Молчание Гамельна (СИ) - Варенова Александра

— Мам, а где Руди?

Элизабет в скрытом раздражении передернула плечами и с особым зверством продолжила вскрывать банку помидоров.

— Работает. У него много работы.

— Он… тебя бросил? — Леона стиснула кулаки, готовая из-под земли Руди достать и как следует начистить ему рожу.

Элизабет громко стукнула банкой. Обернулась удивленно.

— С чего ты взяла? Нет, конечно. Надеюсь, что нет. Он сказал, что пока не может принять такую сторону меня и ему нужно подумать. Ну, пусть думает.

— Мам, почему ты помогаешь мне?

Элизабет вытерла руки и развернулась.

— Потому что люблю тебя, глупенькая.

— А Руди?

— Его тоже люблю. И детей я успела полюбить. Но любовь бывает разной и приводит нас к разным решениям. Твоего отца я тоже любила всем сердцем, но он выбрал другую женщину, и мы расстались. А моя любовь к тебе в прошлом сделала меня слепой. Жизнь такова, что любовь приносит нам и радость, и боль. У нее слишком много оттенков.

— Мам… Я правильно поступила?

— Это покажет лишь время, Лео. Это покажет лишь время.

* * *

— Внимание, новости! Друг за другом пропали трое подростков из разных частей Англии. Все они шесть лет назад проходили по «Делу о Гамельне» и были найдены благодаря усердной работе полиции. Выпущенный полтора год назад Нельсон Салливан, которого признали виновным в «Деле о Гамельне», на ориентировочное время исчезновения имеет алиби. Полиция продолжает расследование. Пожалуйста, окажите посильное участие!

Новости преследовали Леону везде — за завтраком, обедом и ужином, дома и на работе, на улице и в кафе. Случившееся обсуждали все от мала до велика. Редко какой покупатель не склонялся над стойкой: «А вы слышали, да?». Некоторые еще рассуждали о случившемся, сетовали на пагубное влияние интернета, высказывали надежды и только тогда уходили.

Под вечер Леона чувствовала себя измотанной вовсе не из-за удвоенного графика. Сложно знать правду — и молчать. Делать вид, что не имеешь к этому никакого отношения. И поздновато уже что-то менять. Шесть лет назад они переехали с мамой не для того, чтобы вокруг судачили и обсуждали причастность Леоны к «Делу о Гамельне». А стоит обозначить вовлеченность — заклюют.

— Один из детей найден! По показаниям, Чарли Маккой никуда и не исчезал, а просто жил у друга. Полиция проверяет информацию на достоверность.

Леоне нестерпимо хотелось начать курить — впервые в жизни. Она стала колупать ногти и перебирать волосы, которые собирала теперь в конский хвост. Сменщик отметил ее нервозность и круги под глазами, но Леона отмахнулась от него: «Разошлась с парнем». Женщины-волонтеры сразу навострили уши и надавали уйму советов от «Сходи в клуб оттянись» до «Пришли ему резиновую вагину». Леона с содроганием вспомнила «Рахум» и яркими картинками секс на кухне и в машине — и скисла еще больше.

В этот же день, по закону подлости, одна из покупательниц задумчиво протянула: «Я кажется видела одну девочку здесь, в Уотфорде. Я не уверена, но, может, позвонить в полицию?». Леона ответила с максимальным ехидством: «Конечно! Службы поиска будут рады недостоверной информации». Женщина поджала губы и ушла.

Одна из волонтеров удивленно посмотрела на Леону: «Тебя перед месячными кроет, что ли?». Леону крыло, о да. Очень не хватало Гамельна.

А дома, стоило сомнамбулой пристроиться на диване, где уже с чаем и печеньем расположилась Элизабет за просмотром сериала, с характерной музыкой эфир прервали очередные новости:

— Срочное сообщение. К нам в студию поступило множество звонков: пропавших девочек вместе с мальчиком-подростком видели по отдельности и вместе в разных частях Лондона. — Лениво слушая ведущую, Леона вдруг вспомнила, как Гамельн давал подросткам какое-то поручение: уж не это ли? — По последним сведениям, девочек засекли камеры на станции Юстон, а трое людей видели их в Клиссолд-парке. Дальнейшее местонахождение неизвестно. Если у вас есть сведения об этом — незамедлительно сообщите по номеру горячей линии.

А можно она позвонит Гамельну?..

Словно бы услышав это нестерпимое желание, Леоне позвонила Винтер с рабочего номера, пересказывая горячие новости: у них творился хаос и цирк! К Гамельну прямо во время занятия прорвались журналисты. Стали тыкать камерами, микрофонами, кидаться тысячью вопросов: «Правда ли, что вы похищали детей?», «Вас вела любовь к детям или жажда мести матерям?», «Хотели бы вы восстановить справедливость?».

Пока Гамельн стоял в ступоре, вперед вышел главный по собранию жильцов в здешнем районе: «Молодые люди, позвольте узнать, где ваши удостоверения и разрешения на съемку и интервью?», «Вы знаете, что находитесь на частной территории и нарушаете права собственника?», «А еще в курсе, что внедрение в рабочий процесс без предварительного согласования карается денежной компенсацией?». Еще и на значок о запрете фото и видеосъемки указал и потребовал фамилии с именами всех присутствующих.

— Эти журналюги сразу приуныли и напомнили сорок, ободранных бывалым котом. Так им и надо.

Леона прижимала телефон к уху и слабо-слабо на другом конце провода различала знакомую интонацию: Гамельн раскланивался перед старичками.

Полиция, судя по новостям, тоже ничего существенного не обнаружила. В специальном выпуске говорилось, что Гамельн, когда вышел из тюрьмы, временно жил у друга семьи, затем устроился на работу и снял квартиру. По барам не ходил, по бабам — тоже. Как примерный сын навещал раз в месяц мать. Короче, жил скучной жизнью человека, который осознал свою вину и исправился. Никаких пересечений и контактов с похищенными детьми: «Я похож на идиота?».

В следующий раз Винтер рассказала про еще один забавный эпизод, когда полицейские решили наведаться к соседке Гамельна. А потом удирали от единорожной дубинки как от чумы. «Это мой дом! Вы злые приспешники! Мой сосед знает радужный секрет, а вы — нет. И не узнаете. Эус! Гури! Памето!» Старички так вдохновились этой историей, что немедленно потребовали фанатку единорогов в свои ряды. Гамельн обещал передать ей листовку и приглашение. Но лучше бы та отказалась!..

* * *

Полицейские пришли и к Леоне: один пожилой с цепким взглядом и знакомым лицом, другой лет тридцати в очках и скучающий чуть более, чем откровенно.

— Леона Снайдер? Могу я задать пару вопросов? — разговор начал пожилой: его распахнутое удостоверение показывало, что отказ не принимается.

— Только недолго. Я надеюсь успеть на работу, — Леона покосилась на время в телефоне. — Проходите.

Пожилой полицейский поклонился и прошел в гостиную, а второй остался снаружи курить. Наверное, договорились действовать сообща.

— Как давно вы работаете?

— С девятого класса. В «Оксфаме». Вернее, сначала я там волонтерила, а после выпуска меня взяли в основной штат.

— Понятно, — полицейский умело и быстро осматривал дом, пользуясь перемещениями Леоны, которая потеряла бейдж. Пусть осматривает. Хоть до позеленения. Леона наворачивала уже круг третий. — А университет не тянете?

— Тяну. Но не хочу, — Леона, разозлившись, вывалила на стол все из сумки и стала перебирать кучу полезного хлама. А бейдж смирно лежал в наружном кармане, будто всегда там был.

— Понятно. Вы живете с матерью?

— Да, но планирую переезжать. Мама выходит замуж, а меня давно ждет взрослая самостоятельная жизнь.

— Значит, у вас все наладилось? Я рад. Вы не пытались поддерживать связь с другими детьми, вместе с которыми были похищены?

— У меня хватает друзей, — Леона зыркнула на полицейского так, как смотрела на мудилу, ляпающего про «прайд». — Шесть лет про них не слышала… С тех пор, как нас нашли в домике в лесу. А сейчас слышу из каждого утюга.

— Вы не думаете, что это снова действует Нельсон Салливан?

— Не думаю. Он не дурак. Зачем ему так рисковать? Мне вообще кажется — они сами ушли. Я бы ушла, если бы дома продолжилась жопа.

— Откуда знаете, что у подростков по-прежнему в семье разлад?