Пчелы: Повесть о биологии пчелиной семьи и победах науки о пчелах - Евгения Васильева

И вот в улей с семьей серых горных пчел ставится рамка с отборным, исправным сотом, и матка засевает его, откладывая в ячеи яички. На третий день, прежде чем из яичек вывелись личинки, рамку переставляют в улей с северными пчелами, которые принимаются кормить подкидышей, а как только личинки вырастают, пчелы семьи-воспитательницы запечатывают ячеи с окукливающимся расплодом «чужого засева». Теперь сот с печатным расплодом уносят в инкубатор, и здесь в свое время выводятся пчелы, выкормленные инопородным молочком.

Операция повторяется до тех пор, пока пчел собирается достаточно, чтоб начать их испытывать. Для этого в улеек с партией таких выкормленных и воспитанных северянками из яичек серой горной матки с юга ставится рамка с медовым сотом, запечатанным южанками же. Ячеи сота залиты медом и покрыты характерной морщинистой, мокрой восковой пленкой, на которой исследователи, срывая воск крышечек, процарапывают несколько букв.

Жидкое золото сочится из полуразрушенных ячеек.

Что сделают пчелы с такими сотами?

Они — к этому понуждает их инстинкт — ремонтируют поврежденные ячейки и снова их запечатывают. Как же они их восстанавливают, дочери южной мокро-печатающей породы, вскормленные белопечатающими пчелами?

Соты стоят в стеклянном улейке, и с каждым днем на мокром, морщинистом фоне темной южной печатки все яснее проступают четыре процарапанные буквы: «корм». Но на этот раз они выпуклые, белые, сухие.

Опыт повторяется несколько раз в прямом и обратном вариантах (мать — северянка, кормилицы — южанки), и к концу лета на лабораторном рабочем столе собирается целая коллекция медовых сотов с четкими надписями: «Корм», «Порода»...

Очень наглядно.

Когда-то К. Тимирязев, доказывая, что образование хлорофилла в листе связано с действием света, прикрыл молодые всходы кресс-салата картонкой с прорезанными в ней буквами и таким образом заставил солнечный луч «писать». И солнце сочной зеленью освещенных растений написало на желтом фоне обесцвеченных всходов слово «свет».

Тимирязев назвал свой опыт «фотография жизнью». Сейчас соты с восковыми «фотографиями» пчелиной печаткой удостоверили: изменения произошли!

Хотя именно этот результат страстно ожидался исследователями, простота и легкость, с какой был получен ответ, породили смутные сомнения, потребовали новых проверок. Но во всех вариантах и повторностях личинки, воспитанные инопородными кормилицами, неизменно превращались в пчел, у которых какие-то черты материнской породы утрачены и заменены новыми, присущими породе кормилиц.

Это было просто чудесно!

В то время Д. Уотсон еще не приступал к прославившему его определению структуры ДНК — дезоксирибонуклеиновой кислоты - - основного наследственного вещества клетки, к той работе, которую он позже назовет «быть может, самым славным событием со времен книги Дарвина».

Проводившие опыт с пчелами-кормилицами ныне уже покойный профессор Тимирязевской сельскохозяйственной академии А. Губин и его немолодой ученик (теперь можно рассказать обо всем, не слишком рискуя выставить их в комическом и даже смешном свете), разглядывая рамки и изучая белые и темные, сухие и мокрые, гладко-выпуклые и морщинистые медовые крышечки, а также колонки цифр - итоги подсчетов крышечек разного типа на сотах, запечатанных в ульях с контрольными и подопытными семьями, - были очень близки к тому, чтоб увидеть во всех данных если и не самые, то одно из самых славных событий со времен книги Дарвина.

Людям свойственно увлекаться, а натуралистам тем более. К тому же тут не оставалось места для сомнений, что схваченное в опыте важно и для практики и для общей теории: об этом свидетельствовало место, уделенное общественным насекомым в трудах биологов и философов.

Конечно, в опыте был установлен только самый факт, процесс же не удалось проследить этап за этапом. Все свершалось невидимо в лоне семей. Контролировались вводимые в «черный ящик» воздействия и регистрировались обнаруживаемые на выходе отчетливые и наглядные результаты. И если в свое время для Вейсмана (напомним, он не изучал явление сам, а только умозрительно анализировал известные ему общие сведения из естественной истории насекомых, живущих семьями) биологический парадокс, заключенный в природе семей, находил объяснение в гипотезе, что вещество наследственности никогда не зарождается вновь, но лишь непрерывно размножается, то теперь происходящее в натуре становилось понятным и объяснимым лишь при одном условии: требовалось наотрез отказаться от предположения Вейсмана и принять прямо противоположную точку зрения. Требовалось признать, что бесплодные пчелы что-то передают личинкам с молочком, в молочке, и тогда причина и следствие, наблюдаемые в опыте, безупречно связывались.

Это было уже не просто чудесно, это было настоящее чудо, чудо природы, увиденное в опыте. И когда пчеловоды ГДР пригласили пчеловода из Горок в свою школу в Телермюле для лекции о месте пчел-кормилиц в биологии пчелиной семьи, он заключил сообщение такими словами: «Шли мы долго, и вот на дальнем краю, где ни зги не видать, начали прорезываться два-три луча солнца, катившегося по небесному своду; и выкатило солнце передний край свой... Светает... В путь пора!»

Эти торжественные, полные радостного волнения строки предпослал сто лет назад своей знаменитой статье «Три открытия в естественной истории пчелы» уже упоминавшийся в нашей повести профессор Московского университета К. Рулье. Рулье рассказывал в статье о партеногенезе в происхождении трутней, о выяснении пола рабочих пчел и доказанной возможности воспитания матки из молодой личинки рабочей пчелы, наконец, об установлении факта спаривания маток с трутнями. Теперь все это истины азбучные, даже странно, что они могли быть неизвестны. А открытие перечисленных фактов так воодушевило Рулье, что он счел трудности преодоленными и дальнейший путь показался ему простым и ясным.

Но когда на рабочем столе в лаборатории выстроился ряд сотов, запечатанных пчелами, изменившими свой «строительный почерк», главная тайна семейного уклада, казалось, раскрыта и дает право с новым убеждением повторить слово Рулье: «Светает». Светает еще и потому, что обнаруженное в опыте подсказывало новые мысли, а они звали к новому поиску.

Впрочем, в книге о пчелах, которая будет написана еще через сто лет, рассказ о роли пчел-кормилиц (она будет к тому времени глубже и полнее изучена) тоже прозвучит как истина азбучная, и лишь в связи с новыми открытиями, о каких мы сегодня еще и думать не можем, автор, наверно, воскликнет: «Вот наконец в самом деле светает!»

Так оно и совершается — непрерывное приближение к истине, когда добытое впитано и ведет вперед, открывая новые горизонты.

Французский журнал «Газетт апиколь» собирал как-то мнения специалистов о том, возможны ли еще великие открытия в биологии пчел или пчеловодстве. Отвечая на вопросы этой международной анкеты, пчеловод из Горок ответил: «Рассматривая семью пчел как биологическую целостность и созданную естественным отбором живую модель живого, мы получаем возможность приблизиться к более правильному пониманию, к более верной трактовке законов органического мира. И если плодовая мушка дрозофила стала лабораторной моделью для генетических исследований на субклеточном уровне, то семья пчел обещает стать моделью для генетических исследований на организменном и сверхорганизменном уровнях».

Эта мысль была развита в докладе, представленном Международному конгрессу пчеловодов в Праге. Здесь говорилось: «В физиологических сценках, протекающих между членами пчелиной семьи, могут быть воочию прослежены непосредственно все еще невидимые и неуловимые процессы приема и перевода воздействий и ответов, или, применяя терминологию биофизиков, перевод и переключение раздражений, вход и выход сигналов, цепи усилений, механизмы регулирования и управления, путь обратных связей...» Для исследования «семейного обмена веществ» здесь рекомендовались, в частности, корма, меченные радиоактивными изотопами.

Но доклад Пражскому конгрессу представлял больше взгляд в будущее, в настоящем же вокруг опытов с пчелами-кормилицами только разгорались первые споры. Уже опубликованные в московских научных журналах информации привлекли к себе внимание. А после того как впервые вышла книга «Пчелы», в которой были описаны и подмосковные опыты, да еще когда книгу перевели на немецкий, французский, английский, испанский л другие языки, в редакции пчеловодных журналов, издающихся в обоих полушариях, посыпались отклики.

Заинтересованные. Скептические, Восторженные. Негодующие. Иронические. Суровые. Презрительные. Радостные...

Опыт всерьез встревожил пчеловодов, которые каждый год выводят маток для нужд пасеки.