Смерть в чужой стране - Донна Леон

— Но на этот раз… — начала она, но потом вспомнила, кто такой Брунетти, и сказал только: — Он не плохой мальчик.

Брунетти подождал, пока не убедился, что она не собирается больше ничего говорить, и продолжал:

— Синьора, сегодня я разговаривал с одним моим другом. Он сказал, что человек, с которым, возможно, связался Пеппино, — очень плохой человек. Вы что-нибудь знаете об этом? О том, что делает Пеппино, о людях, с которыми его видели, с тех пор как он… — Брунетти не знал, как лучше это выразить, — с тех пор как он вернулся домой?

Она долго обдумывала его слова, прежде чем ответить.

— Пеппино был с очень плохими людьми, когда был там. — Даже сейчас, после всех этих лет, она не могла заставить себя назвать тюрьму тюрьмой. — Он говорил об этих людях.

— Что он говорил о них, синьора?

— Он сказал, что они важные, что теперь удача повернется к нему.

Да, Брунетти знал такое за Пеппино: удача всегда собиралась к нему повернуться.

— Он еще сказал вам что-нибудь, синьора?

Она покачала головой. Это было отрицание, но он не понял, что именно она отрицает. Брунетти и в прошлом никогда не знал наверняка, как много известно синьоре Руффоло о том, чем на самом деле занимается ее сын. Ему казалось, что она знает гораздо больше, чем показывает, но думал, что она, пожалуй, прячет эти знания даже от себя. Мать всегда знает о своем ребенке ровно столько, сколько хочет знать.

— Вы встречались с кем-нибудь из них, синьора?

Она яростно затрясла головой:

— Он не привел бы их сюда, в мой дом.

Это, без сомнения, было правдой.

— Синьора, мы сейчас ищем Пеппино.

Она закрыла глаза и склонила голову. Всего две недели, как он вышел из этого места, и вот полиция уже ищет его.

— Что он сделал, Dottore?

— Мы пока не знаем в точности, синьора. Мы хотим поговорить с ним. Кое-кто говорит, что его видели там, где произошло преступление. Но они опознали Пеппино только по фото.

— Так может быть, это был не мой сын?

— Мы не знаем, синьора. Вот почему нам хотелось бы поговорить с ним. Вам известно, где он?

Она покачала головой, но опять Брунетти не понял, значит ли это, что ей неизвестно или что не хочет говорить.

— Синьора, если вы будете разговаривать с Пеппино, вы передадите ему две вещи от меня?

— Да, Dottore.

— Пожалуйста, скажите ему, что нам нужно с ним поговорить. И еще скажите, что эти люди — плохие, они могут быть очень опасны.

— Dottore, вы гость в моем доме, так что мне не следовало бы спрашивать вас об этом.

— О чем, синьора?

— Это правда или это уловка?

— Синьора, скажите, на чем мне поклясться, и я поклянусь, что это правда.

Не колеблясь, она произнесла требовательно:

— Поклянитесь сердцем вашей матери.

— Синьора, клянусь сердцем своей матери, что это правда. Пеппино должен прийти и поговорить с нами. И он должен быть очень осторожен с этими людьми.

Она поставила рюмку на стол, так и не пригубив.

— Я попробую с ним поговорить, Dottore. Но может быть, на этот раз все обойдется? — Она не удержалась, и в голосе ее прозвучала надежда.

Брунетти понял, что Пеппино, вероятно, много наговорил матери о своих важных друзьях, о своих новых возможностях, когда все переменится и они наконец-то разбогатеют.

— Мне очень жаль, синьора, — сказал он совершенно серьезно. Потом встал. — Благодарю вас за кофе и пирожные. Никто в Венеции не умеет их готовить так, как вы.

Она тоже встала и, набрав горсть конфет, высыпала ему в карман пиджака.

— Вашим детям. Они растут. Сахар им полезен.

— Вы очень добры, синьора, — сказал он, с болью сознавая, что это истинная правда.

Она пошла с ним к дверям, снова ведя его за руку, словно он слепой или по рассеянности может зайти куда-нибудь не туда. У двери на улицу они официально пожали друг другу руки, и она долго еще стояла в дверях, глядя ему вслед.

Глава 15

Следующее утро, воскресное, было утром того дня недели, которого Паола всегда ждала с ужасом. Потому что в этот день она просыпалась рядом с незнакомым человеком. За многие годы семейной жизни она привыкла просыпаться рядом с мрачным, противным существом, не способным к человеческому общению по крайней мере в течение часа после пробуждения, угрюмым созданием, от которого можно ожидать только ворчания и тяжелых взглядов. Не самый блестящий любовник, наверное, но по крайней мере не слишком докучливый и дающий выспаться. Но по воскресеньям место его занимало нечто — она терпеть не могла даже этого слова — сюсюкающее. Свободный от работы и ответственности, в доме появлялся другой человек — приветливый, игривый, любвеобильный. Она его не выносила.

На этот раз он проснулся в семь часов, размышляя о том, что сделать с деньгами, выигранными в Казино. Он мог переплюнуть своего тестя и купить компьютер для Кьяры. Мог купить себе новое зимнее пальто. Можно будет всей семьей съездить в январе в горы. С полчаса он лежал в постели, так и сяк тратя эти деньги, но в конце концов желание выпить кофе заставило его встать.

Напевая с закрытым ртом, он добрался до кухни, взял самую большую кофеварку, налил воды и поставил ее на плиту, потом рядом поставил молочник и пошел в ванную. Когда он вернулся с почищенными зубами и лицом, блестящим от холодной воды, кофе уже вспузырился, наполнив дом своим ароматом. Он налил его в две большие чашки, добавил сахару и молока и направился назад в спальню. Поставил чашки на столик у кровати, снова залез под одеяло и боролся с подушкой до тех пор, пока не придал ей такое положение, при котором можно было бы сидеть и пить кофе. Он громко отхлебнул его, устроился поудобней и тихо позвал:

— Паола.

Его верная супруга, лежавшая рядом тюком, не издала ни звука.

— Паола, — повторил он, немного повысив голос. Молчание. — Хмм, такой хороший кофе. Наверное, я выпью еще немного. — Он смачно глотнул. Из тюка выпросталась рука, сжалась в кулак и ткнула его в плечо. — Удивительный, просто удивительный кофе. Выпью-ка я еще. — Раздался явно угрожающий звук. Проигнорировав его, Брунетти аппетитно причмокнул. Зная, что за этим последует, он поставил чашку на стол рядом с кроватью так, чтобы ее нельзя было опрокинуть. — Умм, — только и сказал он, прежде чем тюк подпрыгнул, и появившаяся из него Паола плюхнулась на спину, как крупная рыбина, причем ее откинувшаяся левая рука хлестнула его по груди. Он повернулся, взял со стола вторую чашку и сунул ей в руку, потом отобрал и отвел в сторону, пока она устраивалась на подушке.

Такая сцена впервые имела место давно, во второе воскресенье их семейной жизни, во время медового месяца. Он тогда наклонился над спящей женой и ткнулся носом ей в ухо. Голос, в котором слышались стальные нотки, произнес:

— Если ты не прекратишь, я вырву у тебя печень и съем ее. — Это было сообщение о том, что медовый месяц кончился.

Сколько он ни пытался — а он не очень-то и пытался, — он никак не мог понять, почему у нее вызывает антипатию то, что он упорно считал своим настоящим «я». Воскресенье — единственный день в неделе, один-единственный, когда ему не приходится иметь дело со смертью и горем, и по воскресеньям он просыпается самим собой, настоящим Брунетти, отпуская того, другого, похожего на Хайда[28] — человека, который ни в коей мере не является истинным выразителем его характера. Паола ничего этого знать не желала.

Пока она пила кофе и старалась держать глаза открытыми, он включил радио и прослушал утренние новости, хотя и знал, что от этого настроение у него испортится и станет таким же, как у нее. Еще три убийства в Калабрии, все трое — мафиози, один из них киллер, давно объявленный в розыск (один — ноль в нашу пользу, подумал он); треп о неминуемом падении правительства (а когда оно не было неминуемым?); корабль с ядовитыми отходами, приписанный к порту Генуя, возвращен из Африки (а почему бы и нет?); священник убит в своем саду восемью выстрелами в голову (он что, наложил слишком суровую епитимью?). Брунетти выключил радио, пока еще не поздно было спасти день, и повернулся к Паоле:

— Проснулась?

Она кивнула, все еще не в состоянии говорить.

— Что мы будем делать с деньгами?

Она покачала головой, опустив нос в пары кофе.

— Чего бы тебе хотелось?

Она допила кофе, отдала ему чашку без всяких комментариев и снова упала на подушку. Он смотрел на нее, не зная, налить ли ей еще кофе или сделать искусственное дыхание.

— Детям что-нибудь нужно?

Она покачала головой, по-прежнему не открывая глаз.

— Ты уверена, что тебе ничего не хочется?

С нечеловеческими усилиями ей удалось выговорить несколько слов:

— Уйди на час, а потом принеси мне бриошь и еще кофе.

И с этими словами она перевернулась на живот и уснула еще до того, как он вышел.