Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года - Лидия Ивченко

В приказе цесаревича речь идет о ежегодно публикуемых «Списках по старшинству», в которых перечислялись по чинам все, кто находился на службе в российской армии, благодаря чему и не существовало равенства даже для тех, кто состоял в одном чине, ввиду того, что в списках по старшинству, действительно, один неизбежно опережал другого. Наиболее выразительный пример из эпохи 1812 года — князь П. И. Багратион и М. Б. Барклай де Толли, возведенные в чин генералов от инфантерии в один день, одним указом императора. Однако фамилия Багратиона стоит в указе, а соответственно и в «Списках по старшинству», перед фамилией Барклая де Толли. Не осознав этой существенной разницы, вряд ли можно оценить величину жертвы, которую принес государю и Отечеству прославленный военачальник в 1812 году. Вот как сообщал об этом Ермолов: «Трудно лучше меня знать князя Багратиона — и сколько беспредельна преданность его к Государю, для которого жизнь почитал он малою жертвою; но со всем тем ничто не заставило бы его подчиниться Барклаю де Толли, в кампанию 1806 и 1807 годов служившего под его начальством. Война отечественная, в его понятии, не должна допускать расчетов честолюбия и находила его на все готовым»{15}. В адрес Барклая Ермолов сделал следующее замечание, исполненное гневной патетики: «Власть — дар Божества бесценнейший! Кто из смертных не вкушал сладостного твоего упоения? Кто, недостойный, не почитал себя участником могущества Божия, Его благостию уделяемого? Но для чего ты украшаешь не одних, идущих путем чести? Для чего одаряешь исторгающих тебя беззаконием?»

Однако история о чинопроизводстве Багратиона и Барклая не исчерпывалась замечаниями Ермолова. Оба военачальника были произведены в генералы от инфантерии за отличие в кампании против шведов 1808 — 1809 годов. Во главе своих войск они прошли по льду Аландский пролив[2] до берегов Стокгольма, предрешив тем самым победоносный исход войны. Однако производство в чин за отличие, пусть даже всеми признанное, вызвало негодование среди сослуживцев, увидевших в этом случае прежде всего возмутительное «беззаконие». Оба военачальника обошли по службе нескольких генерал-лейтенантов, которые тут же опротестовали волю государя, подав прошения об отставке. Среди тех, кто возвысил голос против нарушения порядка, регламентируемого Табелью о рангах, были такие уважаемые генералы, как князь Д. В. Голицын, Д. С. Дохтуров, граф А. И. Остерман-Толстой, М. И. Платов, H. Н. Раевский, которые до поры до времени ничего не имели против «фигуры» князя П. И. Багратиона. С Дохтуровым Александр I посчитал нужным объясниться, в то время как и без того строптивого графа Остермана он счел нужным отправить в отставку, собственноручно начертав на его прошении: «вычеркнуть из списков».

Действительно, по мере продвижения офицера по службе проблема «старшинства» становилась все более острой и к моменту достижения генеральского чина приобретала характер кульминационной развязки в карьере. Эта ситуация наглядно отражена в тексте прошения от 19 сентября 1801 года одного из главных лиц эпохи H. Н. Раевского: «Всемилостивейший Государь! 1792 года генваря 30-го дня был я пожалован в полковники всеавгустейшей Бабкой вашего императорского величества, продолжал мою службу в войнах, Турецкой три кампании, в Польше служил две кампании, где получил два знака отличия, потом на Кавказской линии командовал полком и в Персии, при выходе из сего заграничного похода получил я выключку, через приказ в коем вина моя не сказана <…>. В течение сего времени служащие при мне майоры произошли (выделено мной. — Л. И.) чинами в генерал-майоры. И потом, когда имел щастье быть принят в службу вашим императорским величеством, остался я их всех моложе <…>. Того ради прошу Всемилостивейше приказать возвратить по чину моему следующее мне старшинство»{16}. Перед нами типичная история офицера «со связями» из эпохи Екатерины II, который получил чин полковника и лишь затем отправился в поход. Смена царствования нарушила «правильный» ход его карьеры; вернувшись на службу в царствование Александра I, Раевский попал в иную реальность, когда практика записи младенцев в полки уже была прекращена, но люди из прежней эпохи существовали, следовательно, существовали и их амбиции, их понятия о справедливости и «беззаконии». Впрочем, и обошедшие H. Н. Раевского по службе при Павле I также воспользовались благоприятным случаем, касающимся в первую очередь тех, на чьей стороне были «знатность рода и сильные при дворе связи». Приведем в качестве примера рассказ князя А. Г. Щербатова, который во времена Павла I оказался счастлив по службе не менее Раевского в предыдущее царствование: «В Петербурге мне не трудно было по фамильным связям войти в лучшее общество. <…> Быстрое производство в чины, происходящее от того, как я уже сказал, что многие оставляли или отставляемы были от службы, возвело и меня вскоре в капитаны, чрез четыре месяца потом в полковники, а чрез полтора года, то есть 28 ноября 1800 года, в генерал-майоры с назначением шефом полка моего имени, квартирующего в Петербурге. Можно себе вообразить, как лестно было самолюбию молодого человека на двадцать пятом году так рано стать на сию высокую военную степень и видеть себя начальником полка в столице»{17}.

По-видимому, проблема «старшинства», возникшая «на стыке» двух царствований, была весьма актуальной в первое десятилетие XIX века. В 1808 году Александр I специально издал указ о том, что никто не имеет права просить о производстве в генералы «в сравнение со сверстниками, ибо оно зависит не от старшинства, а от монаршего соизволения». Практика военного времени не могла не сказаться на всем порядке чинопроизводства: присвоение очередного чина за оказанное отличие на фоне значительной убыли в офицерском составе стало повседневной нормой эпохи беспрерывных войн. Так, генерал екатерининского времени князь Д. М. Волконский с некоторым изумлением записал в своем «Журнале»: «Октября 1813. 9-го поутру узнал я о большом производстве генералов 15 сентября. 64 генерал-майора и 12 в генерал-лейтенанты пожаловано»{18}. Ситуации, подобные этой, вызывали обиды и неудовольствия в обществе военных. Так, 16 июня 1810 года С. Н. Марин отправил своему другу графу М. С. Воронцову радостное письмо: «Ты уверен, любезный Воронцов, с каким удовольствием поздравляю тебя с генеральским чином. Я узнал это из первых, право, как сумасшедший прыгал»{19}. Но в 1812 году тот же Марин заметил в письме к тому же адресату: «Я всегда был, несмотря на то, что и ты произведен, против производства за отличие. Сколько тут зла! За одного порядочного производятся пять дрянных, чему все свидетели. Гораздо бы лучше, если бы шло по старшинству»{20}. Думается, что С. Н. Марин, которому не особенно везло в военной карьере, противоречил самому себе: при производстве «по старшинству» продвижение по службе, вероятно, замедлилось бы, но пропорция между «порядочными» и «дрянными» все равно сохранилась бы. Причина яростного приступа негодования также очевидна: невзирая на возраст и выслугу лет, Марин продолжал оставаться полковником, в то самое время, как его сослуживцы (речь вдет о генералах принце Карле Мекленбургском и Д. П. Неверовском), отличившись в «поле», стали уже генерал-лейтенантами. «Теперь-то принчик запьет; ведь он, кажется, произведен за рану! А Неверовский за что? <…> За Краснинскую ретираду не стоит он ничего, ибо тут всякий солдат делал то же, что и он, — не сдавался неприятелю; а это между русскими не мудрено». Воронцов, также произведенный в генерал-лейтенанты за взятие города Познани, в ответ промолчал: «мудрено» или «не мудрено», но Марина в сражении под Красным не было, а был Неверовский, который во главе своей дивизии, состоявшей наполовину из новобранцев, 2 августа 1812 года совершил знаменитое «львиное отступление» к Смоленску, во время которого он «ни разу не позволил себя отрезать, бился в рукопашной схватке…»{21}.

Даже после указа императора вновь произведенные в следующий чин ревниво и внимательно продолжали следить за «диалектикой», к чему и сам государь подчас относился с пониманием. В рассказе Д. В. Давыдова приводится случай из жизни А. П. Ермолова: «Алексей Петрович, будучи 410-м генерал-майором по старшинству, был произведен за сражение при Заболотье в генерал-лейтенанты. <…> В приказах не было объявлено о его производстве, он вошел о том с рапортом к князю Кутузову, который оставил это без всякого внимания. Во время вступления наших войск в прусские владения Государь был столь милостив к Ермолову, что приказал графу Аракчееву узнать, не почитает ли Алексей Петрович себя чем-нибудь оскорбленным; когда найден был его рапорт к князю Кутузову, последовал высочайший приказ о его производстве со старшинством со дня сражения при Заболотье, и по этому поводу состоялось Высочайшее постановление о том, что старшинство в чине должно полагаться со дня оказанного отличия»{22}.