Алмаз раджи (сборник) - Роберт Стивенсон

Так я пролежал в течение нескольких часов, ежеминутно ожидая смерти. Волны укачивали меня и обдавали солеными брызгами. Мало-помалу мной овладело странное оцепенение, и я, несмотря на весь ужас своего положения, уснул, и во сне мне привиделась наша старая таверна «Адмирал Бенбоу».

Глава 24

В челноке

Проснулся я при свете дня. Подняв голову, я увидел, что меня несет вдоль юго-западного берега Острова Сокровищ. Солнце уже взошло, но его скрывала от меня громада Подзорной Трубы, спускавшаяся к морю отвесными утесами. Невдалеке виднелись Грот-Мачта и Бизань-Мачта с их голыми вершинами, увенчанными утесами в сорок-пятьдесят футов высотой и окаймленные каменистыми осыпями и распадками.

Я находился всего в четверти мили от острова, и первой моей мыслью было схватиться за весло и грести к берегу. Однако кое-что вынудило меня отказаться от этого. У подножия скал бушевал и пенился прибой; огромные валы поминутно взмывали ввысь и с пушечным грохотом обрушивались на каменные громады. Приблизиться к берегу в таком месте – обречь себя на неминуемую гибель. Утонуть или быть расплющенным о скалы – другого выбора не было. Мало того: на скалах я заметил каких-то неуклюжих чудовищ, похожих на слизняков-переростков. Их там было десятка три, и они так ревели, что заглушали даже грохот прибоя. Позже я узнал, что это были морские львы, более-менее безвредные животные. Тем не менее всякая охота приставать к берегу у меня пропала – уж лучше погибнуть в открытом море.

К счастью, к северу от Грот-Мачты показалась обнажившаяся во время отлива длинная полоса песка. Вдали, еще севернее, виднелся Лесистый Мыс – так он назывался на карте, – сплошь поросший высокими соснами.

Я вспомнил слова Джона Сильвера о течении, проходящем вдоль западного берега Острова Сокровищ. Вероятно, я попал в него. Поразмыслив, я решил миновать Грот-Мачту и попытаться пристать к более гостеприимно выглядевшему Лесистому Мысу.

Мой челнок покачивала мелкая зыбь. Дул южный ветер, подгоняя его, и утлое суденышко плыло легко и свободно. Лежа на дне, я не раз видел приближающиеся гребни волн, которые, казалось, готовы поглотить мой челнок, но он, подпрыгнув, как на пружине, легко взлетал на верхушку волны и плавно опускался вниз.

Я настолько осмелел, что даже начал грести. Но малейшее нарушение равновесия тотчас сказывалось на ходе челнока. Едва я зашевелился, как он, вместо того, чтобы плавно спуститься с гребня, полетел вниз так стремительно и круто, что зарылся носом и зачерпнул воды. У меня даже закружилась голова. Перепуганный, промокший до нитки, я опять занял прежнее положение, и челнок, выровнявшись, опять плавно заскользил вперед. Мне стало ясно, что движением челнока невозможно управлять, но как в таком случае я достигну берега?

Несмотря на страх, голову я все же не потерял и начал осторожно вычерпывать своей матросской шапкой скопившуюся на дне воду. Затем, проследив за ходом челнока, я попытался понять, почему он так легко скользит по волнам, и вскоре убедился в том, что предоставленная самой себе моя скорлупка, лавируя, выбирает, так сказать, самый гладкий путь, избегая крутых скатов и высоких гребней волн.

Прекрасно, решил я. Значит, нужно спокойно лежать и не пытаться нарушить равновесие. А улучив подходящий момент, можно изредка делать пару взмахов веслом, направляя челнок к берегу.

Так я и поступил. Лежа на локтях в самом невероятном положении, я пытался править, и это, хоть и с огромным трудом, мне удавалось. Проплывая мимо Лесистого Мыса, я заметил, что еще не смогу к нему пристать, но зато нахожусь на пару сотен ярдов ближе к берегу. Я увидел зеленые вершины сосен, слегка покачивающиеся под дуновениями утреннего бриза, и проникся уверенностью, что непременно сумею высадиться на сушу на одном из следующих выступов берега.

Между тем, меня мучила жгучая жажда. Солнце палило, море ослепительно сверкало. Брызги покрывали мои губы коркой соли. Горло у меня пересохло, а голова пылала. Деревья на берегу манили прохладной тенью, но течение пронесло меня мимо мыса. Передо мной опять открылась широкая полоса моря, и то, что я увидел, мгновенно изменило все мои планы.

Менее чем в полумиле впереди меня шла под парусами «Эспаньола». Несомненно, меня заметят и подберут. Жажда так мучила меня, что я даже не знал, радоваться этому или огорчаться. Однако мне не пришлось долго размышлять над этим вопросом, ибо то, что я увидел, повергло меня в крайнее изумление.

«Эспаньола» шла под гротом[29] и двумя кливерами[30], и ее паруса серебрились на солнце, как снег в горах. Сначала она держала курс на северо-запад, очевидно, возвращаясь к месту прежней стоянки. Потом шхуна свернула на запад, и я подумал, что там заметили меня и решили-таки подобрать. Но внезапно «Эспаньола» круто повернула к ветру, паруса ее обвисли, и она беспомощно остановилась.

– Болваны, – пробормотал я, – они, верно, оба до сих пор пьяны в стельку!

Представляю, что бы сделал с такими матросами капитан Смоллетт!

Между тем шхуна повернула и легла на другой галс[31], потом ее паруса потеряли ветер, обвисли, и она остановилась. Так повторилось несколько раз подряд. «Эспаньола», хлопая парусами, рыскала во все стороны: на север, юг, восток и запад. Похоже, судном вообще никто не управлял. Но если это так, куда девались пираты? Одно из двух: или они действительно мертвецки пьяны, или покинули шхуну. Что, если я поднимусь на борт? Может быть, мне удастся вернуть «Эспаньолу» ее капитану?

Течение несло челнок и шхуну с одинаковой скоростью. Но шхуна так часто меняла курс и внезапно останавливалась, что почти не продвигалась вперед. О, если бы только я мог начать грести, то, несомненно, я бы нагнал ее в два счета!

Я решил рискнуть, несмотря на то что челнок могло снова захлестнуть волной. Приподнявшись, я начал с величайшей осторожностью подгребать к «Эспаньоле». Иногда меня и в самом деле захлестывало, и тогда я останавливался и вычерпывал воду. Вскоре я так освоился, что меня лишь изредка окатывала какая-нибудь шальная волна.

Шхуна постепенно приближалась, и я уже мог разглядеть поблескивавшую на поворотах медь румпеля[32]. На палубе не было ни души. Пираты или покинули судно или спали внизу. Тогда я запру палубный люк и смогу распоряжаться «Эспаньолой», как мне заблагорассудится.

Слегка накренившись, шхуна продолжала идти на юг. Ее паруса то наполнялись ветром, то бессильно опадали и начинали полоскаться. До меня доносился грохот блоков. В конце концов мне посчастливилось. Ветер ненадолго стих, и течение развернуло шхуну кормой ко мне. Сквозь открытый иллюминатор я увидел все еще горевшую над столом, несмотря на белый день, лампу. Грот опал, как знамя побежденных, и теперь шхуна двигалась только вместе с течением.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});