Наступление ч. 4(СИ) - Александр Афанасьев

— Хохол!!!

Хохол, Димка Стецко, двухметровый гигант, по команде упал плашмя на живот. У него не было никакого оружия кроме Стечкина с боезапасом и нескольких гранат РГД — но ему оно не сильно было нужно. Потому что Хохол носил куда более страшное оружие — на спине, на самодельном станке — кронштейне у него был АГС-17 со снаряженным барабаном на двадцать девять выстрелов. Никто кроме Хохла не мог носить на спине такую тяжесть, и никто кроме Хохла не мог выдержать издевательство, возникающее при стрельбе из такого оружия, установленного на спине[61]. Но у них был Хохол, и это было их джокером, картой, которая могла побить любую другую.

Автоматы с обеих сторон ударили почти одновременно — и тут же зачавкал гранатомет. Каждая граната — это пятьдесят квадрантных метров сплошного поражения, по осколочному действию она превосходит снаряд ОФЗ от боевой машины пехоты. Стрелок из АГС бил короткими очередями, грамотно и экономно укладывая шахматку, улица перед посольством буквально кипела разрывами, осколки рвали грузовики и человеческие тела, кто-то пытался бежать — но его поражали сосредоточенным огнем спецназовцы Альфы. Огневой налет длился примерно минуту — но закончился полным разгромом окружающих посольство моджахедов. Среди бойцов Альфы — потерь не было.

— Пошли! Хохлу помогите!

Продираясь через площадку, усеянную изорванными человеческими телами, мимо иссеченных осколками дымящихся и горящих машин, стреляя на всякий случай одиночными, чтобы кто-то случайно не ожил и не ударил им в спину — они вышли к главным воротам посольства. Будка свернута, ворота вывернуты, часть стены повалилась — это что же такое должно было взорваться, тут же на века строили?! Кто-то крикнул — «Свои» — и в ответ услышал «Аллах Акбар!». Понятно — духи проникли внутрь.

— Гранатами — огонь!

Не дожидаясь, пока гранату выкинут им под ноги, альфовцы перебросили через стену по РГДшке, вперед выдвинулась штурмовая группа. Она была вооружена пистолетами АПБ, и у нее было то, чего не было во всех вооруженных силах Советского союза. Только во внутренних войсках было, да и то в малом количестве, личному составу только на занятиях показывали. Светозвуковое устройство «Заря», звуковая волна как при разрыве 122 миллиметрового снаряда и выжигающая глаза вспышка[62]. Сразу две бело-черные, круглые, с ребристым донышком гранаты летят через забор, штурмовики уже наготове — живые машины, закованные в броню.

— Бойся!

Двойной взрыв, озаряющая темноту вспышка и дикий визг, как будто режут свинью.

— И-и-и-и-и-л-л-л-а-а-а-а!!!

Уже стемнело, за разрушенными воротами посольства — асфальтовый пятачок, какие-то камни, ворота, дальше — что-то типа Волги, сгоревшей. Через бронированное стекло швейцарского шлема почти ничего не видно, хорошо, что они догадались присобачить к Стечкиным небольшие фонари на самодельных кронштейнах. Развесовка страдает и быстро пистолет не выхватишь — но сейчас эти фонари как нельзя кстати. Лучи фонарей выхватывают из темноты сидящих, лежащих, хаотично двигающихся, ослепших боевиков, как только это происходит, палец нажимает на спуск и — еще один моджахед направляется к Аллаху. Двадцать патронов в магазине, двадцать первый в стволе, отдачи почти нет, пули ложатся по световому кругу — а за спиной уже входят товарищи, поддерживая автоматным огнем и добивая тех, кто еще здесь жив.

Откуда-то из темноты, от одного из зданий посольства, гремит автоматная очередь, один из штурмовиков падает — и шквальный огонь обрушивается на позицию стрелявшего.

— Свои! Свои!

— Свои! Мать!

Что-то горит…

Кабул, посольство вечер 21 марта 1988 года

— Б… какого хрена стреляли?

— Так Димка… уже не спросишь.

— Мать вашу…

— Сильно? Ну того…

— Выживет. Старший кто?

— Нету старшего.

— То есть как?

— Майор Игнатченко… погиб смертью храбрых.

— А посол?

— Пал Петрович… умер. Сердце.

Твою мать…

— Я, майор государственной безопасности Карпухин принимаю командование гарнизоном. Связь с Баграмом, с Москвой — есть?

— Была…

— Веди.

— Товарищ полковник, по мне только что нанесли бомбовый удар! У меня тут тридцать с лишним трехсотых и до пары сотен духов на периметре! В городе война идет, духи рассредоточились по основным магистралям, сопротивления почти нет. Нам надо срочно, повторяю — срочно эвакуировать посольство и всех советских граждан, каких сможем. Вертолетами, самолетами — я не знаю чем.

— Дай-ка… Генерал Иванов на приеме.

Генерал Иванов…

Карпухин хорошо знал этого генерала Иванова — хоть он был и совсем не Иванов. Заместитель председателя ПГУ КГБ СССР Юрий Иванович Дроздов, специалист по острым акциям. Именно он поздравлял Карпухина, тогда еще капитана КГБ и других бойцов группы Альфа морозным утром декабря семьдесят девятого на ступенях разгромленного дворца Тадж-Бек. Сейчас генерал Дроздов был одним из основных заказчиков для группы Альфа, хотя Карпухин не знал, где точно он работает сейчас. С новым генсеком много людей поменялось…

Кстати- много генеральства скопилось на Баграме, ох много. Вот как прорвется удачливая группа пакистанских бомбардировщиков.

— Паникуешь, капитан?

— Товарищ генерал — полковник, я уже майор, представляюсь в связи с получением очередного воинского звания.

— Майор, а паникуешь хуже зеленого капитанишки. Докладывай по обстановке, четко и внятно, без истерики.

— Есть. Согласно полученному приказу две группы спецназа КГБ СССР «А» с боем прорвались к посольскому комплексу, обеспечили периметр. При прорыве уничтожено до двадцати духов и у самого посольства — до пятидесяти. На данный момент основные ворота снесены взрывом, подорвана ограда еще в нескольких местах — но периметр удается держать за счет огневого воздействия. На данный момент у меня на руках до пятидесяти двухсотых и столько же трехсотых, в строю осталось не больше ста человек, те или иные ранения получили все, трехсотыми мы считаем только не способных передвигаться. На периметре посольства — до ста пятидесяти — двухсот духов, в основном фанатики, в черных чалмах. Хорошо вооружены и подготовлены. По посольству работают снайперы, подозреваю, что ночью они пойдут на штурм.

— Сдаться предлагали?

— А как же? То и дело с мегафона таслимят[63].

— Таслимят, значит. А сам — что думаешь?

— А что думать, товарищ генерал? Боеприпасы есть пока, значит, поживем еще…

— Вот это правильно… — Дроздов перешел на более серьезный тон — значит, слушай сюда, майор. Ночью, примерно в двадцать три часа будь готов к прорыву. Мы связались со всеми, с кем возможно, прорыв будут обеспечивать десантники. Они пойдут по Майванду, пройдут, сколько смогут, главная их задача — собрать блокированных в компаундах советских граждан, которые там еще остались и уматывать к чертовой матери. Опознание — две зеленые ракеты. До Майванда прорывайся сам, понял?

— Понял, товарищ генерал.

— Не слышу бодрости в голосе!

— Есть, товарищ генерал-полковник.

— Так лучше. У тебя там техника есть какая живая?

— Пару машин найдем, товарищ генерал… наверное.

— Значит, грузи всех раненых, всех кого можешь и в двадцать три ноль — ноль начинай выдвижение к Майванду. Если… — генерал на мгновение сбился — если мы выдвинуться не сможем, прорывайся своими силами к северной дороге до заслона, как сможешь. Часть армии и генсек перешли на сторону моджахедов, пакистанская армия в сорока километрах от Кабула. Мы выдвинули заградительные отряды к дороге, бомбим, как можем, но… завтра, майор, может так статься, что тебя в Кабуле на гусеницы намотают. Так что эта ночь — для тебя последняя.

— Так точно, товарищ генерал

— И секретную комнату, шифры — все уничтожить.

— Уже уничтожили, товарищ генерал.

— Все, майор тогда удачи. Конец связи.

Майор Карпухин был зол. Зол и расстроен. Во-первых, их, особо подготовленную антитеррористическую часть использовали просто как пехоту, что было неправильно — все равно, что микроскопом гвозди заколачивать. Во-вторых — майор совершенно не понимал, почему они должны оставлять Кабул, по его мнению, даже один подготовленный полк воздушно-десантных войск способен был навести шороху в городе и переломить ситуацию.

Но приказ — есть приказ. Он не имеет права ни погибнуть сам в бессмысленной бойне, ни подставить людей, ни тем более — гражданских, оказавшихся в посольстве.

— Офицеров — ко мне.

И как голос из прошлого

Выкрик — вперед…

Двадцать три часа. По Москве — час волка[64] — как нельзя лучше подходящее название…