Половинный код. Тот, кто умрет - Салли Грин

– Под конец у меня кончился воздух, – говорю я. – Значит, я могу утонуть.

– Но не сразу. Ты продержался под водой целых десять минут.

– Есть еще идеи? – спрашиваю я.

– Жалко, тут нет Меркури, она бы тебя заморозила.

– Мне почему-то кажется, что я бы и это пережил.

Габриэль подходит к моему рюкзаку, открывает его, но тут же останавливается и говорит:

– Закрой глаза. Я кое-что придумал.

Я делаю, как он просит.

Несколько секунд спустя он говорит:

– Убери руки за спину. Я тебя кое-чем ударю, но ты не будешь знать, чем именно и с какой стороны.

– Вряд ли это что-то изменит, – говорю я, но все же убираю руки за спину, как он просит.

И тут же вокруг моих запястий щелкают наручники.

– Выбирайся, – командует Габриэль.

Я тяну руки в стороны, но наручники не пускают, и я поворачиваюсь к нему:

– Забавно. Ты, кажется, хотел меня чем-то ударить?

– Нет. Зато я нашел слабое место. Тебя можно обмануть и поймать. – Вид у него серьезный. – А это как раз по части старины Сола.

Драгоценность

Мы гостим у Леджер еще несколько дней. Реальный мир с его войной и драками кажется отсюда ненастоящим, но это не значит, что я раздумал возвращаться туда. Леджер больше не убеждает меня остаться, говорит только, что мне надо еще потренировать свои дары. Я уже останавливаю время почти на целую минуту, если сосредоточусь. Но не уверен, что смогу сделать это в бою. Даже Маркус воспользовался этим даром во время боя всего однажды – когда умирал. Для этого нужно много сил, и, думаю, остановка времени забрала у него тогда последние.

Леджер оставляет меня тренироваться в одиночестве, что меня удивляет – я думал, он будет давать мне советы. Но он лишь говорит:

– Слушай каждый звук, особенно внимательно смотри на землю – и сам узнаешь все, что тебе нужно. – Правда, он все же показывает мне пару волшебных приемов, просто чтобы я понял, с чем могу столкнуться. Он швыряет в меня всем по очереди: молниями, огнем, водой, звуками, светом, цветом и предметами. И самого меня тоже швыряет: в воду, на дерево, на землю. Мне не больно, но все это мешает сосредоточиться, и я понимаю, что меня можно отвлечь.

Леджер испытывает на мне и свой основной дар – контроль сознания. По его приказу я перестаю нападать. И, что всего страшнее, я даже бросаюсь на Габриэля. Правда, Леджер тут же отзывает эту команду, так что я не успеваю навредить ему, но мне все ясно. Меня можно контролировать.

Габриэль тоже оттачивает свой дар, хотя, по-моему, он и так уже владеет им в совершенстве, вот только я терпеть не могу, когда он превращается в меня. Мне кажется, что в его изображении я выгляжу лучше, красивее, счастливее, чем есть на самом деле. Хотя я действительно счастлив здесь. Не из-за Леджер, учебы и всего прочего, а потому, что у нас с Габриэлем все совсем как раньше, даже лучше.

В свободные минуты я думаю о том, какой подарок мне сделать Габриэлю. Я знаю, он считает, что я или забыл о своем обещании, или вообще просто так сболтнул – тем больше мне хочется придумать для него что-нибудь исключительное. Вот только выбирать мне почти не из чего: нож, книга, часы, браслет, ожерелье. Все это хорошо, и он обрадовался бы любому из этих подарков, но они такие обыкновенные. А мне нужно что-то особенное.

Каждое утро я превращаюсь в орла, несколько часов летаю, а потом обычно думаю об отце, о том времени, когда мы были вместе, вспоминаю разные подробности. И вот как-то раз, снова становясь человеком, я вдруг понимаю: нашел! Я знаю, какой подарок я сделаю Габриэлю. И ругаю себя за то, что не додумался сразу: ведь это же так просто и так очевидно.

Мы спим снаружи, хотя Леджер и сделал так, чтобы мы могли оставаться в хижине. Первую ночь мы проводим у костра, а на вторую я делаю логово из ежевики, как отец. Я нашел тот дар, который позволяет растить растения или убивать их, когда нужно. Наше логово – простой купол из колючих стеблей, с тоннелем для входа. Он невысокий – в нем нельзя стоять, зато уютный. Мы разводим костер; дым выходит наружу через отверстия между ветвями, сквозь них же внутрь проникает свет. Мы ложимся и смотрим на звезды.

На пятую ночь я говорю:

– Завтра нам надо возвращаться.

– Если хочешь.

– Тебе здесь нравится?

– Мне здесь нравишься ты.

Мы целуемся и любим друг друга, после чего Габриэль засыпает. Я еще какое-то время слушаю, как он дышит.

Я уже знаю, что подарю, теперь надо решить, как это лучше сделать. Я не хочу заворачивать подарок в бумажку, а потом с замиранием сердца ждать реакции Габриэля, и все же мне хочется, чтобы это было как-то по-особенному.

Я поднимаю правую руку: при свете огня уродливые потеки на моем запястье как будто разглаживаются. Ладонь без мизинца выглядит как-то непривычно. На моем указательном пальце кольцо – отцовский подарок. Помню, как я удивился, когда он отдал мне такую особенную вещь. И как гордился потом и самим кольцом, и отцом, и тем, что он мне его отдал. Я снимаю кольцо, подношу к губам, целую. Вспоминаю, как мы встретились с Габриэлем в аэропорту Женевы, и как Роза сказала, что он в меня влюбился, и как он сам впервые сказал мне об этом. И понимаю, что люблю Габриэля так, как никого не любил никогда в жизни, так, как вообще не думал, что умею любить. Рядом с ним я становлюсь лучше. И я надеваю кольцо ему на палец. Оно здорово смотрится на его руке. Я ложусь с ним рядом и думаю о нашей будущей жизни в красивом месте на берегу спокойной реки…

Наутро я просыпаюсь от того, что Габриэль тихо зовет меня по имени. Я лежу на спине, не открывая глаз, и чувствую его тепло.

– Натан?

Я поднимаю веки. Он лежит на боку, опираясь на локоть, и смотрит на меня серьезно и с тревогой. Он произносит:

– Мне надо с тобой поговорить. – И отводит глаза – значит, правда, нервничает. Потом поднимает руку – золотое кольцо блестит у него на пальце – и добавляет: – Об этом.

– Я же обещал сделать тебе подарок. Это и есть мой подарок тебе.

Сначала он молча смотрит на меня все тем же серьезным взглядом, потом опускает глаза и начинает вертеть кольцо на пальце, как будто думает о нем, а потом открывает рот, но я опережаю его и говорю то, что планировал сказать.

– Злишься, да? Я так и думал.

Вид у него растерянный.

– Нет, не злюсь. – Он говорит это искренне и при этом слегка покачивает головой. – Определенно не злюсь.

– А я так понимаю, что злишься, потому что думаешь, что знаешь толк в подарках, и как их делать, и всякое такое, а я вот тебя перещеголял, и мой подарок оказался лучше твоего.

Он улыбается – понимает наконец, что я его просто подкалываю, – и снова встряхивает головой.

– Да, ты правда меня перещеголял. Мне и в голову не приходило, что ты когда-нибудь подаришь мне такое… Честно говоря, я вообще не ждал от тебя никаких подарков. Но это кольцо твоего отца, и…

– Да, это кольцо принадлежало моему отцу, до него – деду, а может, еще и прадеду. И вообще, это старинная семейная драгоценность Эджей. – Я снова его дразню, хотя и говорю чистую правду.

– Натан, это слишком дорогая вещь.

– Да, дорогая и очень важная для меня: это все, что осталось мне от отца в наследство. Ну, не считая Фэйрборна и охотничьей пули, конечно. Короче, это кольцо – единственное, что он подарил мне, и поэтому я хочу подарить его тебе.

– Натан…

– Я долго об этом думал, и я уверен. Я хочу, чтобы оно было у тебя, и мой отец не возражал бы, я знаю.

Глаза Габриэля наполняются слезами.

– Оно твое. Навсегда.

Его слезы наконец проливаются, и мы целуемся снова и снова.

Часть третья

Потерянная половина

Проблема пятьдесят первая

Мы снова у Селии, в новом лагере номер один. С Леджер мы провели неделю: отдыхали, учились, работали над дарами и проверяли защитную силу амулета всеми способами, какие могли придумать. Потом Леджер направил нас обратно в географическую комнату, откуда мы попали сначала в Нью-Йорк, а еще через день – сюда.

Я почти ничего не рассказываю Селии о Леджер – он любит секретность, зато говорю ей об амулете и своей неуязвимости.

Мне любопытно узнать, что будет, когда Селия испробует на мне свой дар. Я ненавижу этот ее звук. Если я и боюсь чего-нибудь на свете, то именно его. И дело тут не в боли, а в памяти, в стыде, в том, сколько раз я валялся на полу в слезах и соплях, – и все из-за этого звука. Но теперь мне даже хочется, чтобы она пустила его в дело. И ей, похоже, тоже не терпится.

Я широко улыбаюсь ей и предлагаю:

– Ударь меня сначала кулаком в лицо.

Она разминает пальцы, складывает их в кулак, который тут же выбрасывает вперед: солидный правый хук.

И я кое-что чувствую: не боль, а восторг при виде Селии, которая складывается буквально пополам, прижимая разбитую руку к телу. Она выпрямляется и, напрягая все силы, залечивается.

– Как по железу бьешь, – говорит она.

Но этого ей, разумеется, мало, и она пробует сначала заколоть меня, потом застрелить, а когда ей приходит в голову меня повесить, я говорю «хватит». И предлагаю использовать шум.