Параллельно любви - Екатерина Риз

— Я в снежки играла. Только там мальчишки старшие, с ними плохо играть, они дерутся.

Огромные глаза снова уставились на Марину, и она неожиданно почувствовала странную слабость в ногах и присела на скамейку. Разглядывала девочку, а та потянула её за рукав.

— Встань, замёрзнешь!

— Как тебя зовут?

Девочка важно подала ей руку.

— Юля.

Мокрую варежку пришлось пожать.

— А тебя как?

— А меня Марина.

Девочка вдруг перестала улыбаться и, секунду помявшись, спросила:

— Ты к кому-то пришла, да?

— Нет, я просто гуляю.

Юля смешно закусила нижнюю губу.

— А так разве можно — просто гулять?

— А почему нет?

Ребёнок пожал плечами.

— Гулять надо по расписанию.

— По какому?

— По правильному.

Марина рассмеялась.

— Наверное, ты права. Но у меня даже по расписанию не всегда получается, приходится гулять, когда возможность появляется.

— Ты очень занятая, да?

— Выходит так.

— А я вот ничем не занята. Только иногда. — Юля достала из кармана фломастер и показала ей. — Вот, я рисую, когда я ничем не занята.

— Ты любишь рисовать?

— Да. Принцесс там всяких. И собачек.

— Это здорово.

— А на следующий год я пойду в школу. И, наверное, тоже буду очень занятая. — И без паузы продолжила: — А ты часто здесь гуляешь?

— Нет. Я совсем в другом месте живу.

— Жалко. А то ты могла бы ко мне приходить гулять. У тебя сумка красивая.

Марина с удивлением взглянула на свою сумку, словно видела её в первый раз, и вынуждена была признать, что — да, красивая.

— Все идите ко мне! — снова закричала женщина, созывая разыгравшихся детей. — Мы идём домой! Лебедев, ты всё-таки сломаешь себе шею, я тебе точно говорю! И себе, и мне! Иди сюда немедленно! Дети! — Обернулась в их сторону и крикнула: — Юля! Савельева! Зачем ты людям мешаешь? Иди сюда!

Голос у воспитательницы был громкий и неприятный, с проскальзывающими визгливыми нотками. Юля потешно развела руками.

— Мне нужно идти, пока! А может, ты всё-таки придёшь ко мне погулять?

Марина непонимающе смотрела на девочку.

— Может, и приду. — Потом решилась спросить: — Юля, а это твоя воспитательница?

— Нет, она из старшей группы. Она кричит всё время, — рассмеялась девочка и помахала Марине рукой. — Пока!

Марина осталась сидеть на скамейке, с недоумением поглядывая на группу разновозрастных детей, которые неровным строем отправились по дорожке вслед за воспитательницей. Юля подбежала к какой-то девочке, схватила её за руку и принялась что-то рассказывать, потом обе обернулись на Марину. Юля снова помахала ей рукой. И довольно заулыбалась, когда Марина помахала ей в ответ.

Рядом послышался детский плач, Марина повернула голову и увидела женщину с коляской. Она остановилась прямо рядом с ней, расстегнула чехол и пыталась успокоить ребёнка, что-то ему поправляла, потом посмотрела на Марину. Покачала головой.

— Они всегда так кричат, — пожаловалась она, а Марина непонимающе нахмурилась.

— Кто?

— Дети эти. Ужасно просто… Ну, не плачь, мой хороший, не плачь. Уж сколько мы просили их вести себя потише, но всё бесполезно.

— А, вы этих детей имеете в виду? — догадалась Марина и кивнула в сторону удалявшейся группы детей.

— Конечно. Никак с ними воспитатели не справляются. Да оно и понятно… — Ребёнок в коляске никак не хотел успокаиваться и женщина принялась энергично раскачивать коляску, надеясь чадо своё утихомирить. — Кричат всегда, бегают. Мы уж стараемся в это время не приходить в парк, а вот сегодня я…

— Их из школы сюда приводят? — перебила её Марина, не желая больше выслушивать пустые жалобы.

— Да какой школы? Вон за тем забором детский дом. Своя-то детская площадка в ужасном состоянии, вот их сюда и приводят иногда.

Марина снова обернулась на детей.

— Детский дом?

" " "

В детдом Марина приехала несколько дней спустя. Когда поняла, что места себе найти не может, постоянно вспоминая блестящие карие глаза, мокрые варежки и фломастер в кармане. Каждое утро, просыпаясь, первым делом думала о маленькой девочке Юле, которая почему-то живёт в детдоме. Причин для этого была масса, но Марина в какой-то момент поняла, что не будет больше строить предположения, просто поедет и сама всё узнает. Зачем? На этот вопрос она пока ответить так и не решилась, но чувствовала, что чёткий ответ на все её вопросы ей необходим.

— О чём ты всё время думаешь? — спросил Аркаша сегодня утром.

Марина проснулась намного раньше него и лежала в темноте, раздумывая над принятым решением съездить в детский дом. Исаев обнял её, придвинулся ближе и ткнулся носом в её шею.

— Ни о чём важном, — соврала она. — Просто у меня сегодня… одна очень важная встреча намечена.

— Ты бы вместо встречи, обо мне подумала. Тебе не кажется, что мы уже давно не проводили вечер вместе?

— Да?

Аркаша рассмеялся.

— А ты не помнишь?

— У тебя много работы, ты сам говорил.

— А у тебя?

— И у меня, — безразличным тоном отозвалась Марина.

Ожил будильник, огласил тёмную комнату суматошным трезвоном. Аркаша отодвинулся, перекатился на другой бок, выключил будильник и тут же вернулся к Марине. Она молчала, и он тоже заговорил не сразу. Потом тихо позвал:

— Мариш.

— Что?

— Ты меня любишь?

Она оторвалась от своих раздумий, перевернулась на спину и на Аркашу посмотрела. Видела только очертания его лица, но ей и этого вполне хватило. Стало вдруг жарко и почти стыдно.

— Ты почему спрашиваешь?

Он усмехнулся.

— А что, очень странный вопрос?

Она провела рукой по его плечу, прикоснулась к щеке, почти гладкой, не заросшей за ночь щетиной.

— Конечно, Аркаш, — ровным тоном произнесла Марина. — Я же с тобой.

Исаев помолчал, потом кивнул.

— И я очень этому рад.

Не заметил или намеренно не стал заострять внимание на том, что она так и не произнесла главных слов, Марина не знала. Но кажется её ответ Аркашу вполне удовлетворил, она ответила на поцелуй, радуясь тому, что опасную тему удалось замять.

После дня рождения, после выходки Асадова, им пришлось пережить не один неприятный разговор. Аркаша был возмущён, и возмущён справедливо, Марина с этим даже не спорила, но она-то не могла ничего изменить, и за поступки бывшего мужа ответственности не несла. Вот эту простую истину и пыталась до Исаева донести. Он не сразу её принял, потому что слишком злился, и только спрашивал:

— Ты ничего от меня не скрываешь?

— Нет, — без малейшего колебания отвечала она.