Журнал Наш Современник 2006 #4 - Журнал Современник

Прочитал я их, и мне невольно пришли на память первые времена христианства, и грустно мне стало, что ныне, в среде христианской, повторяется то, что было… Известно ведь, что тогдашние интеллигенты-язычники, конечно, считавшие себя людьми образованными, судили о христианстве по тем клеветам, какие возводили на них исконные враги Христова учения — иудеи… …Но что было простительно людям, совершенно чуждым христианству, то едва ли простительно ныне, в недрах самого христианства. Мне, право же, хотелось бы всё же считать Вас христианином. А между тем… да судите сами! Я не буду искажать Ваши слова, как… делаете Вы, приписывая мне… то, чего никто не найдёт в моём ответе Вам — эту передачу моих слов представляю на суд наших читателей: …Я буквально повторю Ваши слова: “Заметим, что в греческом тексте Евангелия нет дополнения: сказано не “нищие духом”, а просто “нищие”, экономически захудалые” — вот Ваши слова. Теперь спрашиваю Вас: какая Вам была нужда клеветать на подлинный греческий текст Св. Евангелия? …Ну не легкомыслие ли это? (…) Правда, в некоторых кодексах у Луки нет слова tw hneurati, но в большинстве есть, а у Матфея во всех изданиях, да притом надо иметь и то в виду, что Ев[ангелист] Лука передаёт беседу Спасителя конспективно — у него, наприм[ер], только четыре блаженства, а Матфей полно — все 9 блаженств. …А ведь Вы строите на этой сомнительной цитате* целую теорию учения нашей Церкви о труде! И чтобы подтвердить эту теорию, не стесняетесь обвинять духовенство в отсутствии якобы проповеди о труде… Помилуйте, многоуважаемый Василий Васильевич! Да если бы Вы пожелали, то нашли бы… таких проповедей сотни и в писаниях святоотеческих, и в сборниках слов наших русских проповедников, и на страницах наших духовных журналов. Да Ваш покорный слуга… в своих “Троицких листках” не раз обращался к этой теме и выпустил побольше миллиона экземпляров таких листков… Но Вы, вероятно, вовсе не читали подобных листков, хотя “Тр[оицких] листков” выпущено мною более 136 миллионов в течение 30 лет… (…) Создав себе свою собственную теорию учения Церкви о труде… Вы торжественно восклицаете: “пока Церковь не начнёт… догматически учить о благословенности труда и естественного продукта труда — благосостояния, дотоле труд не воскреснет!”. (…) (…) По учению Церкви ни богатство, ни бедность сами по себе нравственной ценности не имеют, и как не говорит Церковь: “блаженно нищенство”, так и не повторит за Вами “блаженно обилие!” (…) Если Вы… согласны со мною (в том, что “без Христа Церковь — мёртвый труп”. — И. В.), то должны взять назад своё слово, которое Вы сказали-то “тихо, совсем потихоньку”, что заповеди Божии суть “щит от Церкви”. …Церковь установила праздники — значит, Христос их установил, а Христос есть истинный Бог, значит, дни эти — действительно Божии…

Следующее письмо также весьма характерно и говорит о многом. Предлогом ответа послужило сообщение В. Розанова еп. Никону о получении им книжки владыки. Однако епископ пишет в ответе, что никакой книжки своей В. Розанову не посылал, и кто бы это мог сделать, не знает. Он вновь пытается воззвать к сердцу писателя. Никон показывает в письме, что надеется и уповает на то, что нападки Розанова на Церковь и Христа лишь следствие той боли, которую Розанов носит в себе из-за непризнания его детей законнорожденными.

(…) Василий Васильевич! Паки реку Вам: зачем Вы бежите от Церкви, к которой влечёт Вас Ваше сердце? Зачем так “секретно” исповедаете веру свою? Почто не идёте к матери, которая зовёт Вас тёплым словом ласки своей? (…)

Знаете что? Не грех бы Вам и лично побеседовать с теми, кто ценит Вашу — скажу прямо — блуждающую душу…

Я выезжаю в Кашин во вторник. Оттуда в Москву, где остановлюсь у Митрополита. К 5 июля — на монашеский, столь Вам, вероятно, неприятный съезд… (…)

7 июня 909 Никон, Епископ Вологодский и Тотемский.

Невская лавра

Никон Вологодский и Тотемский, видимо, всё же попал в число тех, кто присылал В. Розанову свои сочинения, о чём мы можем судить на основании сохранившейся присланной В. Розанову визитной карточки, где священнослужитель подписался как “архиепископ”. Архиепископ написал на обороте карточки: “Прошу многоуважаемого Василия Васильевича оказать доброе внимание моим дневникам”.

Судить о том, когда и при каких обстоятельствах закончилось письменное общение маститого пастыря и выдающегося философа, к сожалению, пока нет возможности.

Тема воспитания связала интересы В. Розанова с ещё одной весьма примечательной и неординарной личностью — игуменьей Ниной, о которой похвально отзывается в письме к мыслителю архиепископ Иркутский Серафим. Мы приведём здесь этот короткий отзыв, чтобы затем перейти к письмам игуменьи Нины. “Игуменья Нина, — пишет архиепископ, — представляет среди русских дев явление феноменальное, по всесторонности образования и пламенности альтруистических чувств”.

В. Розанов сначала хотел определить свою дочь Веру на жительство под её присмотр, в Полоцкий монастырь, но игуменья сообщила, что не имеет отношения к самому монастырю, а состоит начальницей училища при нём. Завязалась переписка, и когда Вера решила идти в другой монастырь, темы писем стали вращаться вокруг розановских рассуждений о браке. Игуменья Нина, будучи личностью неординарной, имея два высших образования и зная шесть языков, терпеливо отвечала писателю на его письма, размышляя на темы, которые ей, в сущности, по её положению были чужды и искусительны. Видимо, В. Розанов не стеснялся в выражениях: так же, как он обсуждал эту тему со светскими людьми, так и здесь он не щадит своими вопросами (что видно по ответам игуменьи) свою монашествующую корреспондентку. Мы приведём лишь некоторые соответствующие нашей теме выдержки из писем игуменьи Нины, согласившись с издателями из Полоцкого монастыря, которые выпускают отдельной книгой её житие, что не вся корреспонденция может и должна подлежать огласке.

Первое приводимое письмо говорит о неблагожелательном отзыве В. Розанова о её рукописи под названием “Дом молитвы”, пересланной архиепископом Серафимом. Всё же В. Розанов, видимо, предложил ей обратиться в близкое ему издательство “Путь”.

Глубокоуважаемый Василий Васильевич.

Действительно, всё это время я и думала, и молилась о Вас и так обрадовалась Вашему письму, что, бросив всё, сажусь Вам писать… Спасибо Вам большое, до земли, за то, что Вы приложили своё усердие и свой интерес к моему маленькому труду. Пускай “не удалось”. Всё хорошее, святое не удаётся, мыкается, ищет, где склонить голову… и, в конце концов, должно восторжествовать, потому что существует истинным существованием. (…) Я чувствую, что Ваша душа так чутка к тому, что мне дорого и чем я жива. (…)

Охотно приветствую мысль попробовать “Путь” — но как? Я Вам дошлю копию рукописи и попрошу Вас оказать мне великую услугу: отдать перепечатать 2-й экземпляр. …Тогда бы можно было послать в “Путь”…

Молюсь о Вас, как умею, — и о Ваших близких… Прошу и за меня помолиться. Завтра меня посвящают в сан Игумении и вручают символ правления и пастырства… (…) Если буду в Петерб[урге], непременно побываю у Вас…

Преданная Вам

мон[ахиня] Нина.

Игуменья Нина, занимавшаяся религиозным воспитанием детей, прислала В. Розанову перевод с английского языка детской книжки, которую назвала “Тимофей”. В следующем своём письме она просит переслать рукопись её о. Павлу Флоренскому, а копию — в Александро-Невскую лавру архиепископу Иркутскому Серафиму, сообщает, что попытается обратиться в издательство Сытина, “который издаёт много детских книжек”. “Тимофея” принимают к печатанию, и, имея отзывы о своих сочинениях церковных людей, игуменья Нина уже не соглашается с полученным от Розанова отзывом, в котором Розанов (если судить по ответу Нины), согласно своим убеждениям, говорит прежде всего о необходимости не трудиться внутри и для Церкви исторической, но “перестраивать Корабль”.

Глубокоуважаемый Василий Васильевич.

(…) Не знаю, соглашусь ли я с тем, что Ваш отзыв есть окончательный “Суд Божий”, произнесённый над этим переводом. Скорее всего, что нет, — пока. Если Богу будет угодно, он будет напечатан и будет иметь известный успех… …Я вот не могу согласиться с тем, что в этой детской аллегории сектантский дух. Ибо ведь я сама-то стою в “пути” православия и не ищу стояния вне православия. Имея дело постоянно с детьми, я ощущаю серьёзный пробел в детской религиозной литературе, в способах усвоения детьми личного соприкосновения с Богом, — вот что меня натолкнуло на перевод, а не какие-либо фантазии о перестраивании Корабля, который сам по себе совершенно благополучно плывёт по волнам временного бытия к вечности. (…)

1914

ноября 7 дня Преданная Вам и молящаяся о Вас Игум. Нина.

В 1915 году переписка продолжается и переходит на новый уровень: В. Розанов обращается к ней с привычными ему темами брака, семьи, пола, навязывая полемику вокруг них. И игуменья Нина откликается строками, которые показывают духовную глубину её личности. 31.03.1915 г. она пишет: