Очищение огнем (тематическая антология) - Поль Андреота

— Для начала предоставьте мне двадцать минут. Потом я выйду, выпью рюмочку и вы покажете мне квартиру.

— Вы уверены, что справитесь без меня?

— Абсолютно уверен. Я люблю заниматься музыкой и готовить в одиночку. А теперь — уходите! И расслабьтесь, сегодня вечером вы отдыхаете.

Он закрыл дверь, а Пола направилась в гостиную, пытаясь заставить себя не сердиться на его вторжение. Через двадцать минут он появился с улыбкой на морщинистом лице и с закатанными рукавами рубашки.

— Минута-другая, и вы ощутите весьма приятный запах. Вам не помешало бы увеличить полезную площадь вокруг плиты.

— Ну конечно, — согласилась Пола, обеспокоенная тем, что ему, все же, не понравилась кухня.

— Но гостиная великолепна, просто великолепна. И тот световой люк! Когда-то здесь была студия?

Он оглядел большую, просторную комнату, в которую Пола и Майлз вложили столько времени, любви и свободных денег. Она надеялась, что он приметит найденный ею на Второй-авеню французский столик, белые, собственноручно подрубленные занавески или нелегко давшиеся Майлзу книжные полки. По меньшей мере, надеялась услышать пару слов о сюрреалистической картине некоего корейского художника, в которую они вложили деньги, надеясь на последующее признание его таланта, хотя этого не произошло. Но Дункан отметил лишь довольно грязный световой люк.

Пола ужасно гордилась некогда запущенной квартирой, превращенной ими в очаровательное элегантное гнездышко, поэтому ее задело слабо замаскированное комплиментом безразличие Дункана.

— Да, видимо, студия, — сказал Майлз, наливая ему виски.

— Когда-то я жил в Вилидже и любил это местечко, люблю до сих пор, считаю одним из лучших в городе районов, хотя, пожалуй, жизнь здесь подорожала — но не это же главное?

Наряженная в красное платьице Эбби с интересом разглядывала знаменитого пианиста. Несмотря на присущую ей застенчивость в общении с незнакомцами, она собралась с духом и сказала:

— Я видела вас однажды по телевизору, мистер Эли.

— Неужели? Когда? — спросил он, улыбаясь словно родной дядюшка.

— Пару месяцев назад. Вы играли какую-то симфонию. Вы знаете Леонарда Бернстайна?

— Разумеется, знаю.

— Мне кажется, он замечательный.

— Я тоже в восхищении от Ленни. А ты любишь музыку?

— О, да. Особенно Битлз.

«Чего он добивается?» — спрашивала себя Пола, слушая доброжелательную болтовню Дункана и его вопросы к Эбби, касающиеся школы и друзей — наподобие тех, что он задавал родителям. Пола явственно ощущала нарочитость его очаровательных манер. Похоже, он изучает нас, думала она. Вот именно, изучает.

Но зачем?

* * *

Ужин состоял из филе палтуса под необычным кэрри[2], риса свежего мексиканского горошка и салата с изюмом и дополнялся десертом — роскошным французским заварным кремом, украшенным ягодами клубники. Добавкой к пиршеству послужили купленные Дунканом три бутылки Гермитидж-Бланк шестьдесят второго года изготовления. Пола недоумевала, каким образом ему удалось справиться на кухне с подобной легкостью, но вынуждена была признать, что филе — лучшее из всех, которые она когда-либо пробовала. Даже на Майлза, предпочитавшего простую пищу, типа картофеля с бифштексом, еда произвела впечатление.

За ужином Дункан продолжал расспрашивать их.

— Расскажите-ка о своем романе, — попросил он Майлза, повторно наполняющего бокала. — У него хороший сюжет? Вот что мне нравится, приключения, интриги и напряженность. Я не особенно люблю «интеллектуальное чтиво».

— Вообще-то, замысел довольно сложен, — ответил Майлз. — Фактически, настолько сложен, что я и сам несколько потерялся.

— В чем заключается сюжет?

— Это история американской семьи на протяжении трех поколений. Она прослежена от начала века и вплоть до наших дней.

— Похоже на «Сагу о Форсайтах».

— Да, немного. Подобные романы, пожалуй, вышли из моды, но мне они нравятся. Конечно, для быстрой распродажи я ввел в роман много секса.

— О, чем больше секса, тем лучше! За это я люблю книги Иэна Флеминга — действие, напряженность и секс. Однажды я встречался с Флемингом. Очень интересный парень. Как называется ваша книга?

— Рабочее название «Темная сторона луны», но я поменяю его на лучшее.

— А чем оно плохо? Думаю, оно подходит. Нечто — как принято обозначать среди критиков — «двусмысленное».

— Или нечто бессмысленное. Дункан вытер губы.

— Если нуждаетесь в издателе, то Сидней Рэймонт один из лучших моих друзей. Рад буду замолвить за вас доброе словечко.

— У меня уже есть издатель.

— Но Сидней Рэймонт не обычный издатель. Имейте в виду, если он вас берет, книга получает наилучшую рекламу и презентацию. Он может «сделать вас».

Майлз глянул на Полу. Та догадывалась о чем он думал. Рэймонт — заманчивая приманка для любого писателя. Она повернулась к Дункану.

— Проблема в том, что Майлз обещал роман людям, которые в прошлом году издали его детектив.

— Они выплатили ему аванс под гонорар?

— Нет…

— Тогда у него нет перед ними никаких обязательств, не так ли?

— Думаю, они есть.

— Чепуха дорогая моя. Во всем, что касается творчества, а труд музыканта я расцениваю почти наравне с писательским, ваша первая обязанность — перед самим собой. Если Майлз получает шанс познакомиться с лучшим издателем в стране, он не должен его упускать. Впрочем, выбор за вами. Кажется, на кухне осталась еще одна бутылка. Не закончить ли ужин салатом?

Дункан ушел за вином, а Пола задумчиво смотрела на зажженные на столе свечи. Ей не понравилось вмешательство старика в литературную карьеру Майлза, хотя поневоле приходилось выразить ему благодарность за дружескую помощь. Еще больше ей не нравились его циничные рассуждения, но следовало признать, что в них содержалась немалая доля истины. Единственным и как ни странно, страстным желанием Полы было выпроводить Дункана из дома и никогда не встречать его вновь.

Он принес последнюю бутылку вина и наполнил бокалы.

* * *

За кофе Дункан вновь заговорил о Сиднее Рэймонте:

— Каждый год я устраиваю дома новогоднюю вечеринку. Терпеть не могу встречать Новый год где-либо вне дома — слишком много пьяных — поэтому я приглашаю гостей к себе. В общем, Сидней с женой будут у меня; почему бы не придти и вам обоим? В крайнем случае, это знакомство не помешает.

Майлз посмотрел на жену и по ее нахмуренным бровям понял, что она не согласна. Она перевел взгляд на Дункана.

— Мы с удовольствием придем.

— Отлично. Вы знаете «Итальянский концерт» Баха?

— Когда-то знал.

— Посмотрите партитуру. Мы сыграем его, чтобы повлиять на Сиднея. Он любит Баха.

— Но… — вырвалось у Полы, однако она тотчас смолкла. Дункан глянул на нее и улыбнулся. Две почти догоревшие свечи освещали его морщинистое лицо снизу, придавая ему зловещее выражение.

— В чем дело, дорогая? У вас другие планы на Новый год?

— Нет, просто… — Ей хотелось крикнуть: «Оставьте нас в покое!», но вместо этого она выразила сомнение насчет того, сможет ли найти няню:

— Сделать это на праздник будет сложно.

Дункан рассмеялся:

— Снова няни! Иногда мне кажется, что они покоряют весь мир.

— Покоряют? — возразил Майлз. — Да они уже покорили. Но у нас еще есть время, и я уверен — мы сможет раздобыть няню среди студентов университета, если не сможет придти наша Анжелотти.

— Хорошо. Итак, решено. Будет много шампанского, икры и музыки. Гарантирую прекрасный отдых. Что ж, ужин чертовски удачен — не боюсь в этом признаться. Вероятно, вы уже заметили, что я не в ладах со скромностью.

«Если ты хороший пастух, смело играй на своей дудке» такова моя поговорка. Ибо никто не сыграет на ней лучше тебя — верно?

* * *

После ухода гостя, Майлз набросился на жену:

— Что это на тебя, черт побери, нашло? Она мыла посуду в маленькой раковине.

— Не думаю, чтобы на меня что-то нашло.

— Перестань. За весь вечер ты и пары слов не сказала. И явно дала понять, что не желаешь идти к нему на Новый год — у тебя это будто на лбу выжжено. В чем дело?

Пола осторожно сложила тарелки Веджвудского сервиза, оставшегося от бабушки.

— Просто я не понимаю, чего он добивается, и меня это беспокоит, — Кто говорит, будто он чего-то добивается?

— Я. Я не верю, что человек с положением Дункана Эли вдруг может заинтересоваться людьми нашего типа. Это бессмыслица!

— А тебе не приходило в голову, что мы могли ему понравиться?

— С какой стати? Мы вдвое моложе, более того — мы ничтожества. Для чего приглашать нас в свое маленькое очаровательное общество знаменитостей и всячески ублажать? Ты слышал, как он проповедовал эгоизм…