Деревянная грамота - Далия Трускиновская

Стенька вздохнул. Коли Деревнину не нравилось - так ему, Стеньке, вдвое. Ежели грамота не сыщется - обоим виновникам пропажи достанется. Но Деревнина-то батогами не тронут, а земского ярыжку, пожалуй, что и разложат...

Стенька пошел к Печатному двору в надежде встретить знакомых стрельцов. Он имел знакомцев во всех четырнадцати московских стрелецких полках. Пока шел - Богу молился, чтобы повезло. И повезло! Стрелецкий караул утром, понятное дело, сменился, но ему сказали, где искать тех, кто заступил с вечера.

Как обыкновенный московский житель, сведя новое знакомство, полагает своим долгом счесться родством, поискать общих дядюшек и свояков, так Стенька обыкновенно выяснял, каким ремеслом промышляет собеседник, какую торговлишку держит, да где. По долгу службы он не раз выручал сидельцев на торгу, ловя воришек и карая тех, кто зря и громко хаял полюбившийся товар, желая сбить на него цену. Это выручало, выручило и на сей раз Стеньку вспомнили и за родного признали! Иначе и быть не могло - редкий стрелец кормился только государевым жалованием, а промыслы были почитай что у всех.

Оказалось - еретик Арсений Грек Христом-богом молил выпустить хотя бы на часок. Сказывал - хочет челобитную на подьячих Земского приказа подавать, обидели они его, матерно излаяли. Стрельцы подьячих недолюбливали - всех, сколько их по приказам числилось, потому что при ссорах и склоках рядовых стрельцов с полковниками приказные, получив жирненького барашка в бумажке, обыкновенно становились на сторону начальства. Потому Греку лишь велели скинуть шубу и всего его, с шубой вместе, обшарили и обыскали. Грек не возмутился, сказал лишь, что обиду свою он не за пазухой, но в душе носит, а горькое слово - на устах. В душу заглядывать стрельцов не обучили - с тем они и отпустили еретика, да еще помогли поймать извозчика. Он действительно час спустя вернулся - и выглядел довольным.

О том, сколько Грек передал из рук в руки тем караульным стрельцам, Стенька не осведомлялся. Но полагал, что за такую важную услугу - не менее полтины.

Поскольку Деревнин, посылая его, должен был понимать, что дельце непредсказуемое, можно за часок управиться, а можно и полдня за теми стрельцами гоняться, Стенька решил до обеда поискать следов Перфилия Рудакова.

Что касается соляной торговли - тут Стенька знал, с какого края подойти.

Жили на Москве купцы Калашниковы. Были они выходцами из Ярославля, и до сих пор стояли там по берегам реки Которосли их рыбные да соляные амбары. Андрей Калашников держал в Соликамском уезде соляные варницы, чуть ли не два десятка, по всей Волге и Оке солью торговал. За ловкость и оборотистость свою он был государем замечен. Совсем недавно Андрей Калашников по цареву указу из Ярославля на Москву перебрался и знатные палаты себе в Китай-городе поставил, каменные лавки завел в суконном, шапочном и серебряном ряду, склады огромные, кого только дома не привечал! Вот у его сидельцев и собирался Стенька узнать, кто из купцов ездит за солью в Касимов и в Елатьму.

Главная надежда у него была на двоюродного братца Андреева Вонифатия. Андрей был - от старшего из трех братьев Калашниковых, Григория, Вонифатий - от младшего, Левонтия, и так вышло, что по годам Андрей Вонифатию чуть ли не в отцы годился. Именитый купец взял братца в дело, но к хозяйствованию не приучал, а держал пока так - на побегушках.

Стенька познакомился с Вонифатием, когда тот приходил в Земский приказ, приносил челобитную о взыскании каких-то долгов. Челобитная оказалась составлена неправильно, даже бестолково, и Стенька явил доброту повел парня в Кремль, на Ивановскую площадь, где сидели безместные подьячие в ожидании таких вот челобитчиков. Там он выбрал самого грамотного, всему Земскому приказу известного человека, а добиться уважения приказных площадному подьячему - это все равно что дворовой девке за боярина замуж выйти. Дело возможное, однако раз в сто лет, может, случается. Челобитную переписали заново, и с того дня Стенька знал, что при нужде Вонифатий проявит благодарность.

Так и вышло. Найденный в складе за разборкой привезенного товара Калашников-младший, молодец невысокий, да в плечах широкий и неудержимо кудрявый, отложил в сторону аршин, которым вместе с приказчиками перемерял бурое сермяжное сукно.

- Твое счастье! - сказал. - Суконце-то из Касимова привезли! Ну-ка, Потапыч, ты ездил - ты и припоминай, кто в том обозе с тобой был!

- Может, два обоза из Касимова пришли-то? - спросил Стенька. - Может, тот, кто мне надобен, в другом обозе ехал?

- А ты растолкуй, кто надобен! - велел приказчик Потапыч, крепкий мужик годов за пятьдесят. - Народу много было, и соль везли, и рогожи, из Шацка - соленую рыбу и холсты везли. И обоз с месяц собирали, все собрать не могли. Служилые люди с нами ехали - и они сидели, дожидались. Он с Рождества, почитай, первый пошел. Если другой собирать - седмицы черед две соберут, не раньше.

Стенька не верил своему счастью - нашелся человек, который наверняка видал Ивашку Шепоткина, Перфилия Рудакова и Нечая!

- И жернова везли?

- Везли жернова.

- Вот мне тот, кто их вез, и надобен. Купец Перфилий Рудаков...

- Уж и купец?! . - Потапыч расхохотался. - Какой он тебе купец? Насилу этот дармоед купца Родионова умолил, чтобы в приказчики взял! Его и брать-то не хотели! Так он себя за купца выдавал? Хорош гусь!

- Так вот почему я кого ни спрошу - никто о таком купце слыхом не слыхал! - воскликнул Стенька. - Ах он мошенник!

- А на кой он тебе сдался?

- Да парня, Нечая, в каком-то сельце под Касимовым со двора свел, в Москву ехать сманил. Нам-то беглых искать велено...

Не объяснять же было торговым людям про деревянную грамоту и возможную измену...

Ничего не сказали в ответ ни Вонифатий Калашников, ни Потапыч, да и другие приказчики как воды в рот набрали. Понятное дело, сообразил Стенька, им беглого жаль. Беглые-то служить нанимаются - за деньгами не гонятся, а лишь бы в большом городе прижиться.

Но ярыжка уже услышал нужное ему имя - купца Родионова, подлинного владельца жерновов. Так что мнение калашниковских приказчиков о беглых его мало беспокоило.

Он поклонился в пояс Вонифатию и приказчикам.

- Бог вас за доброе дело наградит, а мне бежать надобно.

Потапыч шагнул вперед, удержал его.

- Ты коли того парня, Нечая, найдешь... - тут он несколько замялся. Вспомнил я его, парнище - зверь! Как он жернова на сани грузил - вот была потеха! Нам такие здоровенные молодцы надобны. Мы и в долгу не останемся. Что, Вонифатий Леонтьевич?

- А не останемся, - подтвердил тот. - Ты нам, Степан Иванович, только дай знать.

Стенька широко улыбнулся.

Конечно же, Нечаю лучше всего было оказаться при Калашниковых, а не возвращаться в свое, как бишь то сельцо звали?.. Подобно большинству москвичей, Стенька считал Москву не только наилучшим, но и единственным местом, где человеку можно достойно жить. Вот разве что кому душу спасать охота - так для того леса есть, поставь себе хижинку да и голодай, да и мерзни!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});