Море играет со смертью - Астафьева Влада

Майоров встретился с вдовой на парковке – она сидела на чемоданах в ожидании автомобиля. Марат даже растерялся, не зная, как начать разговор. Но пожилая женщина облегчила ему задачу, она подошла сама.

– Это ведь вы пытались спасти Федю? Спасибо…

– Я, – кивнул Марат. – И мне очень жаль, что у меня не получилось. Я хотел сказать вам, что он не пытался покончить с собой. Я знаю, что болтают всякое, я там был и могу подтвердить: он упал случайно.

Этого Марат говорить не планировал, все получилось само собой, но теперь он понимал, что такие слова должны были прозвучать. Родственникам самоубийц всегда тяжело: остается так много вопросов, на которые никогда не найдется ответов, и чувство вины, которое невозможно заглушить. Пожилой женщине и так досталось, ей не нужны выжигающие душу мысли в стиле «Что было бы, если бы я…»

– Люди всегда болтают, – горько усмехнулась вдова. – Это не остановить. Но мне не важно, что они говорят о нем. Я знаю, что Федя никогда бы так не поступил со мной. Упасть случайно он мог… Он в последнее время почти не спал, стал очень рассеянным… Разве могло быть иначе?

– Не могло, – согласился Марат. – Мне кажется, если бы он собирался, вы бы знали… Он же ничего такого не говорил?

– Нет, нет… Этого бы никогда не случилось. Федя готов был воевать со всем миром, только не с самим собой. Он в последнее время мог думать только о мести, даже понимая, что некому мстить.

– Что именно он говорил?

Но тут вдова его разочаровала:

– Я не слушала… Я очень обижалась на него за такую болтовню. Знала, почему он не мог иначе, и все равно обижалась. Но это не было жалобами… Да что уже говорить? Все, кто общался с Федей хотя бы раз, знают, что он никогда бы так не поступил. Вы, та девушка-психолог, которая ему помогала, Александр…

Марат, поверивший, что разговор можно сворачивать, насторожился.

– Какой Александр?

– Зотов Александр, – пояснила вдова. – Очень хороший человек… Один из директоров тут, кажется, я не знаю его точную должность. Сначала Федя к нему приставал со своими глупостями, помните, на собрании еще? Но Александр добрый человек, он понимает, что такое горе отца и деда. Он мне сейчас помогает до больницы добраться, он Федю до последнего успокоить пытался… Он, как и вы, сказал, что это не самоубийство, а трагическая случайность… Что ж теперь… Это мое лето трагических случайностей…

Марат оставался с ней рядом до тех пор, пока не прибыл автомобиль. Потом помог вдове уложить чемоданы в багажник, закрыл за ней дверцу, долго смотрел вслед. Майоров не представлял, что она чувствует и как будет жить дальше. Он лишь надеялся, что она справится – каким-то чудом.

Его же мысли с Федора Михайловича переключились на Александра Зотова. Поверить, что бизнесмен решил изобразить доброго самаритянина просто так, не получалось. Почему он следил за стариком? Здесь было очень много страдающих людей – и скорбящих тихо, и обвиняющих весь мир открыто. А Зотов оставался рядом с тем, кто вполне обоснованно говорил о проблемах его отеля, да еще и в соцсети написать об этом умудрился.

Потом вдруг умерла невестка Федора Михайловича, которая вроде как не должна была умереть, и старик в течение суток решил прыгнуть со скалы. Да, от этого веяло теорией заговора на уровне шизофрении. Но ведь и принять это за совпадение не получалось – слишком уж четко все сошлось…

Полина была права: неизвестность раздражает больше всего. Терпеть это Марат не собирался, он сразу же отправился искать Зотова. Выполнить эту задачу оказалось несложно – крупная округлая фигура директора просматривалась издалека.

Зотов в эти дни большую часть времени проводил в кабинете, но утром и вечером старался беседовать с оставшимися постояльцами, выяснял, что им нужно, не в силах ли он чем-то помочь. Опытный коммерсант понимал: однажды эти люди уедут и все-таки напишут о своем опыте. Он хотел, чтобы жаловались они только на стихию, но уж никак не на руководство отеля.

Директор тоже заметил Марата издалека, заулыбался, направился навстречу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Господин Майоров, здравствуйте! Давно вас не видел, а вы за это время из кинозвезды в супергерои успели переквалифицироваться! Восхищаюсь вами!

Марат внимательно наблюдал за ним, пытаясь поймать хоть один многозначительный взгляд или натянутую улыбку, призванную скрыть враждебность. Но нет, Зотов радовался ему, как обретенному после многолетней разлуки старому другу.

– К сожалению, сделать то, чем можно было бы искренне восхищаться, мне так и не удалось, – вздохнул Марат.

– Не вините себя. Если бы мы были властны над судьбой, жизнь стала бы намного легче, да?

– Если уж кого благодарить, так это вас – за то, что вы помогли бабушке воссоединиться с внуком. Я хотел поговорить с ней перед отъездом, и она очень вас хвалила. Упомянула, что вы много общались с Федором Михайловичем перед его смертью.

– Не было такого! – возмутился Зотов, но быстро взял себя в руки и снова заулыбался. – Простите, громковато получилось… Я жалею, что не общался с ним больше, потому что тогда, возможно, сумел бы что-то изменить. Но на самом деле мы не общались. Может, это она и имела в виду? Что мне следовало бы поговорить с ним?

Выход из роли был быстрый и едва заметный – но он был, уж в таком Марат разбирался. Теперь Зотов снова смотрел на собеседника с искренним беспокойством, словно они сейчас делили одну трагедию на двоих.

И все-таки по какой-то причине Федор Михайлович интересовал его больше, чем следовало. Перед трагедией Зотов разговаривал со стариком. А может, еще что-то произошло? Ведь не зря же Федор Михайлович выглядел одурманенным… Нет, за судебной экспертизой определенно нужно будет проследить. Хотя если за всем стоит Зотов, он сумеет замести и этот след.

– Мне пора идти, – кивнул ему Марат. – Еще раз спасибо за все, что вы делаете.

– О, это взаимно! Не пропадайте, господин Майоров, – усмехнулся Зотов. – Будем сотрудничать, и тогда у нас, глядишь, и получится что-нибудь толковое.

* * *

Когда Борис нашел Полину, она работала. Полина, в отличие от других психологов, не пыталась обустроить временный кабинет и принимать людей в порядке живой очереди. Она ходила по территории отеля и каким-то непостижимым, одной ей понятным способом определяла тех, кому нужна ее помощь. Так, по крайней мере, казалось Борису.

Сейчас она беседовала с семьей, только-только вернувшейся с опознания тел. Две женщины средних лет плакали, прижимались друг к другу, но Полину слушали. А она, как всегда собранная и невозмутимая, мягко им что-то объясняла, повторяла, если надо, осторожно касалась их рук.

Борис не представлял, что можно сказать в такой ситуации. Слова – штука дурацкая, никогда они ничего не исправят! Поэтому он терпеть не мог моменты, когда приходилось сообщать о чьей-то смерти или общаться с родственниками погибших. Но у Полины все получалось, профессию она выбрала правильно.

Разговор вышел долгим и снова успешным. Под конец мужчина и одна из женщин перестали плакать, да и вторая быстро успокаивалась. Они кивали Полине, похоже, благодарили ее. Прощаясь с ними, она выглядела все такой же уверенной и спокойной. Только когда они ушли, позволила себе выдохнуть, чуть сгорбиться, прикрывая глаза рукой, и стало понятно, насколько сильно она вымоталась.

Полина отошла в сторону и устроилась на ближайшей лужайке – села по-турецки на изумрудную траву. Дорожки были далеко, с трех сторон лужайку закрывали лианы, оформленные в живую стену при помощи металлических прутьев. На лианах росли крупные рыжие цветы, похожие на очень большие вытянутые колокольчики.

Борис выждал для приличия пару минут, потом подошел поближе. Он сорвал оранжевый цветок и тоже опустился на траву. Полина вроде как не открывала глаза, казалось, что она вообще спит сидя. Но Борис не сомневался, что она прекрасно знает, кто сейчас рядом с ней.

– У меня бабка жила на юге, я часто ездил к ней, – сказал он, вертя в руках рыжий цветок. – Там такие лианы просто так росли, никто за ними не следил. Мы, мелкие совсем, обрывали цветы, надевали на пальцы и притворялись, что это когти. А название цветка я так и не узнал, хотя видел его еще не раз.