Религер. Последний довод - Денис Бурмистров

На верху лестницы, возле распахнутых дверей Школы, Захария встречали, выстроившись рядком, причастные лица. Из-за их спин, из глубины холла, выглядывали любопытные послушники и их взволнованные родители.

Навстречу Старшему вышел директор, невысокого роста лысеющий мужчина со знаком веры, прикрепленным к лацкану пиджака. Он учтиво кивнул Захарию, коснулся пальцами лба и груди. Старший ответил тем же, произнес слова приветствия. Поздоровался с высокой, худой дамой в строгом черном платье, с туго стянутыми на затылке редкими волосами. Судя по всему, старшей воспитательницей, отвечающей за поведение и быт учеников. Третьим оказался подобострастно улыбающийся толстенький мужичок с замашками лакея. Должно быть финансист или администратор.

В ухе раздался голос Хирурга: «С ворот снимаемся, народ пока не пускаем. Номерам с третьего по пятый – внимание! Заходим в холл».

Егор буркнул: «Третий понял» и сделал несколько шагов в сторону двери, обгоняя официальную процессию.

Внутри дом культуры оказался менее помпезен, но более информативен – сразу при входе бросалось в глаза огромное панно во всю стену – человек, простирающий руки к небу, и идущие от него ввысь золотистые нити, которые переплетаются, тянутся к золотому ромбу с кругом внутри – символу Вечности, вписанному в грани Истинного Знания. Видно, что панно рисовал не профессиональный художник, а кто-то из талантливых учеников, но тем естественней и искренней виделось изображение.

На стенах коридора, справа и слева – стенды с фотографиями святых для мистириан мест, цитаты из Книги, портреты выдающихся мыслителей от веры, портреты Старших, среди которых находился и Захарий.

Прошли мимо ряда послушников-новичков – дюжины человек, замерших в благоговейном поклоне. Здесь были дети, взрослые женщины и мужчины, даже одна дама пенсионного возраста. Богу не важен возраст, он одаривает Искрой тех, кто достоин – так, по крайней мере, учила Книга.

Некогда на их месте стоял и Егор.

Когда Захарий в сопровождении директора и шлейфа из остальных официальных лиц, вошел в здание, женский хор, специально приглашенный из Собора, запел воззвание к радости. Красивые, звонкие голоса разносились по длинным коридорам, возвращались назад эхом.

Первым делом Старшего повели в центральное помещение Школы – в молельные покои. Они располагались на втором этаже, прямо возле кабинета директора. Когда-то тут был актовый зал с рядами драных кресел, небольшой сценой и задрапированными толстой тканью высокими окнами. Но сейчас, после ремонта, помещение преобразилось, по нему каждый мог сказать, что мистириане – не какие-то нищие рамаи или язычники-сварты. Они могут себе позволить молиться не абы где, а в красивом месте.

Пыльные шторы с окон убраны, вместо стекол – цветные витражи с изображением ликов святых. Кресла заменили мягкие циновки с продолговатыми подушками, чтобы класть под ягодицы. Высокий белый потолок с одной, но большой люстрой. Сцену разобрали и построили невысокий помост с ритуальными атрибутами и узкой кафедрой для веритария.

Здесь, возле позолоченного символа веры, свисающего на тонких серебристых цепях у дальней стены, за помостом, Захарий по праву Старшего, произнес первую в этой Школе молитву. Его голос уверенный и сильный, разнесся над головами собравшихся, призывая братьев и сестер присоединиться.

Волков воспользовался ситуацией, чтобы сходить в туалет и покурить там в окошко. Из головы не лезла ситуация с Калиной, но толком поразмышлять не получилось – в кармане завибрировал телефон. На экране светилась надпись «Номер не определен».

– Слушаю, – Егор приложил сотовый к уху.

– Будь зрячим, брат, – раздался в трубке тихий, вкрадчивый голос.

– Будь зрячим, Феликс. Что у тебя с номером телефона?

– Это не мой номер. Так получилось.

– Ладно, не важно. Что случилось? Я несколько занят.

– Брат, к тебе опять приходили. Ждали у подъезда. Я посчитал, что они могут причинить тебе неудобства.

Волков хмыкнул, привалился плечом к стене.

– Опять какой-нибудь фанатик?

– Возможно. Только он был не один.

– А сколько. Двое?

– Четверо, – спокойно ответил Феликс. И добавил. – Двое вчера и еще двое накануне.

Наступила короткая пауза, потом одноглазый осторожно уточнил:

– Четверо?

– Да. Я больше не могу складывать их за гаражами, это слишком заметно.

Егор схватился за голову, выдохнул, соображая. Наконец сказал, говоря быстрее обычного:

– Значит, домой мне нельзя, раз сразу столько гостей по адресу нарисовалось. Потому меня не жди. Позвони Ильину, скажи, что я просил помочь. Дождитесь темноты, раньше тела не вывозите. Дальше Роман знает что делать, доверься ему. И не смейте ругаться опять, как в прошлый раз!

– Он мне не нравится…

– Он – друг, Феликс. Это главное. А я, как смогу, попробую разобраться с этими ночными посетителями.

В динамике телефона засвистели помехи, и голос Хирурга в наушнике сообщил, что Старший заканчивает освещать молельню.

– Все, будь зрячим, – бросил напоследок Волков и поспешил к остальным.

Глава 18

«– Религия служит плохим поступкам по воле людей, а не богов»

Аналитическая передача «Ночной взгляд», 2002 год

После праздничного обеда в Школе, который затянулся из-за незапланированной фотосессии с послушниками и интервью Захария местной телекомпании, Хирург наконец отдал команду на выход. Согласно схеме охраны Волков и еще двое телохранителей первыми вышли на улицу, вежливо, но быстро убрали народ от ворот. Толпа, пусть поредевшая, но все еще довольно многочисленная, оживилась, потянулась в сторону созданного коридора. Егор старался не смотреть в лица верующих с зажегшимися глазами, излучающими надежду и радость. Еще бы – не каждый день увидишь духовного отца такого уровня, способного одним движением руки отпустить грехи, одним словом излечить духовную боль, одним взглядом подарить надежду. На их фоне Волков ощущал себя фальшивкой, пустышкой. Чужаком, носящим символ мистириан лишь как опознавательный знак «свой-чужой». Он, как и недавно, в храме, не чувствовал душевного подъема, искрящейся радости и абсолютной защищенности, которую испытывали верующие от близости человека, почитаемого как святого.

Ведь он знал, что тот человек совсем не святой.

Его так и подмывало закричать: «Люди! Да этот ваш Захарий – всего лишь Петька Захаров, он паленой водкой торгует! Он на ваши деньги, на пожертвования, коттедж себе отгрохал, дом за кордоном купил. У него любовниц больше, чем у шейха в гареме!»

Но Волков знал, что это не принесло бы никакой пользы, ничего бы не изменило. Его бы просто не стали слушать – и это в лучшем случае.

Вера не видит фактов, она всегда оправдывает предмет поклонения. Она – идеальное плацебо, даже если на губах привкус мышьяка.

Когда лимузин с машинами сопровождения стартовал от дверей черного входа, поспешно проехав за спинами ожидающих Захария, по толпе пронесся гул недоумения. Старческий голос из толпы произнес обиженно: «Что ж он, чурается нас?». Но второй, уверенный женский голос, произнес с придыханием: «Так у него дела, а мы бы тут его задержали, отвлекли». «И то верно, – ответила старушка, вздыхая. – Ох, бедный он, несчастный. Все дела-заботы, да за нас, грешников». И запричитала, временами вставляя слова молитвы и касаясь пальцами лба.

Волкову захотелось убраться отсюда подальше.

Их подобрал идущий последним в колонне джип. Егор и два молчаливых охранника забрались в салон, который был слишком мал для троих здоровых мужиков, захлопнули за собой двери. Машина с места устремилась догонять остальной кортеж, бесцеремонно срезая по цветникам углы.

В пути в кармане у одноглазого несколько раз вибрировал телефон, долго и требовательно. Егор догадывался, кто мог так настойчиво дозваниваться, но был не в том положении, чтобы ответить – он не хотел вести рабочие разговоры в присутствии посторонних. Пусть уставившиеся в окна ребята и были личной охраной Старшего, но это вовсе не означало, что Егор доверял им.

Ехали быстро, практически игнорируя правила дорожного движения. Джипы сопровождения перекрывали перекрестки на светофорах, блокируя движение и пропуская машину охраняемого. Под возмущенные гудки неслись по встречной полосе, холодно игнорировали пешеходные переходы. Несколько раз попадались постовые дорожной службы, но они, привыкшие к подобным проездам «вип-персон» разной степени крутизны, попросту самоустранялись, отворачивались или отходили с проезжей части на тротуар.

Захарий не любил длительных поездок, требовал, чтобы маршруты выбирались максимально короткие, не особенно взирая на нюансы. Впрочем, так делало большинство тех, кто мог себе безнаказанно позволить подобный стиль езды.

Миновав поднятый шлагбаум, подъехали к подковообразному зданию Администрации. Здесь Хирург отправил две машины с охраной «в контору» – выходов в массы больше не предвиделось, незачем было таскать с собой лишний народ. При Старшем остались лишь один из телохранителей, сам Хирург и двое водителей – лимузина и внедорожника. Ну а также Волков – видимо, отрабатывать повинность.