Теплая снежинка - Юлия Климова

Да, мы с птицей Феникс два сапога пара – два вечных символа обновления. И никого в свою компанию мы брать не собираемся.

– Добрый вечер, Наташа, – раздался за моей спиной знакомый голос, и, обернувшись, я увидела Германа.

Здрасти…

– Девочка моя, ты оставила Игоря одного?.. – капризно сорвалось с лестницы, и я подумала: а не возродиться ли из пепла еще раз? Чтоб уж наверняка…

– Всем привет. – Моя улыбка сверкнула стодолларовой блесной и пошла на дно в поисках жирной рыбы. Теперь я неотрывно смотрела на Кондрашова и наслаждалась каждой секундой его смятения. А этот важный человек пусть на короткое время, но растерялся.

Дмитрий Сергеевич, не находите ли, что я хороша?

Вас по-прежнему беспокоят мои слишком длинные ноги?

А конопушки? Не нравятся?

– Дима, наконец-то я могу познакомить тебя со своей дочерью Наташей, – пропела мамуля, занимая место справа от меня. – Ее невозможно затащить ни на одно светское мероприятие, но сегодня она сделала исключение из правил. Она пришла ради тебя.

И это правда.

– Очень приятно познакомиться, – ответил Дмитрий Сергеевич, и на его лбу образовалась морщина.

Интересно, почему он не признал нашего давнего знакомства?

– Очень приятно познакомиться, – вторила я.

– А это Герман, личный помощник Дмитрия.

Я кивнула еще одному предателю, Герман ответил тем же.

И тут я почувствовала первый приступ смеха. Я-то представляла эту сцену чувственной – с полутонами, шампанским, приглушенным светом, – а она оказалась забавной! Вытянутые лица Кондрашова и Германа, рекламирующая мои успехи в дизайнерском бизнесе мамуля, и я – статуя Свободы на отдельно взятом квадратном метре первого знакомства. Умора, честное слово!

– …и если ты, Дима, задумаешь ремонт, то, конечно же, обращайся к Наташе. У нее отменный вкус, впрочем, у моей дочери и не могло быть другого. Герман, пойдемте со мной. А вам я рекомендую поговорить на втором этаже, там удобнее, и особо никто не помешает.

С моей мамой не слишком-то поспоришь, и Герман почти сразу оставил попытки к сопротивлению, я же по-хозяйски взяла Кондрашова под руку и вопросительно заглянула в его глаза. Дмитрий Сергеевич, идем?

* * *

Шоколадно-апельсиновый ликер, по пути прихваченный у официанта, как нельзя лучше дополнял мои чувства. Сладкий, пряный, крепкий, с горчинкой, он замирал на языке, еле заметно опьяняя.

Уютно устроившись в широком кресле, положив ногу на ногу, я сделала еще один глоточек и посмотрела на Кондрашова.

Он сожалел. Наверное, его мозг сейчас просчитывал миллионы вариантов : «если бы не…», «но, возможно…», «не стоило торопиться…», «а если бы…», «а если…»… Просчитывал и выбирал лучший.

Через полминуты взгляд Дмитрия Сергеевича стал жестче и тяжелее, и я еле заметно улыбнулась (его внутренняя борьба столь приятна!).

– Наташа, я не мог предположить, что вы дочь Эммы, – неторопливо начал он.

– А если бы знали, то поступили иначе? Не выгнали бы меня?

О, я не собиралась изображать светскую фифу!

Мой выпад для Кондрашова оказался неожиданным, конечно, он же полагал, что я стану играть в его вежливые игры.

– Но я не выгонял вас.

– Разве? Мой босс сказал, что вы больше не нуждаетесь в моих услугах, что вы попросили замену.

Дмитрий Сергеевич молчал. Губы на миг скривились, на лице промелькнула досада. «Если бы не…», «но, возможно…», «не стоило торопиться…»… Откинувшись на спинку кресла, тоже положив ногу на ногу, он с интересом оглядел меня с ног до головы, будто увидел впервые.

Я не шелохнулась.

– Это была ошибка. – Он покачал головой и недовольно поморщился. – Это была ошибка.

– Ваша ошибка стоила мне карьеры.

Сгустила краски – ничего страшного.

– Как вы могли заметить, я живу уединенно… и дело вовсе не в вас. Иногда мне трудно находиться длительное время рядом с малознакомыми людьми. – Дмитрий Сергеевич развел руками и твердо добавил: – Но я поступил несправедливо и обещаю исправить ситуацию в ближайшее время.

– Ерунда, – улыбнувшись, отмахнулась я, чем явно удивила Кондрашова. Ага, я свято верю каждому вашему слову, ага! Подлиза и карьерист Слива Бережков, видимо, роднее вам в сто раз! – Кто старое помянет, тому сами знаете что будет… И раз уж нас вновь свела судьба – предлагаю дружбу. Как вы к этому относитесь?

Шоколад с апельсином сомкнули ряды и учащенно закивали.

– Н-н-наташа, я не хотел, чтобы между нами существовали обиды. Любое недоразумение можно исправить.

(О нет, я не собираюсь укорачивать ноги и удалять свои распрекрасные конопушки!)

Мое имя Дмитрию Сергеевичу все еще давалось с трудом, но он старательно привыкал произносить его вслух.

– Отлично, – я улыбнулась и сделала еще глоток ликера. – Мама сказала, вас интересует земля, – пауза и многообещающее продолжение: – Я подумаю о продаже… Да, подумаю.

Я медленно поднялась с кресла (Кондрашов тоже встал) и направилась к лестнице. Победа была за мной, и ее вкус обжигал губы, возбуждал. Недосказанность – приятный пустячок…

«…я живу уединенно… и дело вовсе не в вас…»

Нашел себе анчоуса! Да я – радужная форель, длинноперый тунец, атлантический палтус, Самая Главная Золотая Рыбка Страны! У меня есть десять гектаров отличной земли! И они так нужны вам, Дмитрий Сергеевич… так нужны!

Не обращая внимания на Кондрашова, я шла вперед – в зал со столами закусок, сейчас я была готова съесть большущего кабана, и даже бывший муж не смог бы испортить мне аппетит!

* * *

– Дорогая, вы поговорили?

– Да.

– Ты уступишь ему землю?

– Пока не знаю.

– Если тебе все равно…

– Мне не все равно.

– Ничего не понимаю!

– Ну-у-у, просто я не знаю, чего хочу.

– А вот это очень на тебя похоже.

– Вечеринка только начинается…

– Ты заметила, как на тебя смотрит Игорь?

– Нет.

– А зря! Он сожалеет…

– А я нет.

– Одинокая женщина – это неприлично.

– Мама, ты повторяешься.

– Это истина, моя дорогая, это истина!

– Не для меня.

– Ты можешь довести до нервного срыва кого угодно. Игорь многое терпел…

– Меня не нужно терпеть, меня нужно любить.

– А ты сама его любила?

– Нет.

– Тогда чего же ты хочешь?