И быть подлецом (сборник) - Рекс Стаут

– Ты хочешь сказать – твое, Лина. – Билл Медоуз взял слегка раздраженный тон. – Какого черта? Мы и так все это знаем. Ты забраковала «Воздушное», потому что Кора спекла из этого теста печенье и оно тебе не понравилось. Ты не хочешь «Искристое», потому что они настаивают, чтобы их напиток подавали во время программы, и, видит бог, я тебя за это не виню.

Элинор Вэнс повторила:

– Таким образом, остается четыре.

– Хорошо, давайте же исключать! – настаивал Стронг.

– Мы снова пришли к тому, с чего начали, – подвела черту Дебора Коппел. – Проблема в том, что у нас нет реальных возражений против любого бренда из четырех. Думаю, Билл прав: мы должны предоставить решение Лине.

– Я буду голосовать за «Мелтетт», – объявил Нат Трауб тоном человека, который сжигает за собой мосты.

Что касается меня, то я бы не голосовал ни за кого. Я сидел, наблюдая за ними, и у меня создалось впечатление, будто единственная их забота – необходимость правильно выбрать спонсора. Если один из них и нервничал также из-за пары убийств, то мне его было не раскусить.

Чем жарче разгорался спор, тем очевиднее становилось: хотя все они оставляют последнее слово за мисс Фрейзер, у каждого есть свой фаворит среди четырех оставшихся конкурентов. Именно это осложняло выбор.

Поскольку в моем кармане лежало анонимное письмо, то, естественно, особый интерес вызывала у меня Элинор Вэнс. Однако проблема выбора спонсора, судя по всему, захватила ее полностью, как и остальных.

Конечно, я должен был следовать инструкциям и выполнить поручение, как только представится возможность, но начинал чувствовать себя глупо. Хоть Вульф весьма туманно обрисовал мою миссию, одно я уразумел: предполагалось, что тем самым им будет нанесен сильный удар. Но как раз в этом я сомневался.

Они подошли к тому, чтобы назвать победителя – ту счастливую фирму, которая обойдет пятнадцать соперников. Вряд ли сейчас их потрясло бы какое-то там анонимное письмо, даже намекающее, что один из них – закоренелый убийца. Только что они с триумфом разрешили очень серьезную проблему. И разве имела для них значение такая мелочь, как убийство?

Но я сильно заблуждался. Это выяснилось случайно, в ходе их споров. По-видимому, между двумя претендентами существовала смертельная вражда: оба покушались на карманные деньги детишек, предлагая им шоколадный батончик под названием «Счастливый Энди» и маленькую коробочку конфет «Мелтетт».

Трауб открыто поддерживал последнюю фирму, и когда встал вопрос, которого из двух претендентов вычеркнуть, снова спросил мисс Фрейзер, пробовала ли она «Мелтетт». Она ответила отрицательно. Он поинтересовался, знаком ли ей вкус «Счастливого Энди». Она ответила утвердительно. В таком случае, настаивал он, было бы справедливо, если бы она отведала «Мелтетт».

– Хорошо, – согласилась она. – Дебби, там на рояле маленькая красная коробка. Передай ее мне.

– Нет! – раздался пронзительный крик. Это была Нэнсили.

Все посмотрели на нее. Дебора Коппел, которая взяла в руки красную картонную коробочку, спросила:

– В чем дело?

– Это опасно! – Нэнсили уже стояла рядом и протягивала руку. – Дайте мне. Я съем конфету первая!

То был театральный порыв экзальтированной барышни. Казалось бы, вся компания должна рассмеяться и урезонить Нэнсили. Но я ошибся. Никто не издал смешка. Никто не вымолвил слова. Все замерли, глядя на Нэнсили, – за одним исключением. Дебора Коппел убрала коробку подальше от Нэнсили и бросила ей презрительно:

– Не глупи.

– Я в самом деле хочу это сделать! – закричала девчонка. – Позвольте мне…

– Вздор.

Дебора оттолкнула ее, открыла коробку, вынула конфету, отправила в рот, прожевала, проглотила и вдруг резко сплюнула, извергнув целый фонтан брызг.

Я первым, на десятую долю секунды раньше остальных, понял: что-то не так. Дело было не в плевке – таким способом она могла просто голосовать против «Мелтетт», – а в том, что лицо ее сразу же ужасно исказилось. Когда я устремился к Деборе, она судорожным рывком вскочила с табурета, выпрямилась, высоко вскинув руки, и крикнула:

– Лина! Не надо! Не позволяй…

Я уже был возле нее и взял за руку. Билл Медоуз тоже оказался рядом. Ее корчило в судорогах, она пыталась добраться до дивана. Там Дебору приняла в свои объятия Маделин Фрейзер. Но и втроем нам не удалось удержать ее или уложить на диван. Она опускалась все ниже, наконец ее колени коснулись пола, одна рука тянулась к дивану, и Дебора упала бы, если бы не мисс Фрейзер, которая тоже стояла на коленях.

Я выпрямился и, повернувшись, обратился к Нату:

– Быстро вызовите врача. – Тут я увидел, что Нэнсили протянула руку, чтобы взять красную картонную коробочку, и прикрикнул на нее: – Не тронь! Без глупостей! – Затем велел остальным: – Ничего не трогайте, вы меня слышите?

Глава двадцать вторая

Около четырех часов я мог бы добиться разрешения идти домой, если бы настоял на этом, но предпочел оставаться до тех пор, пока есть шанс разжиться еще какими-нибудь сведениями для моего отчета. Я уже позвонил Вульфу, чтобы объяснить, почему не следую его инструкциям.

Все участники совещания оставались в квартире, кроме Деборы Коппел, которую унесли, когда несколько групп полицейских экспертов закончили свою работу. К моменту появления врача она была уже мертва. Остальные хоть и остались живы, похоже, не испытывали от этого большой радости.

В четыре часа лейтенант Роуклифф и помощник окружного прокурора сидели на зеленом диване и спорили, способен ли привкус цианида заставить человека насторожиться и отвратить его от проглатывания отравленной пищи.

Этот спор лично мне представлялся бессмысленным: способен или нет, обычно никто не настораживается. В любом случае компетентно судить об этом могут только те, кто отведал отравы, а у них уже не спросишь.

Я прошелся по комнате. У большого дубового стола другой лейтенант беседовал с Биллом Медоузом, сверяясь с записями на листах бумаги.

Проследовав дальше, я обнаружил, что в столовой сержант и рядовой полицейский допрашивают Элинор Вэнс, и прошел мимо.

На кухне курносый полицейский придерживал на столе протокол допроса, в то время как Кора, женщина-борец, ставила на нем свои инициалы.

Повернувшись, я направился обратно, в квадратный холл, открыл дверь в дальнем конце и вошел. В этой комнате без названия было более многолюдно, чем в других. Талли Стронг и Нат Трауб сидели на стульях у противоположных стен. Нэнсили стояла у окна. В центре комнаты расселся полицейский, другой прислонился к стене, а сержант Пэрли Стеббинс слонялся по комнате.

Это завершало список. Я знал, что Маделин Фрейзер в своей спальне, где я впервые увидел их всех, – она беседовала с инспектором Кремером. Как я об этом узнал? Мне приказал выйти из комнаты помощник комиссара О’Хара, который был там с ними.

Первую серию кратких допросов проводил сам Кремер в столовой, куда свидетелей вызывали по одному. Кремер и помощник окружного прокурора сидели по одну сторону стола, напротив них – допрашиваемый, а я – сразу за ним. Предполагалось, что, если воспоминания свидетеля войдут в противоречие с моими, я просигнализирую об этом Кремеру, высунув язык или подав иной сигнал, причем свидетель этого не увидит. На одном конце стола сидела стенографистка, а вокруг болтались копы.

Поскольку Кремер хорошо знал всю компанию и досконально изучил их биографии, он мог сократить допрос и сосредоточиться главным образом на двух пунктах: их позициях и перемещениях во время совещания и коробочке «Мелтетт».

По первому пункту свидетели расходились в некоторых мелких деталях, чего и следовало ожидать при подобных обстоятельствах. Во всяком случае, я, присутствовавший на совещании, не заметил, чтобы кто-нибудь пытался что-то сочинять. Что касается второго пункта, то есть коробки «Мелтетт», тут никаких расхождений не отмечалось.

Накануне, к полудню пятницы, начала распространяться весть, еще не опубликованная, что «Хай-Спот» порвал с радиопрограммой Фрейзер. Фирма «Мелтетт» уже какое-то время значилась в списке Фрейзер и ожидала случая занять открывшуюся вакансию. В пятницу утром Нат Трауб, чье агентство обслуживало «Мелтетт», позвонил своему клиенту и сообщил новость, а клиент срочно передал ему с посыльным ящик своей продукции. В ящике лежало сорок восемь маленьких красных картонных коробок.

Трауб не желал терять время, поскольку дело было срочным и важным. Ему не хотелось тащить весь ящик, так что он вынул одну коробочку, сунул ее в карман и помчался в здание ФРК. Он успел в студию как раз перед концом программы. Переговорив с мисс Фрейзер и с мисс Коппел от лица «Мелтетт», он вручил коробочку последней. Мисс Коппел передала конфеты Элинор Вэнс, которая положила их в свою сумку – ту самую, в которой обычно возила сладкий кофе в бутылке из-под «Хай-Спота».