Мечта для мага (СИ) - Агатова Анна

Встретились мы уже в столице, куда он прибыл дилижансом.

Мы со Степаном встречали его на вокзале. Как раз лёг первый снежок, а отец привёз с собой новую соболью шубку. Прямо в здании станции одел её на меня и всё не мог налюбоваться мной, а потом - нарадоваться нашей встрече. Я тоже улыбалась и сдерживала слёзы, но и сильно тревожилась - нужно было поговорить о предстоящем, а я и боялась, и очень хотела этого.

В письмах я, конечно, намекала на то, ради чего такое приглашение князь затеял, но то были лишь намёки, повод для отца задуматься.

И теперь, когда мы встретились, я с нетерпением ждала, когда наконец уже можно будет поговорить в уединении.

Я очень люблю папеньку. И он очень меня любит, но слова князя о том, что отец мне не враг...

Нет, нет, твердила я себе,часто возвращаясь к ним последнее время. Возвращалась и снова и снова убеждала себя, что мой папенька не такой!..

Но здравый смысл, что всегда был моим помощником, сейчас работал против меня: я понимала, что раз уж возвращаюсь к ранившим меня словам, значит, сомнения всё же были.

Были сомненья? Были. И надо быть честной самой с собой.

И вот теперь я едва не подпрыгивала от нетерпения, шагая с ним под руку от здания станции к наёмному экипажу - мне нужно было, просто необходимо убедиться, что князь ошибался, а мой отец всегда на моей стороне. Всегда! Даже если на другой стороне выгода обещает быть огромной.

Добрые глаза отца утопали в весёлых морщинках. А он чуточку постарел с тех пор, как мы не виделись... Ох, батюшка!

- Лиззи! - он обнял меня и даже попытался закружить, но я испуганно захлопала по плечам.

- Папенька, ты что! Сорвёшь спину!

Он отстранился, снова оглядел меня, отвернулся и быстро организовал носильщиков, транспорт для своего багажа и для слуги, и мы наконец уселись на пружинные.

- Здравствуй, дорогой, - отец тепло обнял Степана, что ждал нас в экипаже. И у меня даже слеза задрожала на ресницах - как же здорово, что мы снова вместе, всей семьёй!

- Поехали, что ли? - отец стукнул вознице, плюхнулся на мягкое сиденье, и коляска закачалась на брусчатке городских улиц.

Он весело пересказывал свои дорожные приключения, спрашивал у Степана о моих успехах. Мой нянька жаловался, что я много учусь и совсем не берегу себя. Отец добродушно журил, требовал обещаний не сидеть допоздна над учебниками, и не переставал улыбаться - он слишком рад был нас видеть, чтобы сейчас ругать за что бы то ни было.

А я всё смотрела и смотрела на него, пытаясь разгадать, что он мне скажет.

- Дочь, что происходит? - наконец, не выдержал он моих взглядов.

- Не здесь, папенька, - я кусала нижнюю губу, боясь не сдержаться и начать расспрашивать его о планах в отношении меня. - Только об одном попрошу тебя -встретит тебя князь, как прибудем, пригласит на разговор, так ты сначала со мной поговори, хорошо?

Папенька прищурился, чуть приподнял бровь в непонимании, но вопросов задавать не стал, кивнул. В это он весь! Нет, он будет на моей стороне! Всегда!

Делегардовы, люди светские, конечно, встречали гостей у порога, вернее, гостя - моего отца. И Юлий Иммануил, и Ольга Леоновна вышли в холл, чтобы один потрясти руку моему отцу, другая - чтобы сиять улыбкой и предлагать чувствовать себя как дома.

Папеньке выделили покои рядом с теми, что занимала я, и пока слуги заносили багаж, князь успел поинтересоваться, как прошло путешествие и пригласить батюшку, как и меня, на обед, что должен был состояться часа через два. Я облегчённо перевела дыхание

- значит, у меня ещё будет время.

Когда мы, наконец, остались втроём (Степан остался у двери, подпирая её спиной - не почему, просто так, на всякий случай), отец перестал улыбаться и с тревогой сказал:

- Ну рассказывай, дочь.

60. Лиззи Ларчинская

И я рассказала.

Про императорский бал. Отец кивал с улыбкой, он знал о нашем успехе.

Про слова Мараи о Вольдемаре, о моём убеждении, что князь строит планы в отношении меня и своего сына, о том, что именно для этого и пригласил папеньку - чтобы иметь с ним серьёзный разговор.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда я закончила и перевела дыхание, которое как-то незаметно сбилось на плаксивую, жалобную ноту, будто у маленькой обиженной девочки, отец вопросительно смотрел на меня и молчал.

И я молчала и смотрела на него. Смотрела и ждала.

- Так почему ты испуганная такая, Лиззи? - мягко поинтересовался папенька.

- Ты меня отдашь за княжича? - упавшим голосом спросила я, чувствуя, как в носу начинает щипать, а в глазах становится мокро.

- А ты хочешь? - спросил. И такой взгляд был... Как... как если бы он у больного щенка спрашивал, хочет он лечиться или нет.

- Я... не знаю, папенька! - я уткнулась ему в плечо и... позорно разревелась. Что-то в этой Академии я часто реву. Хотя вряд ли это из-за самого места. Просто время такое. А может возраст. Это, наверное, я стала взрослая и пришла та самая такая заманчивая издали, но такая пугающая с близкого расстояния взрослая жизнь.

Отец гладил меня по волосам. Гладил и молчал. Потом послышалось возмущённое сопение Степана и тихий звяк - мой заботливый кузнец принёс мне стакан воды.

- Хозяй, ну-ко выпей вот водицы! - и меня потянули за локоть, чтобы оторвать от изрядно смоченного слезами батюшкиного рукава.

Я выпила воды, и правда успокоилась, смогла прекратить этот нелепый, какой-то детский рёв. Слишком уж долго копилось во мне всё это, слишком долго я не знала ответа на свои вопросы, а теперь слишком боялась их услышать.

- А давай, дочка, рассказывай ты всё поподробнее, - оценив моё состояние как терпимое, сказал отец.

И я снова стала рассказывать. Только теперь о другом, о втором донышке, как говаривал отец, - о том, что князь всегда очень благосклонно относится к моим работам, всегда интересуется, как идут дела, и иногда это прямо даже надоедает. Что учусь я очень хорошо, и учиться мне нравится, да вот только не любят меня мои соученики - другие студенты.

Только про Зуртамского я рассказывать не стала. Кто знает, как батюшка отреагировал бы на его поползновения, а мне и самой удалось его приструнить.

А вот о том, что интерес, который князь не скрывает, сильно мне вредит в глазах парней -рассказала. О том, что Вольдемар проявляет внимание, но я не понимаю, это его искренний интерес или он, как послушный сын, выполняет волю отца. И о том, что я боюсь...

- Чего боишься, дочка? - отец ласково погладил меня по руке.

Я пристально глянула на него. Он поймёт!

- Папенька, а вдруг если я выйду за Вольдемара, он будет всю жизнь попрекать меня - я тебя замуж взял без роду, без племени, так что давай, отрабатывай, рожай мне талантливых детей? А вдруг талант к механике не передаётся как талант к магии? Дети уродятся как я, без магии, да ещё и неталантливые. Что тогда?

61. Лиззи Ларчинская

И я опять разревелась.

Папенька снова гладил по голове, вытирал с моих щёк слёзы, а Степан всё отпаивал и отпаивал меня водой.

- Что ж, - наконец рассудительно сказал отец. - Опасения твои понятны, дочь. И я бы на твоём месте беспокоился. Ты мне вот что скажи: что тебе подсказывает сердце?

Вопрос был неожиданный и странный. Он заставил глубоко задуматься и забыть о слезах.

Сердце?

Я прислушалась к себе - что мне подсказывает сердце?

Я представила Вольдемара - высокого, статного, его вьющиеся, блестящие волосы, походку. Вспомнила его руки, изящные длинные пальцы, Перстни на них, что подчёркивали аристократическую утончённость (один - с плоским непрозрачным камнем -родовой), тонкий нос с горбинкой, как у старшего князя, тёмные, глубоко посаженные, тоже как у отца, глаза. Губы. Представила, каково это — целоваться с ним.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Спасибо Зуртамскому, у меня был опыт. Я даже нервно хмыкнула иронии ситуации.