Шествие динозавров - Борис Воробьев

Евгений ФИЛЕНКО

Шествие динозавров

Восхоте Адам быти богом, и не бысть.

Аноним. XVII век.

Глава первая

Этот архив подлежал уничтожению в ближайшие сорок восемь часов. Человек я мирный и незлобивый, нужны радикальные методы, чтобы вывести меня из равновесия, но когда речь заходит об архивах, я становлюсь зверем. В такие минуты мне хочется выть, рычать и кусаться от осознания собственного бессилия. Я заложил бы душу дьяволу за возможность отменить этот сволочной приказ, вывезти отсюда к себе домой, любым иным мыслимым и немыслимым способом уберечь эти сокровища. Но дьявол, равно как и Бог, оставались не более как нравственными категориями, апеллировать к которым можно было сколько заблагорассудится и без особенного результата. Мне стоило невероятных усилий вообще проникнуть сюда до того, как приговор будет приведен в исполнение и все эти тонны пожелтевшей, отрухлявевшей, ломкой бумаги сгорят в мусорном баке на заднем дворе. Мне стоило это еще в мзды в три червонца вахтеру. Так или иначе, мне отпущено было два часа на разграбление и вынос такого количества бумаги, какое могло бы уместиться в две немецких болоньевых сумки. Я стоял на пороге пыльного полуподвала, сильно напоминавшего морг, перед уходящими в темноту грубо сколоченными стеллажами и не знал, с чего начать.

Сделал осторожный шаг вперед и увидел крысу. Тварь сидела на пыльной стопке журналов и глядела на меня, как хозяйка на незваною гостя, который хуже татарина. «С-су-ка», — сказал я. Крыса нехотя оставила свой пост — бумаги посыпались с оглушительным шорохом — и почему-то задом упятилась за стеллажи. Хлопья взбаламученной пыли плясали в столбе желтого прыгающего света от моего нагрудного фонаря. Я протянул руку и дернул верхний журнал из стопки. Это был «Губернский вестник» за 1881 год. Год, когда народовольцы с восьмой, примерно, попытки достали-таки императора Александра Николаевича. Не все же американцам стрелять своих президентов. Я не удержался и дернул еще. Потом раскрыл «молнии» на сумках и двинулся в глубь архива. Загружаясь, я еще как-то пытался отбирать то, что казалось особенно интересным. Если такое вообще возможно. В архивах интересно все. То, что я оставлял на месте, спустя сутки виделось мне просто бесценным. Тогда я испытывал муки раскаяния, что набрал не то. Как синдром похмелья у пьяницы. И подолгу не мог свыкнуться с необратимостью потери.

Что-то подвернулось мне под кроссовку, я потерял равновесие и начал падать, бестолково размахивая руками в поисках опоры. Каким-то чудом мне это удалось, и я утвердился на ногах — даже без излишнего шума. Странное ощущение: сердце работало ровно, дыхание не сбилось. Как будто и не падал. Только застряла в голове невесть откуда всплывшая мысль: «ЧЕЛОВЕКОМ БЫТЬ ТРУДНО…» Что бы это значило? Где я мог на нее набрести, в каком манускрипте заметил? Впрочем, не Бог весть что за мудрость, трюизм. И какое отношение она имела к моим странствиям в этом склепе с массовым захоронением документов?

Крыса сидела в вентиляционной дыре, свесив оттуда голый лоснящийся хвост, и следила за мной. Равнодушно и сыто. Еще бы, нажрала себе брюхо дармовой выдержанной клетчаткой. Говорят, организм крысы усваивает все, что способны сгрызть ее зубы. Даже дерево, даже металл. Бумага для нее — все равно что пирожное.

Глава вторая

— …а теперь, Вячеслав Иванович, с вами все в порядке?

Я размыкаю слипшиеся, набрякшие веки. И тут же в панике жмурюсь. Нестерпимое свечение тараном бьет в мозг.

— Да, вполне… — бормочу потерянно. — Где я? Это что — больница?!

— Занятно, у всех без исключения первое впечатление об этих апартаментах совпадает. С точностью до интонации. Не беспокойтесь, телесное здоровье у вас приличное. Единственный серьезный изъян — зубы. Врача давненько не посещали?

— Лет эдак… сейчас вспомню… зачем вам?

— В семьдесят пятом, Вячеслав Иваныч. То бишь без малого двадцать годиков тому назад. По вашему личному времени, разумеется. Вы только что спихнули очередной зачет и по обыкновению своему отметили это событие выходом на пляж. В одиночестве — девочки вас в ту пору практически не занимали. Затянувшийся инфантилизм личности ввиду искаженной сексуальной ориентации… К вам присоединился знакомый, тоже студент, но курсом младше, которого вы не сильно привечали, но уже тогда вы были человек предельно тактичный и сдержанный. Говорить было особенно не о чем. И вот он для поддержания беседы похвастался, что-де на днях посетил стоматолога и теперь у него ко крайней мере с зубами полный ажур. Сказанное осело в вашем мозгу, и вы, скорее чтобы испытать себя, нежели по суровой необходимости, на долгих четыре дня отдались в лапы здравоохранения… Должен признать, что в ваше время это было актом немалого мужества. Могу только аплодировать вашему поступку.

— Елки зеленые, откуда вы это знаете? — С трудом нахожу силы вновь приоткрыть глаза. Адское сияние. В ореоле бьющих наотмашь, физически ощутимых лучей темнеет размытая фигура. Это и есть мой собеседник. — Я и то почти забыл… Ага, понятно. Вы меня застукали в архиве. Этот подонок меня таки продал; вы подкараулили, отключили и с размаху кинули в черный воронок. Заранее все признаю, виновен. Посягнул на монопольную общегосударственную собственность. Судите меня, люди. Только пусть стукач ваш тридцатку мне вернет. Или она причитается ему как гонорар? Учтите: он сдал меня вам, а я сдам его общественности на суде. Сексоты нынче особенно не в почете…

— И снова не угадали. То есть, разумеется, используя терминологию вашей эпохи, орган мы вполне компетентный. Но не более всякого иного собрания специалистов и единомышленников.

— Так. Вот теперь мне ясно все.

Лицо незнакомца расплывается в улыбке облегчения, которая тут же сменяется озадаченным выражением.

— Вы случайно посадили свою летающую супницу на крышу конторы, — продолжаю я. — Естественно, провалились до самого подвала. А там я. И взяли меня в виде трофея. Продешевили только. Во-первых, кроме меня там были еще крысы, а за ними с их приспособляемостью будущее. Во-вторых же, документы там интереснее и меня, и всех крыс вместе взятых.

— Уже теплее, — мурлычет он. — Но крысы для нас большого интереса не представляют. Вы, конечно, можете не верить, но мы от них избавились. Не сами, правда. Вирус один помог. Ваши СПИД и Эбола против него все равно что самокат против танка. Хорошо, что мы заранее подготовились и не дали ему пересечь межвидовой барьер. Иначе сейчас вы беседовали бы не со мной и не с дальним потомком той самой крысы, что сидела в вентиляционном отверстии. А, к примеру, с осьминогом. С таким, знаете, в пенсне и галстуке. Интеллектуалом в первом поколении… Видите, я вам указал практически все ключи. Как в классическом детективе. Сделайте последнее усилие, напрягите воображение, «и отверзется вам».

— Судя по предложенным мне ключам, вы из будущего.

Незнакомец откидывается на спинку своего кресла. К слову сказать, я сижу точно в таком же кресле — глубоком, как ванна, из весьма приятного на ощупь материала. Глазам уже не так больно, как поначалу, и я могу разглядеть собеседника. Здоровенный мужик в белом спортивном трико и сандалиях на босу ногу. Не то лысый, не то бритый наголо. Очень напоминает мне фотографию Маяковского, когда тот вдруг обкорнался под ноль. Лицо и плешь ровного бронзового колера. «Опаленный адским пламенем…» Нет, эту гипотезу мы оставим на самый крайний случай.

— Точно, — объявляет он. — Мы из вашего будущего. Будущее это отстоит от момента, когда вы неправедными путями проникли в архив, на шестьдесят семь лет пять месяцев и двенадцать дней. Теперь между нами установилась полная ясность, хотя я вижу, что вы сами не верите собственной догадке.

— Ну, я же не идиот, — я принимаю самую непринужденную из доступных мне поз. — Во всяком случае, не полный. Это какой-то нелепый розыгрыш. Очевидно, вы из неких темных соображений оглушили меня, затащили в эту дурацкую клинику с дурацкими прожекторами, от которых я почти ослеп, и проводите на мне дурацкий эксперимент. Так вот, чтобы вы знали. Я верю в пришельцев из будущего в той же мере, что и из космоса. То есть ни на грош.

— Ничто меня так не умиляет, как варварский жаргон, на котором вы изъясняетесь. Жуткая смесь воровской фени и тусовочного арго. Поддерживать контакт подобными языковыми средствами способен лишь специалист по вашей эпохе — вроде меня.

— По эпохе, разумеется, перестройки и гласности?

— Да нет. Мы называем ее иначе. Для большинства ваших современников этот термин показался бы обидным…

Несмотря на сатанинское палево, в помещении отнюдь не жарко, даже наоборот. Я не испытываю ни малейшего дискомфорта в своей курточке, попиленных джинсах и кроссовках поверх шерстяных носков. Любопытно, что как раз ему должно быть зябко в его прикиде. Но он сидит развалясь, блаженствуя, будто кот на солнцепеке. Может быть, у него кресло с подогревом под задницей?