Одинокие боги Вселенной - Александр Заревин

Дома я чистосердечно все рассказал маме. Однако, когда она подержала в руках сберкнижки, с ней чуть не случился инфаркт. Она то смеялась, то плакала, и я не мог ее оставить, чтобы сходить к Мишке и поделиться новостями еще и с ним. Наконец мать успокоилась и тут же взяла — впрочем, я мягко выражаюсь, — нет, вырвала у меня слово, что я ничего не скажу Мишке, ибо тот непременно поделится новостью с матерью, а там пойдет… Все узнают, и до властей дойдет. Того и гляди, конфискуют.

Но не поделиться с Мишкой я не мог. Хотя подозревал, что вряд ли эту «сделку» он одобрит, что, собственно, и получилось, но лучше по порядку.

Мама принесла с работы размноженные наши чертежи, один комплект оказался лишним, и я решил оставить его себе на память. Остальные отпечатки я, не разделяя на форматы, свернул в рулон, присовокупил к ним оригиналы и отнес Мишке. Он, конечно, обрадовался, но я частично связывал нашу работу со смертью Куба, с тем, что в трудную минуту оставил его одного, и дурмашина теперь вызывала у меня неприязнь. Мишке же за это время пришли в голову еще какие-то идеи, но я отверг их на корню и принялся за самобичевание.

— Юрка, прекрати это, откуда мы знали, что он помрет? И потом, он свою жизнь прожил, хорошо ли, плохо — не нам судить, да и мы не бессмертны, все там будем. Для вечности, куда попал Куб, сто лет не срок, да ты еще попробуй до сотни дожить, так что свидитесь там и встретитесь. Сам подумай, обвинять себя в его смерти — все равно что считать себя причастным к тому, что идет дождь или снег. При чем здесь ты?

— Но я оставил его одного!

— С чего ты взял? С ним была Лариса. Не он же сам тебе звонил. А Лариса ему все равно что жена, так что без близкого человека он не остался. И еще: почему ты решил, что родней тебя у него никого нет?

— Как почему? Золото-то он оставил мне, а не Ларисе Григорьевне!

— Какое золото?

Я понял, что проболтался, но пути для отступления не увидел.

— Понимаешь, он мне оставил золотую табакерку, набитую золотыми монетами.

— Это Куб-то? Откуда у него золото?

— Не знаю, сам удивляюсь. Что с ним теперь делать?

— А много там?

— На пятьдесят четыре тысячи.

— Ого! Ты что, его уже продал?

— Так получилось. В общем, да.

— Что-то ты темнишь, Юрка.

— История действительно загадочная. Сам-то Куб — да ты же видел! — всегда был не богаче церковной мыши. Я разглядел его подарок только дома. Думаю, что это за тяжесть такая. Открыл, а там — золото. Монеты царской чеканки, килограммов на пять все это потянуло. Показал Галке, и она сказала, что знает человека, который это у меня купит. Я не поверил, но позавчера она отдала мне четыре сберкнижки. Так что я теперь буржуй.

— И эта здесь же!

— Что значит «и эта»?

— Погоди! — Мишка взял с подоконника журнал «Работница», полистал. — Ага, вот. Почитай.

В разделе «Ровесница» были напечатаны отрывки писем в редакцию, конкретно Мишка тыкал в письмо некой Галины Звягинцевой из Ставрополя:

«…Я счастлива, что обеспечена всем. Не могу представить себя на месте некоторых моих сокурсниц, у которых родители — простые рабочие, зато „хорошие люди“. Ну какая польза их детям от этого? Некоторые из них даже на море ни разу не были. Замуж, если не получится по любви, я выйду по расчету, чтобы мои дети тоже были обеспечены всем. А такие, как Наташа, завидуют нам, из кожи вон лезут, чтобы стать с нами на одну ступеньку, а когда не получается, начинают кичиться тем, что они просто „хорошие люди“…

Галина Звягинцева,

г. Ставрополь».

— Ты что, хочешь сказать, что это написала наша Галка? Не верю! Да нет, этого не может быть! Ну что ты, Мишка. Мало ли в Ставрополе Галок Звягинцевых? Да вот еще, станет она выхваляться! Нет, не верю. Это какая-то глупая курица, а не наша Галка!

— А почему ты так уверен?

— Она хоть раз при тебе хвасталась чем-нибудь?

— Зачем же ей выказывать перед нами свое превосходство? Ни я, ни ты ее бы не поняли. Во всяком случае, завидовать не стали бы. Но в журнал, чтобы уязвить некую Наташу, а в ее лице и всех остальных малообеспеченных девушек, — пожалуйста!

— Да нет, Мишка, Галка до этого не опустится. Не та порода.

— А, — махнул рукой Мишка, — все вы, буржуи, одной грязью мазаны. И Куб вон, прикидывался нищим… Ты ко мне теперь в классовые враги попал. Теперь небось тоже «шестерку» купишь и здороваться перестанешь…

— Мишка! Как у тебя только язык повернулся!

— Я что-то не так сказал?

— Мне что, отдать эти деньги тебе?

— А мне они зачем?

— Чтоб ты заткнулся!

— Ну ладно, извини. Слышь, Юрка, ну извини, я сказал. Настроение ни к черту, вот и язык разболтался. Мир? — Он протянул мне руку.

— Мир, — согласился я. — Но все-таки ты гад.

* * *

Эта сессия была последней. Затем госэкзамены, дипломное проектирование и защита диплома. За неделю до сессии на занятиях появился Мишка. Но после того разговора в наших отношениях стал сквозить холодок, хотя внешне все вроде бы выглядело как обычно. Галка, та вообще в себе замкнулась. Или дело было во мне самом? Я попробовал как-то еще раз подкатиться к ней с разговором о любви, мол, теперь нас имущественное положение не разделяет, но она быстро заткнула мне рот какой-то резкой фразой. В целях облегчения тяжести на душе я хотел посетовать на судьбу Мишке и начал разговор издалека, мол, не в деньгах счастье…

— …А в их количестве, — подытожил он, на чем мои сетования прервались. Гад он все-таки. Я еще ни рубля не истратил из Кубова наследства, а он меня в классовых врагах числит и думает, что у меня психология вмиг изменилась. Господи, Иван Иванович, зачем ты меня так наказал?

В последний день сессии Галка снова оттащила меня в сторону и, убедившись, что нас некому подслушать, сунула в руки полиэтиленовый пакет и зашептала на ухо:

— Юра, это твой миллион. Возьми пакет, не привлекая внимания, и при людях не вздумай рассматривать. Здесь пятьдесят сберкнижек, некоторые из иногородних сберкасс. Дома разберешься, что к чему. А мне некогда, пока.

— Галка, не делай из меня идиота! — взорвался я. — На кой ляд мне деньги, если ты не моя?

— После поговорим. Тебя еще армия ждет.

После этих слов я сник. Действительно, армия. Два года еще как собаке под хвост, и никуда не денешься. А здесь парней — пруд пруди, уведут же без меня! Хоть плачь…

Тема диплома у меня была стандартная: «КИП и А квартальной котельной». Схемы я передрал из типового проекта, ну, расчеты самому пришлось, конечно, делать. Одним словом, с проектом я справился за неделю. Остальные дни просто валялся на диване, размышляя, какой я несчастный. Мишка со своим тоже в неделю управился, потом примерно на две недели буквально пропал без вести. Как я потом узнал, пропадал он в КГБ, презентацию дурмашины делал. Коротко мне сообщил, что дурмашину увезли в Москву, а ему велели ждать. Но тут прошли слухи, что СССР ввязался в Афганистане в войну и туда введен «ограниченный контингент вооруженных сил». И еще раз меня удивил друг: пришел ко мне с предложением изъявить в военкомате желание добровольно служить в этом самом «ограниченном контингенте».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});