Украинский национализм. Факты и исследования - Джон Армстронг

При обсуждении непростого польского вопроса необходимо заглянуть вперед и задуматься, что предвосхитило события на Волыни 1943 года. Не успело соединение Ковпака оставить Волынь, как партизаны Бандеры начали подчинять себе националистическое движение сопротивления. Неудачные переговоры с Боровцом вынудили командира бандеровцев Дмытро Клячкевского (в другом случае автор дает эту фамилию иначе, даем ее по первому написанию. – Примеч. пер.) принять название УПА в очевидной попытке унаследовать престиж, завоеванный до этого Бульбой[397]. В то время партизаны Бандеры вернули себе поддержку наиболее опытного из своих командиров – Романа Шухевича, который был главным украинским организатором в «Нахтигале». После роспуска правительства Стецко эту часть вывели с фронта, вместе с «Роландом». Обе части были полностью реорганизованы, некоторые националисты арестованы, а остальных послали воевать с красными партизанами в Белоруссию[398]. Когда показалось, что немцы раздавят и это антипартизанское формирование, Шухевич сбежал в Галицию и прибыл во Львов весной 1943 года. Через несколько недель он стал командиром всех партизанских сил ОУН-Б. Согласно отчету, таково было официальное решение Провода ОУН-Б[399]. В германском военном сообщении утверждается, однако, что взятие на себя Шухевичем командования привело к разрыву с предыдущим главой операций ОУН-Б в Галиции Мыколой Лебедем[400]. Сторонники последнего утверждают, что Лебедь с тех пор больше не отвечал за партизанские действия УПА. Этот вопрос неоднозначен, потому что лидеры УПА, кто бы они ни были, решили, что отказ групп Боровца и Мельника принять их предложения об объединении требовал силовых акций, чтобы доказать, что националистическая партизанская борьба не выродилась в частные предприятия отдельных атаманов, как в последние дни петлюровского режима.[401]

Затем, 6 июля, вскоре после рейда Ковпака через область, перед мельниковским отрядом Хрина внезапно появился вооруженный отряд Крука и потребовал, чтобы тот подчинился командованию Бандеры. Неожиданность делала сопротивление невозможным; очевидно также, что пропаганда ОУН-Б подготовила почву для переворота. Во всяком случае, большинство сражавшихся в отряде Мельника приняло ультиматум и вступило в бандеровское формирование.[402]

Вскоре после этого и группу Яценюка вынудили присоединиться к враждебной стороне[403]. После этих инцидентов оставшиеся мельниковские отряды и независимые формирования стали быстро таять: они либо были уничтожены коммунистическими или бандеровскими партизанами, либо присоединились к последним. В середине августа главные силы Бульбы, также значительно ослабленные – отчасти из-за постоянных боев с красными партизанами, были атакованы отрядом ОУН-Б. Два главных советника из УНР были схвачены и вынуждены присоединиться к отряду ОУН-Б. Была взята в плен и жена Бульбы[404]. Сам он, вместе со Штулем, Митрынгой, Раевским и другими лидерами, в сопровождении горстки бойцов, был выдавлен на восток, на кишащую коммунистами территорию. Здесь в сентябре группа натолкнулась на крупный отряд красных. В завязавшемся бою Митрынга и Раевский были убиты, а Боровец и Штуль снова уцелели и смогли спастись бегством[405]. Двумя месяцами позже они выбрали единственный путь, который казался им открытым: оставили Волынь и подались в Варшаву в расчете на немецкую помощь в восстановлении своих разрозненных сил[406]. Щербатюк остался на Волыни командиром крошечной деморализованной группы (которая была переименована в Украинскую народную революционную армию, чтобы отмежеваться от первоначального названия бандеровских узурпаторов).[407]

Быстрое снижение численности сил Мельника – Боровца представляется в некотором роде загадкой. Объяснение, предложенное представителями последнего, состоит в том, что они намеренно избегали вступления в братоубийственную борьбу. Отчасти это кажется достоверным. Если же смотреть на это с точки зрения сравнительной перспективы, то триумф ОУН-Б над противниками из числа националистических партизан показывает тенденцию, которая постоянно проявлялась в нерегулярных войнах XX столетия. Наиболее серьезный анализ этого явления был представлен тридцать шесть лет назад Францем Боркенау на основе изучения действий коммунистических и некоммунистических повстанцев на Балканах[408]. Националистические силы сопротивления, особенно в том случае, когда представляют законное правительство, прекратившее деятельность из-за вражеской оккупации, имеют тенденцию воевать с врагом, стараясь сберечь жизни и средства сельского населения, с которым себя идентифицируют. Однако действия оккупантов (подобно немцам) по отношению к населению настолько бежалостны, что более молодые, менее уравновешенные люди приступают к самым решительным действиям. Оккупационные войска отвечают на это крайними, часто повальными репрессиями.

Нарастающее насилие может быть обуздано осторожным руководством, но только если нет конкурирующего повстанческого руководства, склонного к экстремизму и не задумывающегося, во что обойдется этот экстремизм гражданскому населению. В подобной ситуации к экстремистам присоединятся более молодые воинственные элементы крестьянского населения, укрепляя таким образом их силу. На Балканах такую альтернативу составляли старые коммунисты, по приказам из Москвы наносившие удары по врагу без оглядки на репрессии. Как отмечалось ранее в этой главе, подобная экстремистская тактика, используемая красными партизанами в Полесье и на Волыни – а позже и в Галиции, – явилась главным фактором, подталкивавшим украинских националистов к открытым боевым действиям. Боровец и ОУН-М реагировали подобно четникам и ЭДЭС[409] на Балканах, не спеша соперничать «безрассудством» с коммунистами. Но ситуация на Волыни была осложнена наличием третьей стороны – ОУН-Б, экстремистская идеология интегрального национализма которой, как и опыт ее лидеров, ограниченный сопротивлением подполья, диктовали игнорировать репрессии. Объяснимо, что умеренные националисты, оказавшиеся между двумя экстремистскими партизанскими движениями, вероятно, не могли победить, несмотря на их потенциал.[410]

Утверждение сторонников проигравшей стороны, что первые нападения случились неожиданно и привели к полной капитуляции, подразумевает, что дело не в продуманном уклонении от междоусобной борьбы. В то время как сторонники Бандеры были хорошо организованы, способны к внезапным, подготовленным акциям, другие националистические силы страдали от отсутствия организации и компетентного руководства. Взять того же Боровца, который был недостаточно подготовлен, чтобы вести кампанию, требующую как политического, так и военного опыта, и не мог добиться грамотных указаний от единого консультативного органа. Кроме того, динамизм и наступательный порыв бандеровской стороны, похоже, обеспечили ей народную поддержку; несмотря на сравнительный недостаток военных способностей, Крук, как считают, был популярнее Хрина. Несомненно, его программа массового восстания, хотя и сомнительной мудрости, привлекала своей решительностью активную часть населения. Примечательно, что почти все члены других партизанских групп после того, как были вынуждены присоединиться к движению ОУН-Б, не искали уже благоприятной возможности дезертировать. Украинцы вообще часто оказывались в неприятной ситуации выбора наименьшего зла, которым бесспорно было в данном случае бандеровское движение, многие сторонники которого отличались своей безжалостностью. Главной заботой являлась борьба с иностранными оккупантами[411]. Третьим фактором было географическое расположение противостоящих сил. Группа под командованием Боровца заняла выгодную территорию, но позиции оказались открыты для удара красных партизан, шедших с северо-востока. Вероятно, Бульба страдал от их нападений не меньше, чем страдал подчиняясь партизанам Бандеры. Последний занимал более защищенную территорию на севере Волыни и располагал весьма надежной линией связи с главной базой в Галиции. Наконец, галицкий источник пополнения людской силы и руководителей был значительнее любого внешнего источника, доступного конкурирующим группам, что дало ОУН-Б решающее преимущество, которое было усилено предшествовавшим проникновением бандеровцев в полицейские силы Волыни.

К осени 1943 года бандеровская группа контролировала сельские районы Волыни и юго-западного Полесья[412]. Немцы, конечно, удерживали города и с трудом обеспечивали движение по основным дорогам, но большой район к востоку от Ровно был настолько подчинен повстанцам, что они приступили к строительству «госаппарата», лагерей военной подготовки, больниц и школьной системы[413]. Общее число людей, вовлеченных в движение – включая медицинский, административный и учебный персонал, а также бойцов, – составляло десятки тысяч. Это кажется вполне вероятным, принимая во внимание утверждения националистов, что в УПА было 100 тысяч членов; например, один вполне достоверный источник описывает деревню, в которой упомянутый персонал составлял 2 тысячи человек. Но вероятно, немецкая оценка в 40 тысяч (на конец 1943 года) более точна[414]. Это число составляет, согласно националистическим источникам, и множество неукраинских элементов – еврейские врачи и дезертиры из немецких полицейских формирований, набранных из военнопленных и представлявших многие национальности Советского Союза[415]. Большой слабостью движения был, однако, недостаток в подготовленных офицерах. В течение долгого времени бандеровские партизаны были вынуждены использовать в качестве начальника штаба пожилого офицера УНР – из полицейского полка в Ровно[416]. Любой новый офицер из отрядов Бульбы, даже немолодой, рассматривался как сокровище, и новые хозяева давали ему важный пост[417] Равным образом весьма приветствовались и советские офицеры, бежавшие из лагерей военнопленных или дезертировавшие из Красной армии. Недостаток в обученных военных кадрах весьма ограничивал ценность партизанских отрядов как боевых сил.