Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка - Лев Хургес

5

Поскольку я уже был студентом 5 курса Московского электротехнического института связи, то, по положению, все вечерники последнего курса институтов должны были бросать на этот год свою работу, переходить на обучение с отрывом от производства и получать повышенную стипендию (что-то около 150 рублей) – для защиты дипломного проекта и до окончания института. Благополучно закончив в мае 1936 года теоретический курс, я выбрал тему дипломного проекта «Оборудование малого зала Дворца Советов для синхронного перевода речей ораторов на 22 языках». (Строительство этого Дворца в те времена еще собирались осуществить на месте взорванного специально для этого храма Христа Спасителя. После взрыва обнаружили, что грунт не сможет выдержать такого монументального здания. Поэтому подготовка к строительству Дворца была прекращена[95], и на месте уничтоженного храма сперва появился никому не нужный сквер, а потом зимний плавательный бассейн «Москва».)

Тема была очень серьезной, интересной и имеющей практическое значение (ведь в то время еще никто не знал, что Дворец Советов на месте храма Христа Спасителя так и не будет построен)[96]. Теперь проблема синхронного перевода уже давно решена, но тогда мне нужно было разработать целый ряд сложных технических вопросов. Времени на выполнение проекта у меня было достаточно (около восьми месяцев), и я решил серьезно засесть за работу, ни на что не отвлекаясь.

Но все-таки чертенок непоседливости постоянно сидит внутри меня и точит. И вот, после случайной встречи на улице со старым коротковолновиком Витей Пшигодой, работавшим в то время начальником связи Наркомата Морского флота (по их служебному коду ЦШМОР, между прочим, точно расшифровать это обозначение не мог даже сам Пшигода), я оказался в Мурманске, в длительной (на три месяца) командировке. Бросил свой проект (хотя, для очистки совести, взял с собой часть черновиков, чтобы заняться им в свободное время, но так ни разу и не достал их из чемодана) и отправился налаживать в Мурманском торговом порту новый мощный коротковолновый передатчик «ДРК-1».

Работа оказалась не из простых. До тех пор я не имел практики в настройке мощных передатчиков с элементами автоматики и со сложными антеннами, предназначенных для радиосвязи с судами, плавающими чуть ли не по всему земному шару. Несмотря на это, новая радиостанция в порту через два месяца уже держала уверенную связь с нашими пароходами в районе Гибралтара и даже дальше. Наши позывные УМЖ-1 слышали даже в Индийском и Тихом океанах. Моряки торгового флота оказались неплохими ребятами, не хуже летчиков, а мне «перестроится на моряка» оказалось проще простого: форма ГВФ была морская, стоило только сменить пуговицы с «птичками» на такие же с «якорями» и на фуражечном «крабе» вместо «птички» приладить «якорек».

Экзотика дальних странствий настолько захватила меня, что я решил после окончания института не лезть в большую науку, а просто пойти судовым радистом на один из крупных торговых судов. Как будет видно дальше, эта мечта осуществилась, правда, в условиях не совсем обычных, и сделал я, по не зависящим от меня условиям, только один заграничный рейс.

Закончив работу в Мурманске, я вернулся в Москву, а так как я уже был избалован лишней копейкой и жить на стипендию стало скучновато, решил найти себе какое-нибудь необременительное занятие, чтобы и при деньгах быть, и работу над несколько затянувшимся дипломным проектом форсировать. Подходящее место нашлось в Управлении связи ГВФ. Поступил я туда старшим инженером по распределению частот для радиостанций ГВФ. Впервые в жизни я сидел на работе за письменным столом, и на нем вместо живых радиостанций лежали только их формуляры. Но эта работа имела одно преимущество: после четырех часов вечера я вольная птица и могу спокойно идти в библиотеку и заниматься дипломом (дома, с восемью душами в единственной комнате, это было затруднительно).

В августе 1936[97] года начался фашистский мятеж и Гражданская война в Испании, вскоре перешедшая в открытую интервенцию итальянских и немецких фашистов. Все советские люди выступали за Испанскую Республику, везде собирали пожертвования в фонд помощи испанским детям. Мне кажется, что не было среди нашей молодежи человека (во всяком случае, среди моих товарищей и знакомых), который бы не согласился поехать в Испанию помогать республиканцам. Многие подавали заявления в военкоматы, но оттуда получали неизменные ответы с отказом и благодарностью за солидарность.

Внезапно оборвалась и моя конторская деятельность: в начале ноября 1936 года вызывает меня начальник Управления связи ГВФ Кочедыков и дает распоряжение: бросить все текущие дела и заняться организацией бесперебойного вождения по радиомаякам самолетов, доставляющих матрицы центральных газет из Москвы в Ленинград во время предстоящего VIII Чрезвычайного Съезда Советов, на котором должна была приниматься новая Конституция СССР[98]. (Видно, Каминский уже успел сообщить Кочедыкову о моих подвигах на схожем поприще.) Поскольку я уже однажды лежал под обломками самолета во время такого рейса, я был в курсе всей нужности и трудности поставленной передо мной задачи. Хотя это вновь откладывало и так уже очень сильно затянувшееся написание моего диплома, но так мне осточертела вся эта канцелярия, что я с радостью согласился. Кочедыков предупредил меня об особой ответственности этого задания. В случае успешного бесперебойного воздушного сообщения во время Съезда, добавил он, может встать вопрос о представлении меня к правительственной награде, а в случае срыва по моей вине – тут Кочедыков красноречиво ткнул пальцем за плечо – как раз в той стороне находилась Лубянка. Поскольку намек был мною понят, то мне осталось только сделать поворот через левое плечо и выйти из кабинета начальника.

По указанию Управления связи, мне были предоставлены весьма широкие полномочия, вплоть до срочной установки дополнительного радиомаяка посередине трассы (если, конечно, будет доказана его настоятельная необходимость). Для обоснования такого сложного и дорогостоящего мероприятия я должен был несколько раз совершить полет по всей трассе, а также тщательно изучить работу ленинградского маяка, слышимость которого, по заявлениям многих пилотов, почти всегда была значительно хуже, чем у московского.

Приехав в Ленинград, я осмотрел радиомаяк, составил об этом документ и хотел было лететь обратно на самолете, чтобы проверить дальность действия маяка. По каким-то причинам полет задерживался, и я решил, чтобы не терять времени даром, ехать в Москву поездом, а лететь уже из Москвы. Когда я в последний раз зашел в Ленинградский аэропорт, то дежурный, узнав мою фамилию, сказал, что меня уже несколько раз спрашивал человек в форме НКВД, но найти никак не мог, потому что я, как заяц, бегал по всем нужным мне инстанциям, согласовывая предстоящий полет для проверки маяка, а ночью был не в гостинице, а у своих знакомых. Не зная за собой никаких провинностей, из-за которых я должен бы был избегать знакомства с этим ведомством, я сказал дежурному, что сегодня в 20.00 уезжаю в Москву, и если я этому энкэвэдэшнику зачем-либо нужен, то он в это время может найти меня на вокзале. Но там меня никто не потревожил, и на следующее утро я уже был в Москве.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});