Мой принц - Джоан Вулф

— Я виноват перед вами, малышка, — прошептал Август. — Я ужасно виноват. Но я попытаюсь… все исправить, обещаю.

Чарити была очень благодарна мужу за его утешения, и, ложась вечером спать, она вдруг поняла, что гораздо больше думает об объятиях Августа, чем об уехавших родственниках. На следующее утро она проснулась, готовая начать новую жизнь — жизнь принцессы-философа. Чтобы осуществить свои замыслы, она пригласила лорда Стивена Уэйера, секретаря принца, и попросила, чтобы он помог ей обустроить кабинет.

В течение следующего месяца Чарити развила такую бурную деятельность, что лорд Стивен вынужден был пожаловаться другу.

— Принцесса дает мне слишком много поручений, — сказал он однажды лорду Эмилю Саудеру, когда молодые люди встретились в конюшне.

И лорд Стивен рассказав приятелю о проектах Чарити.

— Да здравствует принцесса! — воскликнул Эмиль.

— Тс, что она пытается сделать, — слишком сложная задача, — возразил лорд Стивен. — Она хочет повсюду открыть больницы для бедных… О подобных вещах раньше и не слышали. Думаю, это слишком уж сложно.

— Но все же стоит попытаться, — настаивал лорд Эмиль. — Полагаю, Гаст не будет возражать. Скажи ему, что ей нужен собственный секретарь, поскольку у тебя не хватает времени, чтобы выполнять все ее задания должным образом.

— Пожалуй, я так и сделаю, — ответил лорд Стивен. — Но прежде надо поговорить с Гастом.

Лорд Эмиль усмехнулся:

— Представь себе Гаста, говорящего, что ни при каких условиях он не желает открывать больницы для своих подданных.

Друзья весело рассмеялись.

— Знаешь, Стивен, я думаю, это большая удача, что старшая из сестер сбежала от Гаста, — сказал лорд Эмиль. — Младшая гораздо лучше.

Принц придерживался того же мнения. Теперь он каждое утро завтракал вместе с женой. Они встречались в половине седьмого в маленьком салоне, примыкавшем к спальне Чарити, и беседовали за утренним кофе, причем оба были в халатах. Вскоре эти завтраки стали традицией, с которой считались вся прислуга и весь штат принца. Только объявление войны могло бы отменить эти завтраки.

Однажды утром, когда они сидели за маленьким столиком, накрытым безупречно белой скатертью и уставленным бело-голубым сервизом для завтрака, Август рассказал жене о встрече с главным министром Гинденбергом.

— Этот человек невыносим! — взорвался принц после второй чашки кофе. — Он так боится Австрии, что не желает, чтобы я хоть в чем-то действовал независимо. Господи, он хочет, чтобы я советовался с императором каждый раз, когда я пользуюсь своим ночным горшком.

— Тогда избавьтесь от этого министра, — посоветовала Чарити. — Он был советником вашего отца, вы оставили его на прежнем посту и дали ему шанс. Но если он не может приспособиться к политике, которую вы проводите, то пусть уходит.

Несколько светлых прядей упали на лоб принца, и он, поморщившись, откинул их резким движением руки.

— Это не так просто, — ответил он. — У Гинденберга друзья в парламенте, с которыми мне не хотелось бы расставаться.

Выбрав себе персик из корзины, стоявшей посередине стола, Чарити проговорила:

— Все в Юре обожают вас, Август, и я сомневаюсь, что будет хоть малейшее проявление протеста, если вы расстанетесь с Гинденбергом.

Принц налил себе еще одну чашку кофе. Сделав глоток, пробормотал:

— Возможно, я подумаю об этом. Должен признаться, для меня будет огромным облегчением, если больше не придется выслушивать его советы. Он выводит меня из себя каждый раз, как открывает рот.

Чарити снова принялась за персик, а принц допил свой кофе. Затем он сказал:

— Вчера я получил известия от Виктора из Вены. Он думает, что император собирается повысить пошлины на товары, которые Юра поставляет в империю.

Чарити вздохнула:

— О Боже, именно этого вы и опасались, не так ли?

— Виктор собирается поговорить с послами из России, Пруссии и Франции, чтобы узнать их реакцию на такое нарушение договора, подписанного на Венском конгрессе.

— Но у вас договор и с Британией, — напомнила Чарити.

— Разумеется. Но будет лучше, если мы сможем помешать австрийцам.

Чарити кивнула и откусила еще кусочек персика. Она на мгновение прикрыла глаза, наслаждаясь сочной сладостью плода. Принц взглянул на нее с улыбкой и спросил:

— А как дела с временным жильем для бездомных?

— С этим все очень хорошо. — Чарити доела персик, вытерла подбородок салфеткой, и лицо ее осветилось лучезарной улыбкой. — Знаете, Августу после того как: у меня появилась идея помочь бедным, проявление забиты о них вошло в моду, и все наши баронессы теперь стараются выступить в роли добрых самаритянок.

Принц рассмеялся:

— Я уже слышал об этом.

— Удивительно, какой властью я обладаю только потому, что я принцесса, — продолжала Чарити. — Вчера я уговорила двух самых известных в Юлии лекарей раз в неделю бесплатно принимать нуждающихся.

— Неужели? — удивился принц.

Она кивнула:

— Да-да, уговорила. Я сказала им, что мы не сможем прибегать к их услугам, если они не проявят сочувствия к менее обеспеченным людям, чем мы. — Чарити .лукаво улыбнулась. — И оба с удовольствием согласились помочь нуждающимся.

— Вы просто дьявол в ангельском обличье. — Принц с восхищением взглянул на жену.

Она скромно склонила головку:

— Благодарю…

— И столь же безжалостны.

— Мама называла это упрямством, — сказала Чарити. — Но, по правде сказать, дьявол мне нравится больше, чем упрямство. — Она поднялась со стула, подошла к окну и взглянула на освещенный солнцем сад. — Август, как здесь прекрасно!

Принц не отрываясь смотрел на жену. Яркий солнечный свет, лившийся в окно, проникал сквозь ее тонкий халатик и ночную сорочку, и под ними просвечивали очертания стройной фигурки Чарити. А ее длинные каштановые волосы, струившиеся по спине, отливали на солнце золотом. Внезапно она обернулась и, пристально взглянув на мужа, заявила:

— Я хочу вам что-то сказать.

Сердце принца гулко забилось.

— Что именно? — спросил он.

— На следующей неделе, двадцать первого, мне исполняется восемнадцать.

— На следующей неделе у вас день рождения? — в смущении пробормотал Август.

— Да, день рождения.

Принц попытался собраться с мыслями.

— Почему же вы не сказали мне об этом раньше? Разумеется, мы должны отпраздновать это событие. Восемнадцать лет!

Слово «восемнадцать» звенело у него в ушах. Восемнадцать! Это на целую жизнь больше, чем семнадцать. Она отрицательно покачала головой:

— Пожалуйста, никаких празднований. Нам предстоит большое торжество на День Озбальда, главного праздника Юры. Думаю, одного праздника в месяц вполне достаточно.