Право на выбор - Михаил Логинов

— Сегодня идем в ресторан. А вы, господа писатели, пока есть время, набросайте спецвыпуск от Валенсы. Чтобы завтра было бы все готово: планы статей, планы иллюстраций. Егорыч, не забудь их идеологически оплодотворить.

***

— Что же ты, Белочка? Ведь просил же как человека?

Вечерний Батька, не в пример утреннему, был потухшим. Впрочем, если говорить по правде, особых оснований топтать и плющить председателя, у него не было. Людмила Николаевна сделала все, что могла, избавив Батьку от зловредного однофамильца.

— Юрий Иванович, вы не представляете, что там творилась. Этот другой Назаренко, сидел как мышь, зато его представитель — изгалялся как мог. Я еле-еле смогла найти сотню подделок.

— Ладно, за это спасибо. А почему ты потом и Савушкину отказала? Ведь подписи же у него были правильные!

— В том-то и дело, Юрий Иванович, что нет. Все, что у вас на заводе собирали — все нормально, брак — в пределах технической нормы. А то, что на стороне собирали, за деньги — страшное дело, тридцать листов, просто запороты сплошняком. И тут опять этот прокурор вылез, стал тыкать пальцем в эти листы. Ну сами подумайте, если я одного двойника сняла за сто неправильных подписей, как же я могла бы зарегистрировать другого двойника, у которого таких подписей — триста пятьдесят. И шли они в один день. Не требуйте от меня Юрий Иванович выше себя самой прыгать, не могу так. Слышите?

Но Батька уже не слышал. Батька повесил трубку.

***

Тараскин вошел в штаб своей неподражаемо-танцующей походкой, бросил кепку с шести шагов на стул.

— Привет ребята! Все ОК. Здравствуй! Олег? Здорово, я Серега. Эй, ТТанян, чего киснешь? Давай втроем, с Олегом по сети в кваку зарубимся! А, на ящик пива? Как?

— Этим об косяк, — вежливо ответил Толик — Таня рядом заваривала чай, покраснела. — Погоди, Серега, мы сейчас разберемся со спецвыпуском от Валенсы, который твои орлы по городу разнесут?

— Надеюсь, не завтра? Это хорошо. Орлам надо хоть два дня отдохнуть, пропить заработанные деньги. Чтобы был бы стимул, новые получать. Но как они потрудились… Это нечто!

— Сережа — спросил Капитан. — народ легко за другого Назаренко подписывался?

— Легко. Самое трудное было уговорить мою банду эти подписи собирать. Но как потом пошло! А насчет реакции? По разному. Часть подписывалась тупо — раз платят за подпись, чего не подписаться. Некоторые говорили: чего, опять за него подписываться? Мало ему один раз. Кое-кто отказался, причем, ну видно было, они думали, на полном серьезе, что за настоящего мэра ставят подпись. Дотошных, чтобы начинали допирать, в чем дело, ну десять, двадцать, не больше. У нас легенда была: мол, Юрий Иванович решил подстраховаться, если во время выборов умрет и своего племянника решил выставить. Не поверишь, хавали. А один старичок, продвинутый, так все понял, подмигнул и шепотом: «Двойник? Молодцы хлопцы, так его, мошенника». И подписался.

— С ментами и бандюками проблем не было?

— С ментами не было — мы же все больше в Центральном районе собирали, где РУВД наше. Бандюки стали присматриваться на другой день. Под вечер пытались два раза наших ловить, но они уже работали по четыре: двое собирают, двое — в стороне, на прикрытии. Отмахались и убежали. Бригадир мой главный, Степка, парень с головой, такие места выбирал, чтобы нельзя подъехать и в машину запихнуть. Короче, все здорово! Народ, пошли в кабак!

— Пойдем, Сереженька, пойдем, — сказал появившийся на пороге Владимир Галактионович. Вид у него был довольный, как у белого медведя, только что задавившего моржа.

***

«А происходило это крещение вот так. На Дальний Восток я летел из СевастопТаня, сам просился о переводе, считал Тихоокеанский флот самым престижным. Что за перелет — думаю объяснять не надо: Ту-154, да еще жара, покрепче, чем сейчас. Две посадки, но поспать так и не удалось.

Приземлились под утро. Каким я из самолета вышел — лучше не говорить. Сразу же в штаб, а оттуда меня отправляют на остров Русский, в плавучую казарму. Ночь перекантуйся, утром к командующему. А эта плавучая общага — бывший японский трофей, эсминец «Кагосима». Естественно, строился под национальный стандарт: тот, кто впервые на него попал, не мог меньше трех раз приложиться лбом о разные торчащее железо. Ну и все по-японски узкое, тоже надо привыкнуть.

Катер меня подвез, я по узкому трапу поднялся — ни вахтенного, ни вообще никакой собаки на палубе. Пошел искать живых людей. Долго ползал, наконец огонек светится, пошел на огонек. В кубрике сидит здоровенный старшина, в грязной тельняшке. На столе хлебные крошки и граненый стакан. «Прибыл? Садись, сейчас прописка будет.» Ну, конечно, субординации никакой, я все же мичман. Но молчу: чужой монастырь, надо обжиться чуть-чуть.

Старшина этот постучал грязным пальцем по столу и крикнул: «Миша!». Смотрю, дивлюсь, какой Миша? Из-за щелки бежит таракан. Старшина на него взглянул и щелк на пол: чего явился? Опять: «Миша!». Еще один таракан выскочил, здоровенный прусачина, величиной, как сейчас эти модные тропические тараканы. И спина краской помечена. Старшина ему ногтем хлебную крошку пододвинул — вечерний паек. Миша ее схватил и в свою норку убежал.

Тут откуда-то вылезли две темные фигуры, не то что звания, рожу не различить. «Привет, мичман. Откуда? Из СевастопТаня? Это здорово, что из СевастопТаня. Давай за Владивосток». И этот самый граненый стакан до краев наливают. Я сразу по запаху понял, что это такое. «Пей». Этому Мише хоть крошка хлеба досталась, а мне ни закуски, ни запивки. Что делать, махнул. Как этот спирт проходил — не передать, слов нет. Было у него в животе три-четыре остановки. И все хотел обратно выйти, но так и не вышел.

Глаза зажмурил, чтоб было легче, раскрыл: опять наливают. Правда, наполовину. Как со стола его взял, помню, как обратно поставил нет: чувствую — меня куда-то несут. Положили в японскую лилипутскую каюту, еще помню, как волны о борт плескались, а я думал — потонет развалюха или нет. А, все равно.

Чуть ли не сразу разбудили. Я не чувствую, день или ночь, тем более, другой часовой пояс. «Вставай мичман, к командующему». Отвезли меня, я докладываю: «Товарищ командующий, мичман Цыплаков прибыл». Чувствую, что говорю, а слов своих не слышу — один хрип. Командующий: «в чем дело, мичман». Говорю: «Позавчера в Черном море перекупался, простыл». «Ступай». Выхожу на палубу, а там уже те же самые деятели. «Поздравляем, принят в нашу боевую Тихоокеанскую семью. Пошли, еще примем».

Рассказ Капитана слушали внимательно, с застольным уважением. Каждый раз он звучал для кого-то из новичков в пиаровской компании и каждый раз выяснялось, что и половина старожил его не слышала, или забыла.

Олег внимательно разглядывал коллег: кого-то он видел впервые или впервые сидел за одним столом. Появились полевики: малютка Елкова, здоровяк Гулин, по габаритам, пожалуй, превосходящий Гречина и, безусловно превосходящий его по длине усов, молчаливый Гришин — высокий, жилистый мужчина. Напротив Олега сидел самый представительный персонаж: Владимир Галактионович. Он уже рассказал про сегодняшнее заседание комиссии. Рядом с ним сидел Тараскин — веселый малый, в бейсболке с козырьком назад. Тараскин все порывался встать из-за стола и пойти к бильярду; Владимир Галактионович тихо удерживал его — после четвертого тоста пойдешь.

— Дамы и господа, — сказал Владимир Галактионович. — Я думаю, время подошло к нашему традиционному четвертому тосту. Я также думаю, что мы не будем нарушать традицию. Слово предоставляется Владимиру Геннадьевичу.

Куклинс встал, посмотрел у всех ли наполнено. Стукнул вилкой по бокалу, хотя его и так слушали.

— Итак, коллеги, у нас еще осталось немало поводов, чтобы выпить. Мы могли бы еще раз поднять бокалы за Владимира Галактионовича — за эти два дня он сделал немыслимое, добавлю, как всегда. Я также мог бы поднять бокалы за наших писателей, которые создали замечательный спецвыпуск номер один. Можно было бы поднять бокалы и за полевиков, построивших ноги за три дня и уже готовых к первому обходу. Можно было бы поднять тост и за господина Котелкова, который, вместо того, чтобы отдыхать с нами, предпочел очередной сеанс психотерапии для нашего клиента. Наконец, можно было бы выпить и за начало кампании: мы зарегистрировали всех, кого надо, создали фабрику текстов, отстроили ноги и дальше остается только выполнять график. Но я, будучи чрезвычайно консервативным, предлагаю свой четвертый тост. Выпьем за то, чтобы у нас все было и нам за это, ничего (подчеркиваю, плохого) не было.

Пустые рюмки опустились на стол. Тараскин, увлекая за собой Толика, убежал в соседний зал с бильярдом. Олег остался, так как принесли горячее, он толком не ел два дня. Когда же бифштекс со сложным гарниром был поглощен, уходить все равно не захотелось — Игорь Гулин, поковыряв принесенный ему шашлык, начал очередной рассказ, про кампанию в Карачаево-Черкесии.