Хранитель забытых тайн - Кристи Филипс

При этой мысли сердце Равенскрофта бьется сильней, кровь кипит — такого волнения он не испытывал уже много лет. Король, разумеется, посчитает это делом величайшей важности, поскольку оно будет способствовать осуществлению проекта мистера Рена с мистером Гуком. Неприятно, конечно, работать на благо мистера Гука; зато какую выгоду принесут благословенные перемены Лондону: там, где ныне скитаются нездоровые, тлетворные миазмы, снова появится чистая вода, и людям станет легче дышать. Не говоря уж о том, что очистка Флита от грязи упрочит наконец и его славу. Да что там говорить, его могут даже посвятить в рыцарское достоинство!

Но хватит строить воздушные замки и попусту терять драгоценное время. У него и так много работы. Пора отправляться дальше. Он уже собирается тронуться в путь, как вдруг замечает в мутной воде какой-то странный предмет. Он вглядывается, но там уже ничего не видно; скорей всего, течение утянуло предмет под воду. Странно, ведь ему показалось, что он видел женское платье — даже не платье, то есть не совсем платье, а женское тело. Да-да, там была молодая женщина, ее неживые члены мягко колебались в струях речного течения, словно это была тряпичная кукла. Он снова напряженно всматривается сквозь стекляшки своих очков в воду. Нет, все-таки это было чье-то старое платье. А может, вообще просто показалось.

Но нет, нет, вон оно снова виднеется.

— Томас, посмотри-ка туда, — протягивает он руку, раскрыв от волнения рот.

Действительно, там, внизу, виднеется женское тело, оно покачивается на воде прямо возле ближайшей к берегу опоры моста. Течением его пригнало к тонкой свае, и теперь оно изогнулось вокруг нее наподобие подковы, руки безжизненно вытянуты над головой, словно она пытается достать ими кончики пальцев на ногах. Томас пулей сбегает вниз по ступенькам, на лице его решимость вытащить утопленницу. Он входит в воду и бредет по мелководью под мостом, а тут и другие заметили и спешат ему на помощь. Двое мужчин помогают ему вынести мертвую из воды на грязный берег. Пока Равенскрофт спускается вниз, там уже собралась небольшая толпа, окружившая тело бедняжки. Томас переворачивает ее на спину. Пустые глаза трупа безжизненно смотрят в небо. Она вся испачкана речной грязью, но ножевая рана в груди и ужасный разрез поперек горла не оставляют никаких сомнений. Толпа испускает крик — так, бывает, вскрикивает разом испуганная стая чаек, приходит в голову Равенскрофту, — и потом все вместе, не слушая и перебивая друг друга, начинают говорить. И тут шум голосов прорезает громкий вопль:

— Господи, да это же Дженни Дорсет! Бедняжка Дженни Дорсет!

ГЛАВА 12

Вторая неделя осеннего триместра

— Зубрила, — добродушно улыбаясь, сказал Дерек Гудмен, — это болван, который постоянно что-то учит. Придурок — это идиот и надоедала, а умник — это полный дегенерат, обычно из тех, кто возится с пробирками и калькуляторами, но если ты с утра до вечера киснешь в библиотеке, тебя тоже могут назвать умником.

Он неторопливо отхлебнул из кружки.

— Интересно? Хотите узнать еще что-нибудь из нашего сленга?

— Для начала хватит, — улыбнулась Клер.

Они сидели в пабе «Игл», за столиком у самого окна с видом на церковь Святого Бенета, построенную еще до вторжения в Англию норманнов. Вокруг церкви, словно кривые зубы, из густой травы вкривь и вкось торчали несколько почерневших от времени могильных камней.

— Жаль. Я надеялся потрясти вас своим богатым словарным запасом. Мне было четырнадцать, когда после нескольких лет отсутствия мы снова вернулись в Англию, и я с трудом понимал, о чем говорят вокруг. Тогда я взял и составил целый список жаргонизмов. Например, глагол «кирять» значит «выпивать спиртные напитки», чем, между прочим, мы сейчас с вами занимаемся. Я определенно был тогда зубрилой, боюсь, и умником тоже.

Клер засмеялась. Она и представить себе не могла, что Дерек Гудмен, большой ученый, человек культурный и интеллигентный, может быть таким простым и забавным. Ей нравился его юмор, проникнутый самоиронией, и он оказался куда более открытым человеком, чем ей подумалось во время их первой встречи. Может, на первое впечатление повлияло ее предубеждение против всех красавцев мужчин: она считала их, как правило, людьми несерьезными, эгоистичными и ограниченными. Но разве у мужчин нет точно такого же предубеждения против красивых женщин? Нет, так судить о людях неблагородно да и необъективно, а ведь она всегда гордилась именно благородством и объективностью своих суждений. Ведь видно, что открытое обаяние Дерека Гудмена — его естественная черта, а внешность его — лишь часть его весьма привлекательной натуры.

— Вы росли не в Англии?

— Ну, скажем так, не совсем. Мой отец был дипломатом. Мы жили в восьми странах, пока нам с братом не исполнилось десять лет. Главным образом в Европе, и в Восточной, и в Западной. За исключением одного года, когда отец поссорился с премьер-министром и нас заслали в Папуа — Новую Гвинею.

Клер заглянула в его удивительные голубые глаза.

— Я знаю, что значит быть чужаком в незнакомой стране, — сказал он, — Вам ведь тоже непросто здесь приходится, верно?

— Да нет, в общем, нормально, — ответила Клер.

Она проговорила эти слова с достоинством, но в глубине души понимала, что он прав: она здесь довольно одинока. Если бы не Ходди, ей не с кем было бы даже словом перемолвиться. Во всяком случае, среди равных ей по положению.

— Если не считать доктора Хамфриз-Тодда, вы, пожалуй, единственный человек, который отнесся ко мне дружелюбно.

Дерек от души рассмеялся. Клер это даже слегка задело.

— Простите, я не над вами смеюсь, — пояснил он, — Просто все делают одну и ту же ошибку. Не волнуйтесь, и я в том числе. Когда я впервые попал в Кембридж, то подумал: «Что за прелестный, тихий университетский городок. Такой оригинальный и такой милый». Так оно и есть, на поверхности, но тишина этого города обманчива. Если заглянуть поглубже, то увидишь, что университетский город Кембридж — это болото, в котором кишат чудовища, эти преподаватели и ученые, которые только и делают, что день и ночь плетут друг против друга коварные интриги. Это сущий змеиный питомник, здесь царит зависть и подозрительность, злоба и взаимная неприязнь, недовольство и кровные обиды, мания преследования и паранойя, жесткое соперничество и подсиживание, похоть, жадность и зависть, в сочетании с благороднейшим занятием лизания у начальства сами знаете какого места. Но лучше уж я помолчу. Еще напугаю вас, чего доброго, и вы броситесь паковать чемоданы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});