Антиохийский и Иерусалимский патриархаты в политике Российской империи. 1830-е – начало XX века - Михаил Ильич Якушев

энергичные попытки рыцарей-латинян и католического духовенства распространить влияние Рима на христианском Востоке и заставить местных христиан принять примат папы. Истинные замыслы католиков в отношении православных проявились в ходе Четвертого крестового похода 1204 г., когда его участники изменили конечную цель похода. В результате вместо «освобождения Гроба Господня и Святой земли» от «сарацин» крестоносцы захватили и разграбили столицу Византийской империи – Константинополь, осквернив главную святыню православия – собор Св. Софии (693, с. 199).

Крестовые походы на Ближний Восток побудили маронитов заключить унию с Римско-католической церковью (1182 г.), понтифик которой признал маронитских первоиерархов в сане патриархов Антиохийских13. Впоследствии марониты старались доказать, что их предки не были монофелитами и никогда не отступали от православия, постоянно находясь в духовном общении с Римско-католической церковью (559, ч. 2, с. 262).

С начала XVI века за православными христианами также закрепилось наименование ар-рум. Перевод этого термина имел несколько значений: «ромеи», «византийцы», «анатолийцы», «греки» христианского Востока (875, с. 49–50; 586, т. 1, с. 48)14. В то время Римская курия стала укреплять свои связи с Антиохийским патриаршим престолом, посылая в Дамаск не только дары и денежные пособия, но и миссионеров-иезуитов. Постепенно они входили в доверие к местным архиереям и пастве, изучали арабский язык и даже проповедовали в храмах Дамаска, Сайды и Алеппо в привычном для местной арабской паствы православном облачении (559, ч. 2, с. 270–271)15. По словам К.М. Базили, бедность и необразованность арабского духовенства, самостоятельность Антиохийского престола и соседство униатских общин маронитов благоприятствовали успеху прозелитизма католиков-иезуитов. Когда же в 1724 г. от Антиохийского православного патриархата отделилась греко-католическая община, то их последователи не преминули присвоить себе полузабытое и менее употребляемое наименование «мелькиты», то есть «православные», претендуя на древнее наследие Антиохийской церкви. Греко-католические епископы выбрали из своей среды патриарха с титулом «православного патриарха Антиохии» (батрак Лнтакия аль-малакий), сан которого подтверждался папской буллой (там же, ч. 2, с. 273). Следует иметь в виду, что православные арабские летописцы XVIII века продолжали именовать свою общину ар-рум (православной), а униатов – «католической» (таифа катуликийа), или грекокатолической (рум катулик) (875, с. 50). По словам Г.А. Муркоса16, «только по незнанию истории православные дозволили униатам присвоить себе название “мельхитин”» (613, с. 97).

Константинопольский патриарх как этнарх, или рум миллет ваши, и его взаимоотношения с патриархами православного миллета

Вслед за захватом Византийской империи османы подчинили Сирию, Палестину и Египет, на территориях которых располагались остальные Восточные патриархаты. Константинопольский патриарх превратился в столичного патриарха османского государства, собрав под своим кафолическим (вселенским) омофором17 некогда равных себе по патриаршему сану предстоятелей остальных православных церквей Арабского Востока. После завоевания Константинополя османские султаны признали Греко-православную церковь главнейшей из христианских церквей и поддержали идею восстановления единства Православия в форме миллет-и рум под своим покровительством (851, с. 217). При содействии Османов во второй половине XVIII века Константинопольский патриарх получил право управлять болгарскими и сербскими диоцезами, которые ранее были автокефальными. Так, например, Константинопольский патриархат получил от Порты полномочия управлять Охридской (Ахридской, или Болгарской) архиепископией, представлявшей ранее независимый церковный округ из нескольких болгарских епископий. Почти одновременно с этим к Константинопольскому патриархату была присоединена Сербская церковь с ее главной кафедрой в косовском городе Печ (735, кн. I, с. 107–108; кн. II, с. 326–327). Таким образом, в начале XIX века Константинопольская церковь обладала таким властным статусом, о котором не могла и помышлять в византийскую эпоху. Церковное верховенство рум миллет баши для Порты было бесспорным, чего нельзя было сказать обо всей православной османской ойкумене.

Патриарх имел титул «Святейшего и Божественнейшего владыки и господина, архиепископа Константинопольского, Нового Рима и Вселенского патриарха» (774, с. 819). Восточно-православный патриархат стал называться «Ромейским патриархатом» (тур. рум пашрикханеси, араб, рум батракхана). Статус его предстоятеля приравнивался Портой к визирскому рангу трехбунчужного паши с титулом рум миллет бати, или этнарха («отца православных наций») Восточно-православной церкви (821, с. 21). Рум миллет баши утверждался на этом посту султаном. Ему вменялось в обязанность быть абсолютно лояльным падишаху и обеспечивать аналогичную лояльность всей османской православной ойкумены (рум миллеми). Как замечает митрополит гор Ливанских Джордж Ходр, символ этой лояльности в художественной форме запечатлен на мозаичном панно в Константинопольской патриархии, на котором Мехмед II Завоеватель вручает рум миллет баши Геннадию фирман, наделявший Константинопольского этнарха властными полномочиями над всем османо-православным миллетом (780, с. 45). Вселенский патриарх вел переговоры с Портой от имени остальных патриархов, защищая их интересы18. Первенствующее положение столичного патриарха над его «провинциальными» церквами обеспечивалось административными привилегиями, закрепленными в выдаваемых султаном рум миллет баши высочайших фирман в форме бератов (735, кн. I, с. 107; кн. II, с. 326, 327). В султанском берате (от начала сентября 1855 г.) на имя патриарха Кирилла VII (1855–1860 гг.) говорилось, что, поскольку «Константинопольский патриарх предстоит перед патриархами других стран для улаживания их дел, то им надлежит делать это [обращаться в Порту. – М.Я.] через Вселенского патриарха и митрополитов» (931, т. З, с.14)19. Вместе с тем Константинопольский патриарх не мог полностью игнорировать автокефальность других церквей рум миллети, самостоятельность которых не мог отменить ни один рум миллет баши. Так, в 1792 г. Вселенский патриарх Неофит в одном из своих документов был вынужден признать, что «соблюдение интересов других патриархатов есть долг, а наступление на их права – дело немыслимое, достойное всякого порицания и не приличествующее патриаршего сана» (там же, т. 3, с. 15).

Порта расширила формальные права рум миллет баши, его полномочия, привилегии и юрисдикцию отнюдь не случайно. По сравнению с византийскими властями, постоянно вмешивавшимися во внутренние дела православных церквей Востока, Османы предпочли усилить властные функции Вселенского патриарха, поскольку он находился под полным контролем Порты. При этом османский султан не желал вмешиваться во внутрихристианские распри, предоставляя возможность рум миллет баши самому решать эти проблемы. Таким образом, православные могли винить во всех своих бедах кого угодно: епископа, митрополита, поместного патриарха, в конце концов, рум миллет баши, но только не падишаха.

Благодаря высокому статусу, дарованному султанской властью, Константинопольский патриарх мог не принимать в расчет мнения своих восточных коллег-патриархов. В соответствии с полученными от падишаха полномочиями рум миллет баши имел возможность влиять на исход выборов на патриаршие кафедры Александрии, Дамаска (с XVIII в.) и Иерусалима (с середины XVII в.) (591, с. 220). Его власть из чисто канонической и духовной все более превращалась в политическую.

Однако власть рум миллет баши