Сожженые мосты ч.5 - Маркьянов Александр

— Что и требовалось доказать — победоносно заключил Кордава.

Помолчали. Потом граф Ежи спросил.

— Господин полковник, Змиевский и Збаражский — одно лицо?

Кордава хлопнул в ладоши.

— Великолепно! Как догадались?!

— Да уж догадался… Когда вы выскочили.

— Великолепно. С вашим умом…

— Да каким умом… Этот… меня вокруг пальца водил, бастард!

— Ну, ну… — Кордава дружески похлопал графа по плечу — не стоит. Он и в самом деле полковник разведки, это его работа, водить людей за нос. Он и нас обманул — меня, Дро Арташесовича, всех нас. Понимаете?

— Это из-за него?

— Ну… В том числе и из-за него. Понимаете, пан граф… После событий в Бейруте аналитики пришли к выводу, что все это стало возможно в том числе и из-за недостатка информации и проблем с обменом ею. Было принято решение значительно усилить средства разведки и упростить доведение информации до ее… скажем так, потребителей. Была поставлена цель — чтобы любая информация об обстановке была доступна командиру взвода в течение максимум пяти минут, чтобы он, находясь на поле боя мог беспрепятственно получать любую информацию, даже со стратегических средств разведки. И примерно так же начала перестраиваться разведка. А вот Варшава показала ошибочность этого. Я был в штабе, когда все только начиналось, и кое-что могу сказать. Информации было море, мы даже подключились напрямую к полицейским камерам слежения в городе, пока не оторвали связь. Такое море, что в ней можно было утонуть — но она была противоречивой, и мы не могли принять решение. Информации было больше, намного больше, чем мы могли проанализировать и оценить. А потом стало уже поздно. Немалую роль в этом сыграл Збаражский, и такие как он — они поставляли в большом объеме ложную информацию, отдавали противоречащие друг другу и не отвечающие требованиям складывающейся оперативной обстановки команды, в общем делали все, чтоб не дать нам вмешаться, пока простые демонстрации и беспорядки не переросли в широкомасштабный вооруженный мятеж. Мы уже знаем, что мятежники захватили часть складов, взяли все имеющееся там оружие, тоже явно не обошлось без Збаражского. Теперь он приближенный нового царя Польского видишь сам.

— Но почему он это делал? — недоумевающее спросил граф Ежи

— А ты еще не понял, поручик? — спросил Габриелян — все это он делал потому, что он — предатель, вот почему он это делал.

— Скорее всего Збаражский — британский или австро-венгерский агент, выполняющий указания Вены или Лондона. Мы сейчас подняли его личное дело, проверяем все что только можно, но… уже поздно. Кстати — вы не задумывались над тем, как могло получиться так, что взорвали штаб округа? По нашим данным, он был взорван в тот день, когда вы там были последний раз, вы чудом остались в живых. Там было оцепление?

— Да… и демонстрация. Я еле прорвался.

— Вот и подумайте, кто мог провести заминированную машину к самому зданию? Тем более зданию, охраняемому в соответствии с мерами усиления и оцепленному? Может быть, тот у кого в кармане удостоверение полковника контрразведочного отделения, а?

— Где он? — спросил граф Ежи поразительно спокойным голосом, и полковник Кордава едва удержался от улыбки

— Мы думаем, что он в пограничной зоне. Сектор Ченстохов, бывали там?

— Да.

Генерал и полковник переглянулись

— Вот как? И когда же, позвольте полюбопытствовать?

— Недавно. Вылетал вместе с отцом, там обстреляли казаков, очень серьезное нападение было, были двухсотые. Если меня забросить туда…

— Увы, пан граф… — сказал Кордава — вынужден вас огорчить, но все казачьи заставы в этом секторе выбиты до последнего человека. Почему-то именно в этом секторе произошло такое. Так что, если вы согласны пойти туда за Збаражским — действовать вам придется в одиночку. Из ваших слов я понял… что вы согласны отправиться за Збаражским?

— Спартанцы спрашивают не сколько врагов, а где они. Не слыхали?

— Слыхал. Похвально… Но вам придется действовать в одиночку, и вам необходимо будет, запомните это хорошенько, граф — не убить Збаражского, а найти его и дать сигнал нам. Со своей стороны гарантирую… думаю, вы знаете, какое наказание положено за шпионаж и измену.

— Знаю. Когда надо отправляться?

— Вы прыгали с парашютом?

— Да. Восемнадцать прыжков[61].

— Тогда… сегодня ночью, если вы не возражаете…

— Какое оружие у вас имеется в подразделении, поручик?

— Стандартный набор. Пулемет. АБ-96, нас на них перевооружили. Снайперские винтовки. Обычное оружие Гвардии.

Подполковник — чеченец, с короткой, ухоженной бородкой с проседью, сильными короткими пальцами пригладил волосы как расческой. Графу Ежи его представили как подполковника Мадаева из командования специальных операций.

Спецназ сейчас располагался на аэродроме в Бяла-Подляска, только что освобожденном от бандитов. Они заняли один из ангаров, проверили и разминировали капониры, саперы столкнули в стороны разбитую технику, которой поляки пытались блокировать ВПП. Аэродром взяли с ходу, наскоком — рано утром когда наступление только начиналось, несколько вертолетов вынырнули из ночной тьмы и открыли шквальный огонь из всех видов бортового вооружения, а из машин на ангары, на здание аэропорта по тросам уже спускались спецназовцы. Техника вышла к аэродрому только через пять часов, все это время поляки так и не рискнули контратаковать, сначала ограничивались обстрелом с дальних дистанций, такой обстрел называется беспокоящим, но спецназовцев он мало беспокоил. Потом и вовсе смазали пятки салом. К вечеру спецназовцы уже обжились, совершили четвертый намаз, и в ожидании приказов даже успели где-то найти барашка и теперь жарили шашлык. Смысла подходить ближе к линии фронта не было, они передвигались на вертолетах и при необходимости их вертолеты запросто доставали что до Австро-Венгрии, что до Священной Римской Империи.

— Снайперский винтовка знаешь?

— Знаю. Стреляю с детства.

— Охотник?

— И это есть.

Подполковник повернулся к Кордаве

— Как его планируете забрасывать?

— С самолета. Высотным прыжком, самолет пойдет по маршруту разведчика, на случай если секут. Он обозначит цель, с которой разбираться придется вам.

— Разберемся. На куски порежем.

— На куски не надо — жестко сказал Кордава — того человека, которого мы назовем надо постараться взять живым. И притащить к нам на аркане. Это обязательное условие задания.

— Значит, притащим.

В том, что притащит — сомнений не было, чеченцы были известны по всему Кавказу как разбойники и похитители людей. Просто были тейпы, которые поддерживали власть, они так решили добровольно, и мужчины их служили в армии, а были тейпы, которые доставляли проблемы и с ними приходилось разбираться. Чеченцы не составляли единого народа и единой общности, единством и монолитностью отличались лишь тейпы, часто свирепо, с кровью, враждующие. Кордава, как грузин — хорошо знал чеченцев.

Подполковник, который в нарушение уставной формы обмундирования повязал голову черной косынкой с белыми буквами шахады на ней, отчего стал походить на исламского экстремиста, поднял рацию, настроился на канал.

— Наж, наж[62] — заговорил он по чеченски[63], гортанно и с придыханием — со берзалой ву! Мух ду обстановк? Суна ган луур дара пхиъ. Дик!

— Сейчас придет человек — сказал подполковник, положив рацию на место — он даст тебе оружие и проверит, умеешь ли ты им пользоваться. Но я все равно против того, чтобы забрасывать человека в тыл с подготовкой акции за два часа.

— Выполняйте приказ, подполковник — сказал Кордава — больше от вас ничего не требуется.

Пятым оказался совсем молодой пацан, лет восемнадцати на вид, одетый так же как и все спецназовцы — в черную униформу и с черной банданой на голове, как у морской пехоты. Правда без шахады — на шахаду имели право только командиры и те, кто заслужил. Несмотря на молодость, парень был крепким и сильным, это сразу чувствовалось.

— Я Аслан — сказал он по-русски, протягивая руку — из тейпа Беной

Полковник Кордава не стал делать замечания по поводу столь вопиющего нарушения устава, требовавшего представляться по полной форме, тем более что и он сам был не по форме, и граф Комаровский — тоже. Чеченцы, осетины — в армии они были как бы сами по себе, им позволялись некоторые отклонения от устава. Например, они сами у себя поддерживали порядок в подразделениях и служили отдельно от всех остальных. Но зато — на Востоке не раз бывало, что как только проходила информация, что в какой-то район прибыли чеченцы, все террористы, кроме откровенных смертников сразу снимались с мест и драпали куда глаза глядят. Чеченцы были известны бесстрашием в бою, особой жестокостью и правилами кровной мести, в плен они старались никого не брать и не сдавались сами. С равнинных тейпов еще более-менее народ был, а вот с горных… Но место в армии находилось и им, тем более что все исламисты знали: убьешь чеченца, и можешь сам идти и копать себе могилу, не дожидаясь, пока тебя настигнут кинжалы мстителей. Еще боялись осетин. Осетины, сыны воинственного, в давние времена почти полностью истребленного народа были христианами, и в отличие от чеченцев ислам не приняли[64]. В Осетии было очень много аристократических родов, и очень мало плодородной земли — а служба Белому Царю считалась очень почетной, потому что русские спасли осетин от уничтожения, и признали их аристократию вровень со своей. Во многих родах мальчиков готовили к военной службе с самого детства, а военными были все мужчины рода без исключения. Опытные горные охотники, осетины могли и без особой подготовки с легкостью попасть в человека из обычной винтовки с семисот-восьмисот метров. Но и осетины не внушали такой страх, как внушали чеченцы.