Голливуд и Сталин - любовь без взаимности - Владимир Абаринов

Александрову был выделен астрономический по тем бедным временам бюджет. В фильме снимались первоклассные звезды. Оператором был Эдуард Тиссе, Музыку написал Дмитрий Шостакович. По-своему смелым творческим шагом было назначение любимицы советской публики Любови Орловой на роль шпионки Джанет Шервуд. Отрицательные образы достались Фаине Раневской и Эрасту Гарину.

Действие картины происходит в городе Альтенштадт, расположенном на берегах Эльбы. В Германии есть несколько городов с таким названием, но ни один из них не стоит на Эльбе, а историческая встреча советских и американских войск на Эльбе имела место в городе Торгау. Съемки проходили в разрушенном советской артиллерией Кенигсберге и в Риге.

Фильм начинается кадрами бегства жителей города от наступающей Красной Армии на западный берег. Их сменяет ликование советских и американских солдат. Но кое-кому эта сцена не по душе. Американский генерал Мак-Дермот считает ее опасной.

Объективности ради надо сказать, что американское командование действительно не питало особой радости по поводу предстоящего соединения с частями Красной Армии. Вот отрывок из мемуаров генерала Омара Брэдли, командующего 12-й группой армий США:

Как-то вечером, вскоре после того, как мы ликвидировали арденнский выступ и начали наступление к Рейну, Эйзенхауэр посоветовался со мной по поводу того, как избежать случайного столкновения с советскими войсками при встрече с Красной Армией где-то в центре Германии. Хотя в то время нас разделяло еще почти 800 километров, но советское наступление, начатое 12 января, развивалось успешно, и русские могли ворваться в Германию через Польшу. Некоторые даже думали, что Красная Армия сможет выйти на Одер на восточной границе Германии. Эйзенхауэр уже не мог дальше тянуть с установлением разграничительной линии между Востоком и Западом, ибо любую рекомендацию главного командования союзников по этому вопросу следовало направить в Кремль.

Подобно Эйзенхауэру, я не доверял заранее установленным опознавательным сигналам и еще менее полагался на радиосвязь с частями Красной Армии.

Опознавательные сигналы можно перепутать, а незнание языка может свести на нет все преимущества радио. Еще в Аржантане я остановил войска Паттона частично из страха, как бы он не столкнулся с единственной английской дивизией, находившейся в Фалезе. Теперь, имея почти в сто раз больше войск, разбросанных на фронте от берегов Северного моря до Швейцарии, я невольно содрогался при мысли о возможности столкновения, которое легко могло перерасти в настоящую схватку. Не только наши войска совершенно не имели представления друг о друге, но мне стало известно, что по мере продвижения русских на запад росла их дерзость и самоуверенность.

Выход мог быть найден только в установлении демаркационной линии, на которой остановились бы и наши войска, и войска Красной Армии. Несомненно, что этой демаркационной линией мог быть только хорошо различимый естественный рубеж. Изучив карту, мы с Эйзенхауэром пришли к выводу, что таким рубежом лучше всего может служить Эльба.

Вернемся к фильму. В восточной части города, занятой советскими войсками, налаживается мирная жизнь. Горожане обращаются к сержанту Егоркину с самыми неожиданными просьбами. Вот один из немногих эпизодов, в котором видны черты прежнего комедиографа Александрова. В роли дамы с велосипедом — Рина Зеленая.

Тем временем на западном берегу генерал Мак-Дермот плетет заговор и занимается мародерством.

Но среди американцев есть и симпатичные, честные люди. Один из них — комендант западной части города майор Джеймс Хилл. Ему интересны советские люди и советская политика. Он ведет неофициальные разговоры с комендантом советской половины города майором Кузьминым. В этом образе угадываются черты первого военного коменданта Берлина генерала Берзарина, оставившего по себе добрую память у берлинцев. К началу работы над фильмом генерал Берзарин погиб в автокатастрофе, породившей конспирологические версии. Подружилась и другая пара героев — сержант Красной Армии Егоркин и американский сержант Гарри Перебейнога, оказавшийся украинцем.

Избранный бургомистром восточного Альтенштадта профессор Отто Дитрих, обманутый посулами врагов новой Германии, бежит на запад. Здесь его взору предстают картины нового порядка по-американски.

Коллеги профессора Дитриха влачат жалкое существование в оккупационной зоне союзников. Зато жена генерала Мак-Дермота чувствует себя хозяйкой положения. Она руководит операциями по обмену культурного достояния немецкого народа на американские сигареты.

Джанет Шервуд, выдающая себя за журналистку, обращается к майору Кузьмину за разрешением на выезд своего отца, которого она нашла в советской зоне. Но майор Кузьмин подозревает неладное. Так и есть: мнимый отец Шервуд, скрывающийся под именем антифашиста Краузе, — военный преступник Шранк, пытающийся вывезти на запад немецкие военные патенты.

В результате погони Шранка ловят в последний момент — помог как раз стоявший в карауле на посту через Эльбу сержант Перебейнога.

Майор Кузьмин приезжает на прием к коменданту западного Альтенштадта майору Хиллу. Проезжая по городу, он видит несомненные свидетельства того, что американцы готовят милитаризацию Германии.

На гостей майора Хилла большое впечатление производит русская водка «звероубой».

Трудно удержаться, чтобы еще раз не процитировать генерала Брэдли — на сей раз это рассказ о совместных возлияниях.

Вскоре после того, как мы встретились с советскими войсками в Торгау, маршал Конев пригласил офицеров оперативной группы моего штаба и штаба 9-й воздушной армии на банкет на командный пункт Украинского фронта на восточном берегу Эльбы. На этой первой товарищеской встрече со своими западными союзниками советские офицеры приветствовали нас шумно и весело. Это был недолгий прилив добрых чувств, который продолжался до тех пор, пока Кремль резко не оборвал все связи с Западом. Русские банкеты на Эльбе начались со штабов дивизий, и, по мере того как этот обычай распространялся, штабы соединений и объединений пытались перещеголять друг друга в обилии закусок и напитков.

Русская водка и бесконечные тосты за победу уже свалили с ног офицеров нескольких штабов. Этой участи не избежали и некоторые офицеры штаба 1-й армии. Поэтому я подготовился к банкету 5 мая, проглотив за завтраком как можно больше бутербродов с маслом и опорожнив баночку сгущенного молока. Перед отъездом на банкет Дадли вручил каждому из нас небольшой флакон минерального масла.

— Проглотите это по дороге, — сказал он, — и вы сможете пить все, что вам нальют.

А это — описание банкета у маршала Конева и ответного мероприятия американцев:

На столе в изобилии были свежая икра, телятина, говядина, огурцы, черный хлеб и масло. Центр стола был уставлен бутылками с вином. Графины с водкой стояли повсюду, и тосты начались сразу же, как только мы уселись за стол. Конев встал и поднял свой бокал.

— За Сталина, Черчилля и Рузвельта! — провозгласил он тост, не зная еще, что Трумэн сменил Рузвельта на посту президента США.

Усевшись, Конев взял небольшой бокал и наполнил его не водкой, а белым вином.

— У маршала желудочное заболевание, — объяснил его переводчик. — Он уже не может пить водку.

Я улыбнулся и сам наполнил свой бокал вином. Я испытывал чувство облегчения при мысли, что минеральное масло, которое я уже успел проглотить, мне не понадобится.

После обеда маршал пригласил нас в большой зал своей виллы. Хор красноармейцев исполнил американский национальный гимн. Их сильные голоса наполнили зал. Маршал Конев объяснил, что хор выучил текст американского гимна наизусть, не зная ни слова по-английски. Затем выступила балетная труппа, танцевавшая под аккомпанемент дюжины балалаек.

— О, это восхитительно! — воскликнул я. Конев пожал плечами.

— Это всего лишь простые девушки, — сказал он. — Девушки Красной Армии.

Через две недели, когда Конев нанес нам ответный визит, его привела в восхищение виртуозная игра худощавого скрипача, одетого в солдатское обмундирование цвета хаки.

— Великолепно! — восторженно вскричал маршал.

— Ах, это! — ответил я. — Ничего особенного. Просто один из наших американских солдат.

Мы похитили этого скрипача на один день у органов специального обслуживания в Париже. Его звали Яша Хейфец.

Однако продолжим. В дискуссии с ярым антисоветчиком сенатором Вудом майор Кузьмин произносит почти крамольные в то время слова: «Мы любим Америку!»

На приеме Кузьмин сообщает Хиллу об инциденте со Шранком. Хилл приказывает отправить Джанет Шервуд в Америку первым же самолетом. Но приехав на аэродром, он с изумлением видит, что она вовсе не журналистка, и не ее, а его ждут неприятности.