Хитроумными математическими методами рассчитали, где должны быть окна Сусликовых. Убедились в том, что те уже спят. Выключили в подъезде свет на всякий случай, поднялись на седьмой этаж и ощупью подкрались к двери Сусликовых. Стопкин шепнул, что они, б…и, уже дрыхнут и что можно начинать. Спустив штаны, собутыльники наложили перед дверью две мощные кучи.

В понедельник Сусликов, слегка усмехаясь, рассказывал в секторе, что неизвестные бандиты наложили две кучи перед дверью их соседей. Сосед, работник Органов Безопасности, поклялся, что не оставит дело без последствий и непременно разыщет этих диссидентов.

Стопкин отозвал Сусликова в сторонку и шепнул ему, что кучи сделали его вчерашние гости, упившись и обожравшись на даровых харчах. И если Органы раскопают, будут неприятности. Сусликов слегка побледнел и пообещал через тестя принять меры, чтобы дело не раздували.

— Эх ты, теоретик, — сказал Стопкин Жидову с обидой, — я же говорил, надо рассчитывать до пятого знака.

Часть третья

ЗАТЕЯ

Немного истории

В социальной истории Страны имели место четыре периода: 1) революция, Гражданская война, восстановление; 2) кровавый террор, беспредельная демагогия, неслыханная эксплуатация населения и вместе с тем иллюзии, реальные успехи; 3) разоблачение ужасов второго периода, либеральные веяния; 4) ликвидация недостатков третьего и возрождение достоинств второго периода, стабилизация системы. Совершенно очевидно, что движение протеста против отрицательных проявлений коммунизма не могло зародиться в первую эпоху (коммунизма еще не было) и во вторую (всякое недовольство нещадно подавлялось). Оно зародилось лишь на третьем этапе. Напрашивается вывод: лишь наличие некоторого минимума благополучия рождает возможность протеста. Родившись однажды, движение протеста не могло быть уничтожено совсем. Оно перестало быть таким массовым, как на третьем этапе, в смысле участия в нем населения. Зато оно стало более широким в смысле участия в нем людей, посвятивших ему свою жизнь, и углубилось. Раньше борьба шла за мелкие уступки, которые делались почти автоматически самим ходом жизни. Теперь борьба затронула самые основы социального строя, коснувшись «прав человека».

Хотя это движение и не имело поддержки в широких слоях населения, оно напугало власти и привилегированные слои, ибо грозило перерасти в разоблачение сущности и структуры коммунистической формы эксплуатации. Именно этот страх, хотя и не всегда осознанный, лежал в глубине мероприятий властей, вылившихся в описываемую здесь Затею.

В движении протеста этого периода наметились две ветви: персональный бунт видных деятелей культуры и мелкие организации, составленные из представителей интеллигенции среднего и ниже среднего (в профессиональном отношении) уровня. Обычно эти группы были совершенно беспомощны в организационном отношении, были напичканы осведомителями и провокаторами ОГБ, занимались не столько делом, сколько игрой в дело, стремились не столько к борьбе за некие «права человека», сколько к самоутверждению за счет проблемы «прав человека» и к известности. В какой-то мере они были удобны для ОГБ. Они отвлекали общественное мнение от действительно важных проблем жизни общества на второстепенные. Через них можно было легко выявлять недовольных людей и группы недовольных, возникающие в различных уголках Страны (например, списки таких групп «обнаруживались» при обысках, так как никакие правила конспирации не соблюдались). И тем не менее эти группы сыграли значительную роль в истории Страны.

Основными средствами борьбы против нарастающего недовольства были, во-первых, первичные деловые коллективы, в которых работали люди, и, во-вторых, Органы Государственной Безопасности (ОГБ). Коммунистическая пропаганда и улучшение бытовых условий теряли свою былую силу.

Личность и коллектив

Рядовой гражданин коммунистического общества живет под неусыпным наблюдением и контролем своей первичной социальной ячейки, через которую он добывает средства существования и реализует свои потенции. Если индивид не «выпендривается», ведет себя «как все», коллектив оказывает ему внимание и даже предоставляет защиту. Но основная задача ячейки — помешать человеку выделиться из коллектива, возвыситься над ним, противопоставить себя ему в качестве автономной личности. Случаи, когда коллектив выказывает почтение к какому-то своему члену и возвеличивает его, не противоречат этому правилу, так как это означает признание заурядности (а не превосходства!) данного члена коллектива, но в особой социально значимой (дозволенной и признанной) форме. Между прочим, культ Вождей в нашем обществе есть культ ничтожеств, а не выдающихся личностей.

Меры первичных коллективов в отношении тех, кто обнаруживает признаки выделения индивида в качестве личности, весьма ощутимы, хотя они и кажутся для посторонних сущими пустяками. Например, лишение премии или надбавки к зарплате, невключение в очередь на жилье, отказ повысить в должности, выговоры, бойкот, сплетни. Существенное место в этой системе давления занимают партийные и комсомольские организации, от решения которых судьба членов партии и комсомола, которые суть члены коллектива, зависит роковым образом. В большинстве случаев эти меры достаточны, чтобы «образумить» человека или жестоко расправиться с ним. Если же меры коллектива не дают желаемого эффекта, в силу вступают специально созданные органы подавления, работающие в тесном контакте со всеми прочими формами власти и с первичными коллективами. Ядро, вдохновляющее начало всей системы подавления, образуют Органы Государственной Безопасности. Они суть лишь отчужденная и обобщенная в масштабах всего общества сила коллектива, направленная против личности.

Интимная жизнь коллектива не исчерпывается совместной производственной или служебной деятельностью. Она включает в себя также разнообразную совместную общественную деятельность (собрания, вечера, поездки, награды и т. п.), а также личные взаимоотношения, вырастающие на этой основе (сплетни, гостевание, любовные связи, совместные выпивки, локальные группки, мафии, круговая порука, взаимные услуги). Последние-то и придают внутриколлективным отношениям характер интимности. Они сплачивают коллектив в единую семью не в фигуральном, а почти в буквальном смысле слова. Они сплачивают коллектив в нечто большее, чем семья, а именно — в своего рода единую личность (суперличность) нашего общества, в такое «мы», которое имеет право рассматривать себя как «я». Это очень важно для понимания всего происходящего у нас. У нас, подчеркиваю, носителем личностного начала является не отдельный человек, а целостное учреждение. Отдельный человек есть лишь частичная личность, претензия на личность, протест против обезличивания, воспоминание о личности. Так что в применении к нашему обществу полноценным субъектом права и морали является не отдельный человек, но лишь отдельное, целостное и автономное в своей деятельности учреждение (предприятие). Когда нормы права и морали, сложившиеся в условиях цивилизации Запада, переносят на нас, получаются те самые курьезы, из-за которых столько десятилетий идет совершенно бесперспективная борьба.

Интимная жизнь коллектива — это огромное число действий и связей, которые в большинстве случаев привычны, автоматичны, неявны, незаметны для посторонних, но существенны для посвященных. Это — все то, что делает человека своим в некоторой части коллектива и через эту часть — своим для коллектива в целом. Благодаря этому в интимной жизни человека не остается ничего такого, что неизвестно коллективу (начиная от состояния кишечника и кончая амурными делами). Чтобы человек был признан в коллективе своим, он должен обладать некоторым набором пороков, допускаемых коллективом фактически, хотя порицаемых часто официально. Например, пьянство (в меру, конечно, чтобы не было «пятна» на учреждении и чтобы жена не жаловалась), двуличность, подхалимаж, склочность, бездарность. Человек еще более принимается коллективом, если с ним приключаются неприятности (болезни, раздоры в семье, неудачи с детьми). Коллектив, например, готов с сочувствием зацеловать человека, у которою ограбили квартиру, сперли шубу. Коллектив по самой сути есть объединение ущербных, серых, несчастных существ в некое целое, компенсирующее их дефекты.