Городской тариф - Александра Маринина

Насте, конечно, было обидно, ведь она так волновалась, готовилась, несколько раз вслух читала Леше свое выступление и под его руководством сокращала длинноты и убирала ненужные, на его взгляд, подробности. Каждый раз это стоило ей чуть ли не слез, потому что подробности эти были ей милы и дороги, ей казалось, что именно в них состоит изюминка работы, она сама их выявила и сформулировала, но Алексей с непреклонным видом настаивал на своем:

- Пойми, Ася, это никому не нужно, это никому не интересно, поверь мне, я за свою жизнь столько диссертаций пропустил! Докторская совсем другое дело, а кандидатские никого не волнуют. И говорить ты должна двадцать минут, это максимум, в противном случае тебя возненавидят, потому что все хотят побыстрее уйти домой.

И Настя послушно следовала его советам. Теперь она понимала, что Чистяков оказался прав. Впрочем, как всегда. Но, может, это и к лучшему, что никто особо не слушает? Если в ее выступлении есть слабые или спорные места, этого никто не заметит.

Впрочем, нет, один человек все-таки слушает ее доклад, и это пугало. Профессор Ионов. Когда за пять минут до начала заседания научный руководитель Каменской сказал, что пригласил профессора Ионова поучаствовать в обсуждении ее диссертации, потому что Евгений Леонардович - родоначальник направления, кратко именуемого «криминология и математика», Настя от ужаса дар речи потеряла. Сам Ионов! Еще в университете она читала его монографии и была единственной на курсе, кто понимал в его работах каждое слово, ведь сама-то она закончила в свое время физико-математическую школу и сложные формулы Ионова читала без всякого труда. Но это было так давно… Она почему-то была уверена, что ученый много лет назад почил в бозе. А он, оказывается, жив, да мало того, еще и на обсуждение пришел. И если в ее математических выкладках и основанных на них криминологических выводах что-то не так - разгрома ей не избежать.

А Ионов действительно слушал, причем очень внимательно, и уже минуты через три после начала доклада Настя говорила только для него, с облегчением замечая, что он слегка улыбается и одобрительно кивает.

Наконец она закончила, положила на стол указку, при помощи которой поясняла вывешенные на доску графики и диаграммы, и вопросительно посмотрела на научного руководителя. Тот сидел с отсутствующим видом.

- Благодарю вас, Анастасия Павловна, - чопорно произнес начальник кафедры, ведущий заседание. - Есть вопросы к соискателю?

Члены кафедры подняли головы и стали с подозрением глядеть друг на друга, дескать, неужели есть? Неужели еще и на это время тратить?

Профессор Ионов чуть шевельнул плечами, и начальник кафедры тут же отреагировал:

- Кажется, у Евгения Леонардовича вопрос?

- Да, я бы хотел кое о чем спросить уважаемого соискателя, но мне кажется, уместнее это сделать после того, как выступят рецензенты.

Так, казнь откладывается. Уж лучше бы сразу… Значит, что-то углядел высоконаучный гость в ее работе, какие-то погрешности, а может быть, и явные глупости. Какой ужас.

С мнением рецензентов Настю, как принято, предварительно ознакомили, ответы на их замечания были готовы. Лешка объяснил ей, что ни в коем случае не нужно доказывать, что рецензент не прав, что он чего-то недопонял, в чем-то не разобрался; нужно, как он выразился, «благодарить и кланяться». В любом случае нужно благодарить за то, что работу так внимательно прочитали и нашли в ней изъяны, каяться в том, что не сумела точно выразить мысль, из-за чего и произошло недопонимание, и клятвенно обещать отредактировать текст и замечание учесть. Научные дискуссии на этом этапе никому не нужны, обсуждение на кафедре - формальность, которую доцентура-профессура отбывает скрипя зубами, и не стоит затягивать процесс. Если, конечно, соискатель не «спорный», а подполковник Каменская таковым совершенно точно не являлась.

Выступления рецензентов и ответы на замечания прошли довольно быстро, настала очередь обещанного вопроса профессора Ионова.

- Если я правильно понял уважаемого соискателя, - начал он неторопливо, - обнаружены статистически достоверные различия в ряде характеристик раскрытых и нераскрытых убийств.

- Да, - подтвердила Настя.

- А вы не пытались проследить изменение этих характеристик за длительный период времени? Ну хотя бы лет за десять?

- За двадцать, - улыбнулась Настя. - В работе проанализирован эмпирический материал, собранный за все двадцать лет моей работы. Я анализировала динамику показателей, но в работу эти данные не вошли.

- Вот как? Почему же?

- Мне показалось, что работа получится слишком громоздкой.

- Понятно, понятно, - протянул Евгений Леонардович. - Ну тогда задам свой вопрос за рамками вашей работы: вы сделали какие-нибудь выводы на основе анализа динамики показателей? Или там не обнаружилось ничего достойного внимания?

Настя запнулась. Вообще-то ей было что сказать по данному вопросу, но ведь Лешка предупреждал: не затягивай процесс, иначе вызовешь раздражение, а раздраженные ученые - сила страшная и непредсказуемая. Надо постараться быть краткой.

- Я бы не хотела утомлять присутствующих деталями, не вошедшими в диссертацию, - члены кафедры одобрительно закивали головами и с облегчением перевели дух. - Если в двух словах, то вывод следующий: профессиональное ядро криминальной милиции находится на грани полного распада, и это влечет за собой снижение профессионализма в преступной среде.

- Понятно, - почему-то обрадовался профессор. - А почему вы решили не писать об этом?

- Соискатель готовил диссертацию по специальности «уголовное право и криминология», - вмешался научный руководитель. - Эти аспекты выходят за рамки научной специальности. Вот если бы диссертация писалась по кадровой проблематике или хотя бы по криминалистике…

- Да-да, конечно, - с готовностью закивал Ионов. - Благодарю вас, у меня больше нет вопросов.

Через пять минут заседание кафедры закончилось. Диссертация Насти Каменской была в целом одобрена, рекомендована к защите без повторного обсуждения, а высказанные рецензентами замечания соискатель должен устранить в рабочем порядке. Памятуя о звании подполковника и собственном далеко не юном возрасте, Настя постаралась выйти из аудитории, в которой проводилось заседание, не подпрыгивая до потолка. По правилам полагалось накрыть «чайный стол» для тех, кто присутствовал на обсуждении, но научный руководитель предупредил ее заранее, что в пятницу делать этого не стоит, лучше дождаться следующего кафедрального дня, среды, когда люди не будут торопиться на дачи. Оказавшись в коридоре, Настя вытащила мобильник и позвонила сначала мужу, потом Короткову: все в порядке, и теперь можно подумать о том, как отметить ее повышение в должности и успешное обсуждение диссертации.

***

Несмотря на то что рабочий день близился к концу, Евгений Леонардович поехал в Фонд, пребывая в прекрасном расположении духа. Он получил немалое удовольствие, слушая эту девочку с Петровки… Впрочем, какая же она девочка? Подполковник милиции, больше двадцати лет в органах. Ей наверняка хорошо за сорок. И снова кольнуло неожиданное ощущение собственной старости: всех, кто моложе его самого больше, чем на двадцать лет, Ионов по привычке считал совсем юными, а ведь тем, кто моложе на двадцать лет, уже шестьдесят. Боже мой, как же он стар! Ничего удивительного, что между ним и тридцатилетними легла пропасть, ведь полвека, полвека… Через пятьдесят лет невозможно перекинуть мостик длиной в одну старческую руку. Почему же только в одну? Неужели с противоположной стороны пропасти не протянется ему навстречу другая рука, молодая? Нет, ответил сам себе Ионов, не протянется. Потому что это нам, старикам, нужны молодые, а вот мы им не нужны совсем. Эта горькая истина нависла над ним в день восьмидесятилетия, и с тех пор Евгений Леонардович ежеминутно находил ей подтверждение.

Поднявшись на двенадцатый этаж здания, в котором располагался Фонд, Ионов, прежде чем зайти к себе в кабинет, заглянул в приемную сказать, что приехал. Секретарь директора, молоденькая хорошенькая Алена, приветливо улыбнулась ему:

- Здравствуйте, Евгений Леонардович, вас Шепель искал, просил связаться с ним, когда придете.

- Как? - наигранно удивился Ионов. - Так-таки с ним самим?

На лице Алены не мелькнуло даже тени понимания, и реплику она не подхватила. Было видно, что цитату она не вспомнила, а может быть, и не читала бессмертный роман вовсе.

- Ну да, - растерянно подтвердила она.

- Так вы скажите ему, что я у себя.

Н-да, другие времена, другие… Тридцать лет назад вряд ли нашелся бы в среде научных работников человек, незнакомый с «Мастером и Маргаритой» Булгакова, книгу читали и перечитывали, передавая друг другу журнал «Москва», где он был опубликован официально, или неофициальные сброшюрованные ксерокопии зарубежных изданий, текст знали чуть ли не наизусть и в обычных разговорах щеголяли знанием реплик, как коротких, так и довольно длинных. Тридцать лет назад секретарь Алена даже еще не родилась, а мода на Булгакова прошла. И времена другие, и люди тоже.