Новый год по новому стилю (СИ) - Горышина Ольга

       Нет, за позу, дуралей! И я подтянулась вверх и скрестила руки перед собой, на его же манер.

       — Это длинная история…

       — Расскажи ее коротко, — Вербов щелкал словами, как спичками, сжигая все мосты к моему отступлению.

       Пришлось говорить.

       — Не надо так на меня смотреть! — выдала я громче, чем вела рассказ про то, как отца Любы собственные родители выставили за дверь. — Я прекрасно понимаю, что он имеет полное право на квартиру…

       — Помимо прав существуют еще и обязанности, — впервые за весь рассказ перебил меня Вербов. Глаза его оставались темными и малость прищуренными. — А еще существует понятие мужской чести. Не слышала про такое?

       Мне жутко не нравился его тон. Он раздражал, он оскорблял — не Кирилла, а меня.

       — Я пришла не для того, чтобы обсуждать моего бывшего мужа. Я пришла, потому что ты меня позвал. Прости, что все это наложилось…

       — Прости и все? Думаешь, со мной прокатит? Ты тут в истерике бьешься у меня на груди, а я должен, как дурак, стоять и хлопать глазами.

       — В истерике? — даже будь у меня на глазах слезы, они бы тут же высохли. — Где ты увидел истерику?

       — Я ее услышал, — Вербов откинулся спиной на холодильник, и тот недовольно пикнул, но хозяин все равно не сменил позы. — Только невменяемая истеричка может нести бред по поводу выкупа доли в чужой квартире, да еще и под кредит.

       — Прости, но только под кредит я и могу! — почти выплюнула я. Почти. Потому что все равно бы не доплюнула до холодильника.

       — А можешь заставить свекра переписать на тебя или на Любу свою долю? Можешь?

       — Зачем?

       — А затем! Ты знаешь, у него на тебя завещание написано или на внучку? И написано ли оно вообще?

       — А что ты его хоронишь раньше времени?

       — Кажется, ты тут кричала про лекарства… Нет? Слушай, Лиза…

        Вербов наконец отошел от холодильника, но ко мне не подошел. Встал напротив, как стоял, пока кормил Любу или пока она кормила его моими блинами! Наверное, я не умею их правильно печь. Не достучалась ни до желудка, ни до сердца. Смотрит так, будто ненавидит.

       — Ты хочешь загнать себя в долговую яму, покупая квартиру, которая тебе нафиг не сдалась, разве нет?

       — Вообще-то я в ней живу…

       — Не живешь! — Вербов перегнулся через столешницу, но, к счастью, стойка была достаточно широкой, чтобы оградить меня от лобового столкновения. — Тебя оставили там жить и ты осталась, потому что не могла ничего сделать. Так скажи, какой смысл продолжать вариться во всем этом говне, когда можно просто взять ребенка и уйти…

       — Куда? — теперь я выплюнула вопрос, потому что с такого расстояния он мог ударить Вербова по носу.

       — Да хоть в никуда… — голос его сел до хриплого шепота. — Но точно не в долги! За квартиру, в которой ты снова можешь оказаться со своим дорогим Кириллом. На няню у тебя деньги есть, а на съем нет?

       Я вся сжалась — нет, мне хотелось оторвать этот чертов гранит от шкафчика, если уж не получится разбить его кулаками!

        — Ты хоть понимаешь, какие это суммы? — только и нашлась я что сказать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

       — Я-то понимаю, а вот ты не понимаешь, когда говоришь про сомнительный кредит за сомнительную квартиру. Ты не понимаешь, что в России в кредит ничего покупать нельзя. Просто нельзя… У тебя же никакой спины нет, что ты такое делаешь?

       — Пытаюсь выжить, — выплюнула я, но в этот раз на гранит, потому что не могла больше смотреть Вербову в глаза.

       — А жить не пыталась? Просто жить…

       Ему понравилось буравить меня взглядом, поэтому он выплыл из-за барной стойки и развернул меня к себе. Хорошо, не схватил за подбородок — держал за плечи обеими руками, точно боялся, что я начну вырываться. Зачем? Я его не боюсь… Он из тех собак, которые лают, да не кусают.

       — Ладно, Лиз… Не понимаешь денежные минусы, так пойми любовные… Жить с отцом своего бывшего — это же себя не любить… Лиза, — он чуть приблизился ко мне, но все равно я видела не только его глаза, но и все лицо. — Я не хочу форсировать события, но ведь есть шанс, что я решу проблемы жилплощади…

       Он тяжело выдохнул.

       — Как по-идиотски звучит… — Вербов опустил глаза. — Извини, я не умею говорить с женщинами красиво. Я вообще не умею говорить с женщинами… Не научили. Я тебя просто умоляю, да хоть на коленях… — И он снова сделал, что вчера: встретился коленками с полом, пусть и на сей раз с подогревом. — Ради меня проигнорируй сейчас своего Кирилла. Я понимаю всю ответственность, которую возьму на себя, если переселю тебя к себе с ребенком, и я понимаю, как тяжело тебе принять решение насчет меня из-за Любы. Но ради Любы не влезай в финансовые дела с ее отцом. Просто пойми…

        Гриша поймал мои руки, только не поцеловал, а просто начал наглаживать, так и не поднявшись с колен. Точно и он теперь не мог смотреть мне в глаза.

       — Я знаю, что давлю на тебя. Но, поверь, не с задней мыслью, честно… Просто то, что ты собиралась сделать с квартирной тяжбой — реально игра в свои ворота. Лиза, ты веришь, что я тебе не вру?

       Теперь он запрокинул голову, чтобы видеть мое лицо, и я кивнула — снова раньше, чем подумала. Впрочем, я ничего и не думала, понимая, что думать мне стало нечем… Вся кровь от мозга отлила к рукам, которые Гриша продолжал греть в своих.

       — Лиза, у Ленки есть пара пустых квартир. Они не сдают их. Вложились, когда рынок стоял. Она даст тебе ключи, если Кирилл попрет против собственного ребенка и собственного отца. Я тебе обещаю. Лена, она очень хорошая. Моему отцу несказанно повезло. И моим братишкам, что у них такая мама. А мне повезло, что ты пришла сегодня ко мне… Знаешь, мальчишки очень любят быть рыцарями… Ну, или Щелкунчиками и сражаться с мышиными королями… Год как раз крысы, вот некоторые и начали заранее крысячить… Но мы его башмаком, башмаком, верно?

       — Ты не с Любой разговариваешь, — только и смогла выдать я.

       Гриша поднялся и поднял мои пальцы к своим губам.

       — Я разговариваю с Любиной мамой. Только эта женщина взрослых разговоров не понимает. Приходится быть с ней великим сказочником… Как тот, что был у Герды, помнишь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

       — Гриша, прошу тебя, прекрати…

       Нет, не целовать мне пальцы, а говорить глупости… Но ему, наверное, показалось, что все наоборот, и он прижался теперь губами к моему рту, чтобы не слышать новых глупостей от меня. Да вся моя жизнь в его глазах — одна большая глупость.