Мы поем глухим - Наталья Андреева

Александра даже не подозревала, сколько людей мысленно молят ее открыть двери своей спальни для барона Редлиха. Ответить на его чувства. И когда это случилось, над унылым январским Парижем словно взошло наконец солнце. Кучер гнал по улицам города пустую карету, изо всех сил стегая ни в чем не повинную лошадь и мысленно повторяя: «Слава богу, слава богу, слава богу…»

Глава 9

Отныне они везде бывали вместе. И смотрели друг на друга так, что в семь часов вечера гости графини спешили уйти, чтобы не чувствовать себя неловко. И Париж, который с охотой обсуждает все тайное, но пренебрегает явным, оставил их в покое. Все сочли, что ничего интересного в отношениях этих двоих больше не будет, по крайней мере, надо подождать года три, а лучше пять. Александра не могла сказать, что она счастлива, но она была спокойна.

В начале февраля барон Редлих впервые заговорил с ней о свадьбе. Сначала она отказалась слушать:

— Эрвин, я не понимаю, к чему это? Мое положение меня вполне устраивает.

— Я хочу, чтобы мы жили вместе. Мне пора подумать о детях. Я хочу, чтобы это были наши дети. Да и твоего сына пора забрать, чтобы он жил с матерью. И с отцом. Уверяю, что я буду Мишелю хорошим отцом.

— Но ты католик, а я православная! Как я могу выйти за тебя замуж?!

— Принять мою веру.

— Это невозможно!

— Ты так веришь в Бога?

— Разумеется, верю!

— Вот и отлично, — улыбнулся барон. — Я тоже верю. Но разве не справедливо будет сказать, что Бог один для всех? Потому что Бог — это совесть, и тебе должно быть все равно, крестится она двумя перстами или щепотью. Ты только признаешь перед своей совестью меня своим законным супругом, и я тебе поверю. А дальше можешь верить во что угодно. Я не стану возражать. Не скрою, я человек не очень набожный. В религии мне многое не понятно, потому что не объяснено, а я ничего не принимаю на веру, мне нужны доказательства. Но правила есть правила. Любой брак должен быть освящен церковью. На церемонии не будет никого, кроме нас с тобой, священника и двух свидетелей. Я только хочу, чтобы наш брак был законным. Так ты сможешь получить французское гражданство и защиту от притязаний своего монарха. Ты ведь не собираешься возвращаться на родину?

— Меня там никто не ждет.

— У тебя же есть сестры?

— Да. Мари воспитывает моего сына, она очень занята, у Жюли есть свои дети, она занята еще больше. С Софи мы рассорились, похоже, навсегда.

— Получается, у тебя нет близких тебе людей?

«Есть, — чуть не сказала она. — Этот близкий мне человек здесь, в Париже. Но я от него прячусь». Вместо этого она сказала:

— У меня есть ты. Разве этого мало? Тебя так много, что ты занимаешь собой весь Париж. Ни одна газета не напечатает разгромную статью без твоего одобрения. Ни один закон не будет принят, если ты наложишь на него вето. Без тебя не будет работать биржа, остановятся ткацкие фабрики. из-за тебя сюда по вечерам съезжаются все эти люди. Там, где ты, больше нет места никому. Ты так огромен, что за тобой никого не видно. Разве ты потерпел бы рядом со мной еще кого-нибудь? Нет, Эрвин, ты собственник.

— Не значит ли это, что я ограничиваю твою свободу? — нахмурился барон.

— А что можно с этим поделать? — улыбнулась она. — Если я вдруг получу эту свободу, ты будешь умирать от ревности, каждый раз гадая: где я, с кем?

— Поэтому-то я и хочу заключить с тобой брак. Пока наши отношения остаются такими, какие они сейчас, ты мне не принадлежишь. Сейчас ты меня принимаешь, а после прогонишь. И я буду страдать. Я хочу быть уверен в твоих чувствах. В своих я уверен.

— Мне кажется, что ты мне что-то не договариваешь.

— Ты все узнаешь после свадьбы.

— Значит, я права? Есть какая-то тайна?

— А у тебя? — в упор посмотрел на нее Эрвин. — У тебя их нет?

— Если ты имеешь в виду мои отношения с тем мужчиной…

— Да. Я именно это имею в виду.

— Но у тебя тоже было прошлое!

— Меня к этому принудили обстоятельства.

— Какие обстоятельства могут принудить мужчину жить с женщиной, которая ему не жена? Единственное обстоятельство, которое все объясняет, это любовь. Так что неизвестно, кто из нас хуже! — выпалила она.

— Вот и первая ссора, — с улыбкой сказал барон. — Будь вы моей женой, этого разговора вообще бы не случилось. Всякие ваши отношения с другим мужчиной в браке недопустимы, как и мои с другой женщиной. А так… Мадам, я ухожу, — он поклонился и взял ее руку. Едва прикоснувшись к ней губами, барон распрямился и сказал: — Повод для ссоры глупый, вы, как женщина умная, должны это признать. А над моим предложением подумайте. Я собираюсь объявить о нашей помолвке во время масленичных гуляний.

И не дав ничего ей сказать, он ушел.

какое-то время она в волнении ходила по комнате. Предложение руки и сердца, больше похожее на ультиматум. Но ведь она приняла его ухаживания! Она дала не то что повод, фактически свое согласие. Осталось только узаконить отношения.

Кстати, вопреки слухам, ходившим в Париже благодаря мадемуазель Бокаж, Эрвин оказался хорошим любовником. Ничего, подобного тому, что говорила Дельфина, и в помине не было. Александра нисколько себя не принуждала, ложась с ним в постель, поначалу, правда, Эрвин был довольно сдержан, но этот лед вскоре растаял. Она ведь тоже не хотела казаться распущенной и не сразу дала себе волю. Был только один мужчина, с которым Эрвин сравниться не мог, да и никто с ним не мог сравниться. Серж просто был создан природой для чувственных наслаждений, он ни о чем другом и не заботился. Так, как он, никто не мог осчастливить женщину, особенно если он этого хотел. А у них было немало ночей, которые они посвящали только друг другу. Но об этом Александра старалась не думать.

Она была уверена, что барон Редлих скоро вернется к разговору о свадьбе. А почему, собственно, нет? В их отношениях царит полная гармония, они во всем друг другу подходят. Есть одно лишь препятствие: религия. Но ведь барон не настаивает на том, чтобы его жена была ревностной католичкой. Она просто должна принести необходимые клятвы.

Их отношения вошли уже в такую стадию, что разорвать их было невозможно. Они уже фактически были семьей, оставалось лишь узаконить это и привезти в Париж маленького сына графини Ланиной, чтобы семья была полной. Барон хотел много детей, поэтому его и тянуло к женщине, которая всем своим видом говорила, что готова стать матерью. И у нее уже был сын, а Эрвин Редлих мечтал именно о сыновьях. Отступать он не собирался. Александра, которая сама была женщиной сильной, впервые натолкнулась на такую силу. И поневоле начала отступать.

Примирение состоялось на следующий же день. А закончилось все самым неожиданным образом.

Александра, конечно, предполагала, что Серж не будет сидеть сложа руки, он будет действовать. Но такого она не ожидала даже от него.

Подумав, что Сашин отказ не что иное, как приглашение, Соболинский подкупил ее горничную и узнал, где находится спальня графини. Особняк по улице Анжу-Сент-Оноре имел уютный дворик, где росли огромные деревья, жарким летом дающие благостную тень. Зимой же они сиротливо стояли, утопая порою в снегу, порою в огромных лужах и стуча своими голыми ветвями в уютно светящиеся окна, словно бы прося их впустить.

Глубокой ночью Соболинский приехал на улицу Анжу-Сент-Оноре и без труда проник во внутренний двор. Ему не составило никакого труда взобраться на дерево, а оттуда — на балкон второго этажа. Стоя на балконе, он согнутым пальцем постучал в стекло:

— Саша, это я! Впусти меня!

Первым проснулся барон Редлих. Александра спала крепко, она лишь заворочалась во сне и сонно спросила:

— Что случилось?

— Ничего, спи, — сказал барон и, соскочив с кровати, подошел к окну.

В это время Соболинский постучал в стекло еще раз, гораздо настойчивей:

— Саша! Это я! Открой!

Барон рывком распахнул окно и уставился на стоящего на балконе мужчину. Весь вид Эрвина Редлиха говорил о том, что он встал с постели, а вовсе не из-за карточного стола. Барон был в одних панталонах, по пояс голый и явно не ждал гостей. Соболинский невольно отпрянул.

— Сударь, вас сюда не звали, — сказал ему барон.

— Ошибаетесь! Я прихожу сюда каждую ночь!

Эрвин Редлих не выдержал и рассмеялся:

— Странно, что я вас ни разу не заметил! Наверное, вы спали под кроватью! Надеюсь, мы вам не сильно мешали?

Поскольку ситуация была двусмысленной, барон сказал:

— Вы сами уйдете, или мне позвать слуг? Впрочем, можете заночевать на балконе! — и рывком закрыл окно, а потом задернул портьеру.

— Эрвин, ты где? — сонно позвала его Саша. — Мне холодно…

Когда барон лег в постель, она вздрогнула:

— Господи, какой ты холодный! Где ты был?! Стоял у открытого окна? Ты же простудишься! Эрвин! Да ты весь дрожишь! Это от холода!