Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К тому ж еще этот идиот Алтухов оказался в квартире и своим хамством испортил все настроение. Теперь она почти не сомневалась, что пришла напрасно.
— Спать? — переспросила она треснувшим голосом. Отпила глоток вина и сказала: — Хочешь со мной?
Данилов скрестил руки на груди, опустил голову и глухо сказал:
— Нет. Извини, Марина.
Он понял, зачем она пришла, и жалел ее. Красивая, самоуверенная глупышка… То жестокая, высокомерная, одуревшая от вседозволенности, а то наивная, как ребенок, жалкая, беззащитная. Именно эту Марину, вторую, он любил, ее хотел защитить от грязи и пошлости. Не получилось. Потому что лишь малая часть души этой женщины страдала от грязи и пошлости. Да и то не часто. Чаще же она искала наслаждения именно в грязи и пошлости.
Да, не получилось. И слава Богу, что он в конце концов понял это. И нашел в себе силы уйти.
— Макс, это же я. — Она встала с дивана, подошла к нему, положила руки на плечи. — Я, твоя Марина. Прочла твою книгу и все последние дни только и думаю о тебе. Ты ведь о нас написал этот роман, да? Может быть, попробуем все начать сначала? Хочешь, я разденусь? И останусь у тебя? Хочешь, Макс?
— Нет, Марина, нет, — с трудом выговорил Данилов. Он вспомнил настороженные и доверчивые, лукавые и нежные глаза Лены и решительнее повторил: — Нет. Если тебе поздно возвращаться, могу уступить диван, я там Ала собирался уложить, а сам буду спать на кухне. Но между нами все кончено.
— Посмотри, посмотри! — закричала Марина, отстраняясь. — Это же я, я, я! Та, которой ты клялся в любви, которую носил на руках! Я изменилась? Подурнела? Я тебе разонравилась? Открой же ты свои глаза! Посмотри!
— Вижу, — спокойно кивнул Данилов. — Ты все такая же красивая, соблазнительная женщина. Ты — наливное яблочко, которое жаждет куснуть каждый мужчина. Но я-то знаю, что яблочко отравленное. Ты меня травила каждый день, и лишь недавно, год спустя после того, как ушел от тебя, я почувствовал себя здоровым. Это же так замечательно! А ты снова хочешь, чтобы все началось сначала? Нет, Марина.
— Ты врешь, Макс! Ты никогда не избавишься от моей отравы и лучше не пытайся! Я знаю, что ты хочешь меня, ну так возьми, это же твое, это все — тебе! — Она рывком расстегнула пуговицу на брюках, дернула вниз «молнию». Легкая белая ткань с шелестом упала к ее ногам. — Иди ко мне, Макс, я тоже тебя хочу…
Данилов скрипнул зубами, глядя на длинные, стройные ноги, на узкую полоску прозрачных кружевных трусиков. И отчаянно замотал головой, сопротивляясь нахлынувшему вдруг желанию.
— Нет, Марина! Пожалуйста, уходи. Прошу тебя…
— Даже если ты нашел другую, она все равно не сравнится со мной, ну посмотри же, посмотри, сравни нас!
— Да, я нашел другую, — неожиданно для себя выпалил Данилов. — И она действительно другая, тут и сравнивать нечего.
Он круто развернулся и пошел на кухню, резко захлопнув за собою дверь.
— Ты скотина, Макс! — ударил в спину визгливый крик. — Я заставлю тебя пожалеть об этом!
Данилов поставил на плиту чайник, зажег газ. Через несколько минут, услышав, как хлопнула входная дверь, он вернулся в комнату. На стене, прямо над компьютером, нервно алели крупные буквы, торопливо написанные губной помадой: «СКОТИНА!» Данилов с облегчением вздохнул и пошел запирать дверь.
На кухне засвистел вскипевший чайник.
19
Максим проснулся от собственного крика. «Нет, Марина, нет!»— кричал он во сне. Смятые простыни были влажными от пота. Часы на стене показывали без пяти десять, горячее солнце уже вовсю заливало столицу России жаркими потоками света.
Один и тот же сон снился Данилову всю ночь: он видит яблоко, «белый налив», так называется этот сорт на Кубани, красивое, аппетитное, почти прозрачное, но едва прикасается к нему, как из яблока выползают змеи и начинают обвивать его, угрожая страшными ядовитыми зубами. И тогда он кричал: «Нет, Марина, нет!!!»
Как хорошо, что это был всего лишь сон!
А если бы он вчера поддался ее чарам, если бы неимоверным усилием воли не укротил страстное желание, жажду женщины, вспыхнувшую в нем, сон стал бы реальностью.
Чего она хочет от него, зачем приходила? Неужели и вправду осознала, наконец, что любит, жить без него не может? Вряд ли. Просто она не привыкла проигрывать в вечном споре женщины с мужчиной. Неизменная победительница — славь каждый день, когда я с тобой, и не пытайся вернуть меня, когда уйду. Страстная, умелая в постели, такая, что порою казалась сумасшедшей, хитрая, злая зеленоглазая красавица. Она могла свести кого угодно с ума. А с таким папой — и подавно! И вдруг — мужчина уходит от нее, и это не попытка напугать, образумить ее, не отчаяние, а твердое, осознанное решение.
Уходит.
И не желает ее больше видеть. Отказывается от того, за что многие другие отдали бы все на свете. Ему же предлагается это даром — не берет!
С этим она не может смириться. Вот почему пришла вчера после того, как он сказал по телефону, что не желает ее видеть. Но он устоял, хотя и сейчас дрожь прокатилась по телу, когда вспомнил ее в прозрачных кружевных трусиках.
Максим встал и побрел в ванную. Обычно в таких случаях романисты описывают, а киношники снимают, как герой сует голову под струю ледяной воды, принимает холодный обжигающий душ, отфыркивается, хлопает себя по бокам, орет до тех пор, пока не войдет в норму, станет бодрым и готовым к энергичным действиям. Данилов и сам грешил подобными описаниями, нет-нет да и совал кого-то из героев под ледяной душ, но в жизни предпочитал горячую ванну. И в жаркий июльский день приятно было полежать минут сорок в горячей воде, расслабиться, подумать о предстоящих делах, а уж в холодную, ненастную погоду и подавно. Вот и сейчас он наполнил небольшую, полутораметровую ванну (единственное, о чем жалел, уйдя от Марины, так это об огромной ванне-джакузи в квартире в Крылатском), забрался в горячую воду и долго лежал, вспоминая уже не кошмарный вчерашний вечер, а прекрасный день, тенистую полянку на берегу Москвы-реки, красивую черноглазую женщину, которая пытается казаться строгой, морально устойчивой, как говорили некогда, но это у нее плохо получается. Потому что он почувствовал, что нравится ей, и был как никогда уверен в себе и уже понимал, что эту не совсем удачливую и гордую смуглянку он хочет защищать от грязи и пошлости. Ей это нужно, она поймет, оценит, она будет его верной спутницей, благодарной любовницей и преданным другом.
И ему тоже нужно быть рядом с нею, чувствовать себя сильным, добрым, заботливым. Нежным и ласковым. Чувствовать себя настоящим мужчиной. Любить ее.
После горячей ванны холодный душ — то, что надо. А потом самое время и чайку попить.
В комнате он долго рассматривал написанное губной помадой на стене слово и вдруг рассмеялся. Представил, как Ал попросит ключи и, ничего не подозревая, приведет Светлану в эту якобы свою квартиру. А тут на стене губной помадой выведено: «СКОТИНА!» Светлана ведь помнит, что прежде этой надписи не было. Вот устроит она Алу головомойку!
Недолго думая, Максим сорвал кусок обоев с «помадным» словом, выбросил в мусорное ведро, а потом приклеил на это место календарь, подаренный в издательстве.
И, довольный собой, уселся за компьютер. Полегчало на душе, да и Алу теперь не грозит опасность.
Роман, который он писал сейчас, застрял на описании ненастного декабрьского дня, герой садится в машину и едет по сумрачному, опустевшему городу к своей любовнице. Машина героя никак не могла двинуться с места. Под колесами грязь, слякоть, лужи, она рванулась с места… Да нет, спешить ему вроде бы и некуда. Поехала? Тронулась? С ума, что ли? Дернулась? Выехала? Куда, на встречную полосу?
В раскрытое окно влетал теплый ветер, доносил несмолкаемый шум машин с Кутузовского проспекта, а над крышами домов висело горячее июльское солнце.
Машина в ненастном декабре упорно не желала ехать.
А в памяти жили черные глаза, то настороженные, то смеющиеся, и немой вопрос в них: «А ты не обманываешь меня? Ты и вправду такой, каким кажешься мне?» И золотистые каштановые волосы, и красивый, чуть вздернутый носик.
Лена…
Максим пересел в кресло, набрал номер ее телефона. Долго слушал длинные гудки в трубке, а потом вернулся на свое рабочее место. Ее нет дома, наверное, вышла в магазин… И от этого еще сильнее захотелось услышать ее голос.
А машина в декабре стояла у светофора, и герой уже двое суток не мог доехать к своей любовнице.
Торжествовала старая истина, что писателю лучше всего работается тогда, когда в его душе умирает любовь. Ее нельзя вернуть в реальной жизни, но можно — в жизни иллюзорной, призрачной, бумажно-словесной. И не только вернуть, но и ход событий изменить так, чтобы все казалось более возвышенным, более значимым, более напряженным и загадочным. Нередко бывало, что заурядная интрижка, мимолетное увлечение, о которых бывалые донжуаны забывали на следующий же день, рождали гениальные стихи, повести, романы.
- Лейла. По ту сторону Босфора - Тереза Ревэй - love
- Ключи счастья. Том 1 - Анастасия Вербицкая - love
- В радости и в горе - Кэрол Мэттьюс - love
- Замуж за принца - Элизабет Блэквелл - love
- Через пятнадцать лет - Валерий Брюсов - love
- Жрицы любви. СПИД - Ги Кар - love
- Вертикаль жизни. Победители и побежденные - Семен Малков - love
- Рарагю - Пьер Лоти - love
- Безумные дамочки - Джойс Элберт - love
- Ключи от рая - Мейв Бинчи - love