Психология тела. Биоэнергетический анализ тела - Александр Лоуэн

Когда-то, будучи студентом, в учебнике по глазным болезням я нашел выражение: «глаза являются зеркалом души». Я обрадовался мысли, что узнаю больше об этом аспекте глаз. Но слова «зеркало» и слова «душа» больше не появились. Медицина, как наука, подробно интересуется только механическим функционированием органов, а не заключающейся в них духовности. Если что-то не удается измерить, это не поддается также научному описанию. У нас нет объективных способов измерения любви или ненависти. Однако все видели любящие глаза, ненавидящие глаза, глаза, наполненные чувством. Мы знаем, вне всяких сомнений, что эти неуловимые черты существуют на самом деле.

Может быть, более правильно рассматривать глаза не как зеркала, а как окна, через которые мы не только смотрим на мир, но через которые также видят нас. Подобно окнам домов, у наших глаз также есть ставни в виде век и занавески в виде ресниц. Когда мы закрываем веки, мы не только закрываемся от внешнего мира, но также можем притушить свой внутренний свет, что позволяет нам укрыться от испытующего взгляда. Это стало для меня ясным во время работы с молодым человеком с задержкой в развитии, которого я назову Дэвидом. Дэвиду было около 23 лет, когда мать привела его на консультацию. Я никогда прежде не занимался умственным отставанием, поэтому неохотно согласился работать с ним. Однако меня интересовало состояние Дэвида. Однажды, когда он лежал на топчане, я наклонился над ним на расстоянии 25 см. от его лица. Я попросил его открыть глаза. Когда он это сделал, я слегка нажал двумя пальцами с двух сторон его носа. Лицо Дэвида обрело выражение, которое можно назвать «гримасой идиота», но мое надавливание на его мышцы, контролирующие улыбку, удержали его улыбку. К своему удивлению, я отметил, что в его глазах промелькнуло осмысленное выражение. Когда я увидел, что достиг этого, его лицо приняло прежнее выражение, как если бы он хотел сказать: «Это неправда. Я не умный.» Но каком-то глубоком уровне мы установили контакт. Я думал, что не смогу ему помочь. Я сказал его матери, что направлю его к моему коллеге, энерготерапевту, который является также детским психиатром. Дэвид отреагировал на это предложение весьма остро. Обращаясь к матери, он сказал: «Мама, мама, я хочу работать с доктором Лоуэном.» Меня это так взволновало, что я не мог отказать такой просьбе. Я встречался с Дэвидом регулярно каждую неделю в течение четырех лет.

В процессе терапии Дэвид сделал значительные успехи. Однако я больше никогда не видел у него такого интеллигентного выражения лица. Он глубоко хранил этот аспект своей личности и не был готов показать его. Он проявился во время нашей предыдущей консультации только потому, что я воздействовал на Дэвида неожиданно. Я задумался над тем, был ли мозг Дэвида на самом деле поврежден, как думала его мать. Она сказала мне, что первые признаки умственного недоразвития появились у него в возрасте одного года. Она приписала его состояние шоку, который он пережил, будучи свидетелем скандала между родителями, в процессе которого его отец ударил мать. Поведение Дэвида с разных точек зрения следовало бы квалифицировать как недоразвитие, однако он справлялся со всеми своими основными потребностями. Эмоционально он вел себя как ребенок 4 или 5 лет. Создавалось впечатление, что он осознает, что происходит вокруг него, но ищет у меня подтверждений своей отсталости. Он был также неуклюжим в движениях. Я отметил это, когда он протягивал мне руку, придя на сессию. Он брал мою руку, но не делал никакого усилия, чтобы ее пожать. В ответ на мою просьбу пожать мою руку сильнее, он напрягал плечи. Мы приложили много усилий для того, чтобы он мог почувствовать способность рук устанавливать контакт с другим человеком. Он мог держать предметы, научился играть в гольф, но контакт с другим человеком был для него невозможен. Волна возбуждения задерживалась в плечах и не достигала его рук. В его глазах не было сияния духа. Он отставал в развитии и был замкнут в себе. Я чувствовал, что он, прежде всего, должен открыться миру.

Для этого Дэвид должен был научиться выражать свою волю. Он зависел от своей матери, которая его контролировала. Я предложил ему лечь на топчан с вытянутыми руками так, чтобы можно было наносить удары в знак протеста. Я предложил ему также одновременно выкрикивать «нет!» как можно более громко. Дэвид очень любил это упражнение. Он выкрикивал слово «нет!» радостным голосом и смотрел на меня в поиске поддержки. Мне было ясно, что ему не очень трудно стало сказать «нет» своей матери. Однако у него была бунтарская сторона, которая проявлялась странным образом. Например, когда он оставался один на прогулке, он мог нажать на аварийный сигнал на одном из пожарных ящиков, которые он встречал по дороге и после этого наблюдал, как пожарные машины разъезжают по городу с воющими сиренами в поисках пожара. Так как он выглядел весьма невинно, пожарники никогда не спрашивали его о том, что случилось, хотя он был единственным человеком поблизости.

Несмотря на то, что мать исполняла многие его желания, его заветной мечтой было получить хорошую работу, где он мог бы встречаться с большим количеством людей. Мать противилась этому, пока я не объяснил ей подробно, что именно это сейчас ему и нужно. Он нашел работу, которую очень полюбил, в посылочном отделе компании, расположенной поблизости, но продолжалось это немногим более нескольких месяцев. Он хотел найти другое занятие, но мать не сделала ничего, чтобы помочь ему в этом. Его терапия продвигалась успешно. Он двигался свободнее, стал лучше пользоваться голосом. Несмотря на то, что он никогда не упоминал о своем интересе к девушкам, я чувствовал, что он очень ими интересуется, и посоветовал его матери, чтобы она послала его на уроки танцев. Я знал, что танцы очень благотворно воздействуют на координацию движений и дадут ему возможность обнять девушку. Его мать могла с легкостью позволить себе такие затраты. С детства она водила его по разным специалистам для диагностики и лечения. Но через небольшой промежуток времени, после того как я вспомнил об уроках танцев, она отменила мои последние встречи с Дэвидом.

Тогда я понял, в чем заключалась проблема Дэвида. Его мать нуждалась в нем: опека над ним придавала смысл ее жизни. Ее мало что соединяло с мужем, который, как она подозревала, был связан с одной из женщин на своей фабрике. Без Дэвида ее жизнь стала бы пустой. Как же она могла позволить, чтобы он стал мужчиной и вступил в связь с другой женщиной? Я так и не представил его матери своих наблюдений на эту тему, так как был уверен, что она бы почувствовала себя уязвленной и преданной. Несмотря на то, что терапия закончилась определенной неудачей, и Дэвид, и его мать до сих пор поддерживают со мной контакт. Дэвид звонит мне время от времени и выражает желание встретиться со мной, но она никогда его не приводит. Ничего в их взаимоотношениях не изменилось. Потеряв свою идентичность как личность и как мужчина, Дэвид нуждается сейчас в своей матери также сильно, как она нуждается в нем.

Я думаю, что этот анализ проясняет проблему позднего развития Дэвида. Возможно, он получил определенное повреждение мозга из-за пренебрежения к своему интеллекту, но не в этом я усматриваю причину его проблемы. Мать запустила в него когти, когда он был младенцем и мог только уйти в себя. Он исключил осознавание этой ситуации, чтобы выстоять.

Если бы мы могли посмотреть достаточно глубоко в глаза людей, мы увидели бы их сомнения, боль, печаль, гнев — все их чувства. Однако это те эмоции, которые люди не хотят показывать. На Востоке и даже на Западе показать себя в печали или гневе означает потерять лицо. Мы стараемся скрыть свои слабости от других и от себя. Мы как бы поддерживаем молчаливое соглашение: «Я не буду заглядывать в твою душу, если ты не будешь заглядывать в мою». Мы считаем признаком хорошего воспитания не проникать под маски, которые носят люди. В результате мы редко видим сущности людей. Когда люди здороваются, они редко смотрят друг другу в глаза. В ответ на вопрос: «Как поживаешь?» — мы автоматически отвечаем: «Отлично!» Как же это далеко от традиционного приветствия африканцев: «Вижу тебя!», которое описывают путешественники.

Зрительный контакт является не только формой познания, но также способом установления энергетической связи с другим человеком. Мы буквально соприкасаемся глазами. Так происходит потому, что глаза заряжены энергетически, они посылают поток энергии. Люди, которые могут видеть ауру, окружающую человеческое тело, обычно видят этот поток, в то время как другие ощущают его физически. Многие люди говорили, что чувствуют, как кто-то на них смотрит, даже когда они стоят к этому человеку спиной. Если энергетический поток, соединяющий глаза двух людей, является сердечным и мягким, он может пробудить в их сердцах чувство любви. Отсюда происходит выражение «любовь с первого взгляда». Я сам не раз ощущал прикосновение глаз, которые вызвали в моем теле волны приятного возбуждения. Но глаза могут излучать как любовь, так и гнев и ненависть. Мы говорим о «дурном взгляде», который якобы имеет силу насылать на человека «порчу» или «сглаз». Гневный взгляд может быть так силен, что способен обездвижить человека. Ненавидящий взгляд может быть достаточно мощным и «заморозить» впечатлительного человека.