Лежачий полицейский - Юля Лемеш

Дед Нил поглаживал дешевую треснутую скрипку и повторял:

– Хороший был пацан. Списывать всегда давал. Но на кулачках – никакого проку.

– Стыдно, – понимающе промолвила я.

– Стыдно, – признал Нил. – Вот бы встретить его да поговорить.

– Я могу в Интернете поискать, может, жив еще. Вы только имя его скажите.

– Да не помню я. Склероз проклятый. Врачи говорят, что к старости все больше из детства вспоминается. Все жду. Может, и выплывет имя, тогда сразу к тебе. Ты уж постарайся, не подведи.

– А подруги ваши куда подевались? – с некоторым испугом спросила я, опасаясь кладбищенского ответа.

– На променаде. Я им теперь прогулки ежедневные прописал. Ладно. Иди. Я дальше вспоминать стану.

Провожаемая визгом смычка, я осторожно прикрыла дверь, чтоб не спугнуть самую чистую скорбь. Глупее которой нет ничего, но и правильнее тоже.

К дому брел утомленный пучок старух, цепляющихся друг за друга для равновесия. Та, что посредине, шла буквой «г», опираясь на палку. Ее незавидный крен спасал остальных. Позволяя в особо критические моменты делать вид, что помогают. Старуха злобно ворчала, отбирая необходимую опору. Мое громкое «Здрасьте» встрепенуло усталые ряды.

Старухи почуяли близость отдыха и прибавили ходу. Оставив согбенную товарку в арьергарде. На подходах к квартире Нила у них открылось второе дыхание. Они недружно исполнили: «Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц, и в наших пропеллерах дышит спокойствие наших границ».

Отстающая поозиралась по сторонам. Громко стуча палкой, юркнула в парадную и удрала в собственную квартиру. Наверное, переодеться.

Теперь и у меня появилась привычка стоять у окна. Особенно когда мне непонятно, как жить. Стою и бессмысленно таращусь вдаль. Сама за собой я этого не замечала. Игорь подсказал. Глупая привычка, но безобидная. Просто если я заметила себя у окна с пустыми глазами, то пиши пропало – что-то разладилось.

События смешивались в запутанный клубок, не давая мне никакой возможности определиться, что на данном этапе важнее. Разоблачить маму, понять, почему мой Игорь таскается к Ритке, почему Карабас увиливает от обещанной помощи или почему я с такой регулярностью думаю про Коловорота. Этот гадкий диктатор принялся вползать в мои мысли чаще, чем хотелось. Чтоб избавиться от наваждения, я решила попробовать спровоцировать Коловорота. Не велели лезть в мамины дела? Фиг вам. Теперь я буду светиться где только возможно. Чтоб подстегнуть Коловорота к активным действиям. С такими так только и можно. Как взбесится, непременно разговорится. Тогда только подставляй уши.

Глава 32

Никому ничего не сказав, доехала до маминого дома. Засекла авто Карабаса. Который, по идее, должен сидеть в засаде.

Сегодня пасмурно. Небо подернуто дымкой. Температура градусов пятнадцать. Значит, солнечный удар мне не грозит. Хорошо, что на дверях соседнего дома пока нет ни кодового замка, ни замка на чердак. Его Карабас свинтил. Пробралась по откидной железной лестнице к чердачному люку. Блин, раньше мне помогали залезть. Руку подавали и в попу подталкивали. Еле забралась. На чердаке темно и страшно. Кажется – из каждого угла злодеи подглядывают.

На крыше меня ждал первый сюрприз – Карабаса там не было. Расположившись для длительного ожидания, я от скуки начала обмусоливать поведение Игоря. Сопоставляя нюансы интонаций, выражение лица и вскользь брошенные фразы. Все ясно – он мнит себя виноватым в Риткином перевоплощении. Ну точно! Навоображал себе. Типа она была так в него влюблена, что после отказа во взаимности впала в тоскливый штопор и только с помощью Котенка вернулась к жизни. Ну и самомнение у моего любимого!

Нацедив в пластмассовую чашку еще одну порцию кофе, я отпила глоток и осторожно заглянула вниз. Опаньки! Карабас собственной персоной. Несется на всех парусах. Руки заняты букетом цветов и двумя пакетами. Испугавшись не на шутку, я отпрянула. Ничего себе коленкор. Если он сейчас припрется ко мне с цветами, то я абсолютно не знаю, что делать. Блин. Неужели он все это время был тайно в меня влюблен?

На всякий случай приняв расслабленно-соблазнительную позу, я настороженно ловила каждый звук, ожидая топота по крыше. Больше всего меня смущало неумение жестко отказывать влюбленным кавалерам. Опыта недоставало. Обычно я что-то мямлила про «мы останемся друзьями», но тут нужна была иная стратегия. Холодность и непреклонность плюс твердое «нет». Да, пожалуй, именно так. А еще лучше – изобразить легкое недоумение, смешанное с искренним сочувствием. Немного пошевелив лицом, я решила, что нашла самую выразительную маску, и застыла.

Следующий глоток кофе оказался отвратительно холодным. Невозможный сладко-кислый вкус исказил мое продуманное лицо, на которое некому смотреть. Карабас так и не появился. Он только что мелькнул в мамином окне, задергивая штору. Насколько возможно разглядеть – рожа у него сияющая. В отличие от моей.

Пораскинув остатками встревоженных мозгов, я начала пятиться к трубе. Судорожно прижимая термос к груди. По пути ободрав коленку.

Карабас знает про возможность слежки. Значит, ему ничего не стоит посмотреть, а нет ли на крыше маленькой глупой дурочки. Труба была надежная, кирпичная. Я закрутила крышку термоса и выкинула полупустую чашку.

Хорошо сижу, далеко гляжу. Правда, не в ту сторону. Я вообще высоты боюсь, если кто не знает. Выругалась напоследок и опрометью рванула вон с крыши. Чуть с лестницы не свалилась.

Какая разница, откуда вести наблюдение? Остановилась на первом этаже. Из парадной двери давно повыбивали стекла, из экономии заколотив проемы фанерой. Запихав термос в рюкзачок, я заметалась в темноте тамбура в поисках окна в мир. Подглядывать получалось только в дырку от гвоздя. Дырка была маленькая и широкого обзора не давала. Приблизив глаз так, что нос нащупал опасные занозины на не ошкуренной фанере, я превратилась в статую ожидания. По идее, Карабас никак не может долго оставаться в гостях. Почему? Да потому! Нечего ему там сиять своими русалочьими глазами. Значит, вот как только он выйдет, я рвану за ним и прибью заразу.

Потом у меня затекла шея. Размялась немного. Головой туда-сюда помотала, восстанавливая кровообращение. Вроде помогло. Снова прильнула к дырке в фанере. Откуда на меня смотрел чей-то немигающий глаз.

Коловорот настиг меня почти у чердака. Отчаяние придало сил, и я со всего маху огрела преследователя рюкзаком. Но схваченное за лодыжку тело последовало законам инерции и грохнулось.

– Помогите. – Шепот не нарушил тишины подъезда.

– Чтоб тебя. Дура психованная. – Его шепот был не громче моего.

– Ногу отпусти!

– Размечталась. Я отпущу, а ты на крышу – шасть и башкой об асфальт. А там как раз маманя твоя под ручку с кавалером. Вот они обрадуются!

Кряхтя, Коловорот уселся на ступени, впрочем, не ослабляя хватки. Пришлось прикинуться шлангом и валяться кверху попой как ни в чем не бывало.

– Ты чего понеслась? – Коловорот одной рукой вышуршивал из пачки сигарету.

– Несутся куры, а я побежала.

– Ну, пошути еще… – Зажигалка серебряно звякнула крышкой, спертый воздух наполнился сочным запахом вишни.

Я поерзала, устраиваясь на цементном полу как можно удобнее. Снизу послышалось хлопанье дверей и чьи-то недовольные голоса. Пробуждающие всплески эха по колодцу парадной.

– К нам гости, – сообщил невозмутимо Коловорот и на секунду отпустил мою ногу.

В три прытких скачка я очутилась площадкой ниже. У окна меня схватили, облапили и начали настойчиво целовать. Поцелуй, отнявший дыхание, обильно пах вишней. Против моей воли глаза закрывались, мешая видеть проходящих мимо жильцов. Недовольно ворчащих про наглую озабоченную молодежь. Которой даже днем хочется, да негде. Хлопнула дверь квартиры. Спертый воздух моментально пропитался тяжелым ароматом жареной рыбы. Думается, камбалы.

– А чердак я запру. А то шастают тут всякие, – громко заорал дядька и действительно полез вешать новый замок.

– Ведро потом вынеси, – крикнула ему тетка.

Коловорот бдительно заглянул мне в глаза. Увидел в них бездну панического ужаса и решительно полез рукой под майку, словно пытаясь убедиться в отсутствии лифчика. Которым я в летний период не пользуюсь. Ужас сменился другими, более пронзительными эмоциями. Дыхание рот в рот, отягощенное эротическим массажем, не позволило мне заорать в голос.

Вниз спускался дядька с помойным ведром, без всякого энтузиазма поругивая не только нас, но и правительство. Пока Коловорот упражнялся в поисках жировых отложений на моей талии, ворчание стихло.

– Теперь можешь ругаться сколько влезет.

– Да пошел ты!

– Вместе пойдем. Сейчас тихо спустимся к моей машине. Ты отряхнешь мусор с одежды, а потом поговорим как цивилизованные люди.

– Кто люди, а кто и нелюди, – решительно парировала я, садясь в машину.