Забрать ее душу - Харли Лару

его обнаженного и окровавленного, только что выпустившего на волю свою истинную адскую сущность, чтобы спасти мою жизнь, было неоправданно возбуждающим.

— Пожалуйста, просто…

— О, пожалуйста.

Он надулся, снова насмехаясь надо мной.

— Пожалуйста? Пожалуйста, что? Используй свой прелестный ротик, давай. Говори.

Я стиснула зубы, и из меня вырвался раздраженный всхлип. Я была проклята, как он и сказал.

— Ты не хочешь сначала настроить свою камеру? — спросил он. — Из этого получилась бы отличная кликбейт-приманка, не так ли? Трахалась с Демоном На Кладбище?

Он усмехнулся про себя.

— Я бы посмотрел на это.

— Ты мудак, — прошептала я.

— Ты — это то, что ты ешь.

— Черт возьми, — выдохнула я, цепляясь руками за надгробие позади себя, как будто это каким-то образом могло удержать меня на земле. Я не чувствовала себя такой невыносимо, иррационально возбужденной с тех пор, как приняла экстази на вечеринке по случаю своего восемнадцатилетия. Я понизила голос, как будто сами мертвые могли услышать меня и восстать от того, что я собиралась сказать.

— Трахни меня. Пожалуйста.

Он покачал головой и приблизил свое лицо к своему уху.

— Не слышу тебя. Немного громче, пожалуйста. Трахнуть тебя где?

— Черт возьми, Леон…

— Я только что разорвал живое существо в клочья, куколка. Я в очень садистском настроении и с радостью позволю тебе стоять там и, спотыкаясь, унижать себя всю ночь. Или ты можешь просто сказать, чего ты на самом деле хочешь, и я наклоню тебя над этим надгробием, буду вылизывать твою маленькую киску, пока она не потечет по твоим бедрам, и трахать тебя, пока ты не забудешь свое собственное имя. Что это будет?

Я сглотнула. Я никогда не была очень религиозна, но мне показалось правильным только перекреститься, прежде чем я осмелилась сказать:

— Наклони меня и… и трахни меня…трахни мою киску… пожалуйста…

17 Рэй

Он потянул мой свитер и разорвал его так, что пуговицы полетели в траву. Он схватил меня за талию, впиваясь когтями в мою кожу, когда мой рот открылся для него, и его раздвоенный язык ласкал мой. Его вкус был сладчайшим ядом, покалывающим у меня во рту, когда я страстно застонала в него. Мой стон только раззадорил его, дикое рычание, которое он издал в ответ, усилилось, когда он обхватил когтистой рукой мое горло и сжимал — сжимал до тех пор, пока я не захныкала, и это вышло немногим больше, чем жалкий писк.

Он ухмыльнулся мне, обнажив острые зубы и волчий голод.

— О, милая маленькая смертная. Такая чертовски хрупкая.

Он сжал сильнее, сжимая мое горло по бокам, пока у меня не закружилась голова и меня не захлестнула эйфория, а его когти не вонзились в мою кожу с самым сладким жалом. Это была такая боль, от которой у меня мурашки побежали по коже, и я задрожала еще сильнее. Он прикусил мою надутую нижнюю губу, посмеиваясь, когда наклонился ближе и прошептал мне в рот: — Скажи «пожалуйста», если хочешь дышать.

— Пожалуйста… пожалуйста…

Он отпустил мое горло только для того, чтобы поднять меня и усадить задницей на надгробие. Он раздвинул мои ноги бедрами, сквозь мою юбку ощущался холодный камень. Он дышал в ложбинку между моими ключицами и водил по ним языком, пока не достоин моей шеи и не прикусил. Его пальцы запутались в моих волосах, чтобы он мог откинуть мою голову назад и снова укусить меня, задержавшись там, где мои вены пульсировали так опасно близко к поверхности. Он собирался оставить на мне следы по всему телу.

Я поддалась своей страсти к демону — я хотела его тело так сильно, что это приводило меня в ужас. Мои руки царапали его спину, жадно впиваясь между лопатками, когда он восторженно зарычал. Он отпустил мои волосы и опустился на колени, его руки собственнически сжали мои бедра.

От этих ярких золотистых глаз, смотрящих на меня снизу вверх между моих ног, у меня перехватило дыхание. Он прикусил тонкую ткань моих леггинсов, зацепив ее зубами и оставив небольшую прореху. Когда он снова поднял на меня взгляд, в его глазах была дикость, голод, который заставил меня почувствовать прилив адреналина, как будто мое тело пыталось приказать мне бежать.

— Вся эта одежда мне, блядь, мешает, — прорычал он и проделал когтями дыру в леггинсах, оставив мое бедро почти полностью обнаженным. Затем он проделал то же самое с другой стороной и продолжал рвать их, как будто их присутствие было личным оскорблением. Я вцепилась в надгробие, чтобы удержаться, мои ноги начали трястись. Когда от моих леггинсов не осталось ничего, кроме рваных лохмотьев, он опустил голову и провел своим раздвоенным языком по моему бедру, пока все мое тело не задрожало.

— Такая чувствительная, — пробормотал он. Он задержался на самой высокой точке моего бедра, покусывая кожу.

— То, как ты дрожишь, черт возьми, мне нравится видеть, как ты дрожишь.

Его руки прошлись по внешней стороне моих бедер, под юбкой, где он нашел кружевные края моих трусиков сквозь то немногое, что осталось от леггинсов.

Эти трусики были его следующей жертвой. Он разорвал ткань и отбросил их в сторону, но не раньше, чем прижал к носу и глубоко вдохнул. Его зрачки расширились, и он посмотрел на меня так, словно умирал с голоду. Его черные когти вонзились в мою чувствительную кожу, оставляя капельки крови. Он слизнул каждую маленькую красную капельку и ухмыльнулся, когда мой рот открылся от шока.

— Думаешь, я не поглощу тебя до последней частички? — сказал он, его голос был таким глубоким и темным, что, казалось, скользнул вверх по моему позвоночнику и обвился вокруг затылка.

— Я, блядь, поглощу тебя живьем, Рэйлинн.

Его когти впились в меня, и на этот раз я не смогла сдержать крика боли. Он держал меня там, его глаза горели, когда он наблюдал, как тонкая струйка крови вытекает из моей кожи и стекает по бедру — только для того, чтобы быть пойманной его языком.

— Я не удовлетворюсь только твоей кровью, Рэйлинн.

Я задрожала на своем насесте, когда его рот приблизился. Его глаза задержались у меня между ног, яркие и нечеловечески золотистые.

— Твоя кровь, пот, сперма — я хочу всего этого. Моя. Отбросьте свои запреты прямо сейчас. Они тебе больше не понадобятся.

Его язык высунулся, его раздвоенные бока щелкнули в воздухе. Я видела раздвоенный язык как модификацию тела, но он был поразительно длинным. Это было чудовищно. Это наполнило меня таким смешанным чувством возбуждения и страха, что, когда я впервые